И вот гнев подчинился его воле. Вариан разорвал его хватку, и отныне гнев будет служить Вариану, а не наоборот.
«Спокойствие… равновесие… ярость», – прозвучал все тот же голос, принадлежавший ему… и на сей раз кому-то еще, на первый взгляд незнакомому, хотя Вариан и чувствовал, что должен бы его узнать.
«Зверь должен быть побежден, чтоб человек смог восстать… Гнев должен быть слугой, дабы человек был… цельным…»
Ярость усилилась, но уже не сама собой, а по приказанию Вариана. Теперь она была связана с его силой, а не с отчаяньем. Вариан вновь почувствовал рядом Тиффин, Андуина, отца и всех прочих, кто был ему близок, важен и дорог. Все они не теряли веры в него никогда – даже сын. Вариан понимал: Андуин сделал то, что сделал, не только ради себя самого, но и в надежде помочь отцу примириться с самим собой.
Гнев переполнил душу, однако Вариан был ему рад. Превращенный в оружие, гнев больше не был слепой, бездумной силой. Против такого оружия в его руках не устоять ни одному врагу.
Откуда-то неподалеку донесся горделивый вой. И Вариан откликнулся. Он, наконец, понял, кто призывает его. Голдринн. Ло’Гош. Древний в обличье волка. Ло’Гош звал его в битву. Перед глазами вновь потянулась череда образов тех, кто желал зла всем, вверенным его попечению, а особенно – Андуину. В этом новом видении Смертокрыл, хохоча, опускался с небес на Штормград. Обезумевший исполин упивался разрушением Варианова дома и бессчетного множества иных стран: его власть над самою землей заставила всколыхнуться весь Азерот. Мир до сих пор не мог оправиться от его злодеяний… но Вариан понимал: победа в этом сражении потребует времени и точного расчета. Пока что ему предстояло сразиться с угрозой более непосредственной. И лицо, и имя ее король знал еще до того, как сей новый враг сменил Смертокрыла перед его мысленным взором.
Гаррош Адский Крик.
Подумав о предводителе Орды, Вариан призвал на передовую свой гнев и для пробы дал ему волю. Гнев тут же достиг высот, недоступных простой разрушительной силе. Теперь, закаленный, обретший форму, он обрел и небывалую мощь.
Тем временем Ло’Гош завыл вновь.
Проснувшись и даже не заметив, что спал, Вариан вскочил на ноги.
Генн Седогрив больше не сидел прямо перед ним – и, пожалуй, к лучшему: только это и позволило гилнеасскому самодержцу, стоявшему в нескольких футах, отскочить назад, прочь с пути рванувшегося вперед Вариана. На взгляд короля Штормграда, Генн, даже оставаясь в облике воргена, двигался, точно во сне. Все вокруг словно бы сбавило скорость. Окинув взглядом остальных воргенов, Вариан обнаружил, что они, пусть даже быстро оправившись от изумления, движутся чуточку медленнее него.
– Голдринн… – вытаращив глаза, проговорил Генн. – Ло’Гош… его аура… она окружает тебя целиком…
Воргены вокруг них прижали уши, но не от страха – в благоговении.
– Голдринн и вправду касается твоего сердца, твоей души… – пробормотал Генн. – Древний волк чтит тебя, а значит, и мы – тоже…
Вариан не сказал ничего, однако и он наконец-то почувствовал то, что с самого начала знал Генн. Дух великого волка оказал ему честь, сделал его своим избранным воином.
Благодаря Голдринну – Ло’Гошу – и себе самому, Вариан понял, что должен сделать дальше.
– Я был безрассуден. Виной тому не только горечь утраты столь многого – столь многих дорогих мне людей, но и страх потерять то немногое, чем до сих пор дорожу, особенно сына, – сказал Вариан Генну и прочим воргенам. – Но теперь я все понимаю. Мы нужны Азероту. Все вы, и я – мы стали теми, кем стали, чтобы помочь ему. И помочь ему мы должны непременно…
Вокруг воцарилось молчание.
– Что же ты нам прикажешь? – наконец спросил Генн.
Но Вариан знал лишь одно.
– Пойдем навстречу судьбе вместе… и встретим ее в Ясеневом лесу.
23Очищение
Малфурион встрепенулся. Сколько же он пролежал без чувств? Этого он не знал. Знал только одно: немало. По крайней мере, день, а то и больше.
Медленно приходя в себя и оценивая положение, верховный друид отметил нечто куда более тревожное: он едва чувствовал собственное тело. Точно так же бывает, когда от тела отделяется облик для мира снов, однако верховный друид знал: он – в мире смертных, а вовсе не в Изумрудном Сне.
Внезапно в висках застучало. Малфурион постарался расслабиться, и стук унялся. Все это подтверждало его опасения: он стал чьим-то пленником, и тот, кто держит его в неволе, кое-что знает о способностях друидов.
Малфурион осторожно приоткрыл глаза. Начал с узеньких щелок, а когда это не вызвало сильного стука в висках, поднял веки еще немного.
Так он сумел увидеть, что висит в воздухе, в нескольких футах от земли. Попробовал повернуть голову, но в висках вновь застучало, и на сей раз стуку сопутствовала ужасная боль, живо напомнившая о муках, перенесенных перед тем, как получить удар по голове.
Делать нечего, пришлось вновь смежить веки и расслабиться. Когда же стук в висках и боль унялись, верховный друид удовольствовался взглядом вперед и попытками извлечь нечто большее из картины, доступной периферийному зрению.
