«Неужели вы считаете, будто Его высочество настолько глуп?» – тихо спросила Амэ.
Ее пытались уверить, что Эск – такой же мужчина, как и все остальные, и ему позарез нужен наследник чистой диллайнской крови вместо полукровки Идгарда, прижитого от шурианской шлюхи. Наблюдения Амеретэт говорили об обратном, а судя по тому, с какой легкостью Эск менял любовниц, ему вообще никто не был нужен.
«Девочка, ты любишь стихи Вигэрда?» – устало спросил Аластар, присев на край необъятного ложа.
«Очень», – честно ответила Амэ.
В кружевном пеньюаре, прозрачном и бесстыдном, она сама себе казалась отвратительной.
«Почитай, пожалуйста», – попросил князь, лег сверху на покрывало и закрыл красные воспаленные глаза.
Он три месяца не мог запомнить ее имя, но и обратно к отцу не отсылал. И Амеретэт хватило ума понять, что не сильное светлое чувство, вдруг вспыхнувшее в душе у диллайнского князя, привязало его к юной наложнице, но жесткий расчет и в некотором смысле удобство. После леди Лайд глупышку он бы рядом не потерпел, зато присутствие Амэ ограждало его до поры до времени от новых покушений на княжью постель и личную жизнь.
Взаимная выгода двигала людьми в циничный век: Эск по достоинству оценил умение девушки оставаться незаметной, Амэ благодаря этому качеству находилась рядом с человеком, которого имела несчастье любить. Ее природного