Едва различимые, ноги его были широко разведены в стороны. Из этого следовало, что Малфурион подвешен меж двух деревьев. Кто-то не поленился потратить немалые усилия, чтоб обездвижить его понадежнее, и это казалось странным: могли бы попросту прирезать, и делу конец. Однако верховного друида предпочли оставить в живых. Тревожный факт…
Находился он недалеко оттуда, где угодил в ловушку. Сопровождавших его Часовых поблизости не наблюдалось, но Малфурион полагал, что выжить они не смогли: ведь он сам сумел избежать гибели только благодаря немалой силе. Случайная потеря двух жизней привела Малфуриона в ярость. Часовые погибли только потому, что попались в ловушку одновременно с ним.
Ближайшие деревья постарались предостеречь его, но слишком поздно. Ловушка явно была устроена очень тонко. Верховный друид мог бы поклясться, что ее ставили именно на него, иначе как она могла оказаться на его пути? Оставалось только жалеть о том, что он не известил обо всем Майев…
Неподалеку, на краю зрения, что-то дрогнуло, и вскоре перед верховным друидом остановился не кто иной, как Джеродова сестра собственной персоной. Держа шлем на сгибе локтя, она с подозрением огляделась – несомненно, в поисках пленителей Малфуриона.
Малфурион раскрыл было рот, но стук в висках возобновился. Впрочем, какой-то звук издать он, видимо, смог: Майев перевела взгляд на него.
– Итак, наконец-то очнулся.
Эти-то слова и открыли верховному друиду ужасную истину. Увидев его понимающий взгляд, Майев лукаво улыбнулась.
– Великий и могучий верховный друид Малфурион Ярость Бури, – с глубочайшим сарказмом провозгласила она. – Спаситель калдорайской расы! – Майев сплюнула на землю прямо под ним. – Скорее уж, уничтожитель всего, за что она ратует…
– Зачем? – с великим трудом прохрипел Малфурион, превозмогая порожденную этим боль.
Майев изогнула бровь.
– Ну, а вот это, стоит признаться, впечатляет. Ты должен был умереть в расставленной нами ловушке, но – надо же – еще умудряешься внятно говорить. Твоя сила превосходит даже мои расчеты.
Майев взглянула вбок. В поле зрения Малфуриона показалась Нева с еще двумя Стражами. Ничуть не удивившись при виде пленника, все трое отсалютовали сестре Джерода.
– Все приготовлено, госпожа, – доложила Нева, бросив взгляд на Малфуриона. – Но прежде, чем начинать, нужно разделаться с ним.
– Нет… он и здесь неплох. Никто из дарнасцев сюда не забредет. Наши жертвы придут лишь потому, что полагают, будто им и сейчас ничего не грозит! – Тут она смерила верховного друида пристальным взглядом. – Нет… он пока поживет. Я решила, что он заслуживает особой казни.
– Твой брат…
Внезапно Майев полоснула Неву яростным взглядом.
– Ты знаешь о его роли. И пальцем его не коснешься. Доверяя мне, он примет нашу сторону. Держи его в неведении и на время забудь о своих страстях.
Слегка оробевшая, Нева безмолвно кивнула.
– Скоро эти глупцы выступят в путь. Вы трое лучше всего ступайте с остальными. – Майев огляделась. – Где Джа’ара?
– Прибирает те самые улики, как ты и велела.
Майев захихикала.
– Хорошо. Обе Часовых сгинули навсегда, и о том, что мы посылали за верховным друидом, не узнает больше никто. – С этим она вновь бросила взгляд в сторону Малфуриона. – Принимайтесь за дело. Я только позабочусь о том, чтобы наш всенародный герой наслаждался муками чуточку дольше.
Ухмыльнувшись Малфуриону, Нева повела остальных Стражей за собой. Майев шагнула в сторону и вышла из поля зрения.
Все тело Малфуриона пронзила новая боль. Малфурион закричал, но не сумел издать ни звука: теперь язык и губы вовсе не действовали.
Когда боль поубавилась, перед глазами Малфуриона вновь появилась сестра Джерода. Теперь она взирала на него с абсолютным пренебрежением.
– Вот так-то лучше. Молчание – золото. Особенно в твоем случае. Как же я рада, что ты пришел в себя, верховный друид! Нева хотела прикончить тебя, чтоб не мешал, но я всегда полагала, что ты заслуживаешь много большего, нежели быстрая, сладкая смерть. Ты совершил столько преступлений против нашего народа…
Говорить Малфурион не мог, и посему попытался выразить мысли взглядом. Должно быть, это ему удалось.
– Нет, – пожав плечами, отвечала Майев, – я думаю, ты попросту слеп ко всему вокруг. Всегда так твердо уверен, будто все знаешь лучше… Но, будь оно так, вы с Тирандой ни за что не позволили бы этим гнусным убийцам вернуться к нам! Высокорожденных ждет лишь одно будущее – и ты его с ними разделишь!
Майев вынула из ножен на поясе кинжал и с любовью оглядела его.
– Видишь его? Этот кинжал особенный. Для братца твоего берегла, да так и не получила шанса пустить его в ход. Отняли там, в Запределье, прежде чем бросить меня в Клеть Стражницы, а назад получить удалось только после поражения Иллидана у Черного храма. Я хотела, чтоб умирал он как можно медленнее, чтоб у него было время понять, за что ему эта кара. Да, вы с ним и впрямь близнецы! Не только по рождению, но и в самонадеянности!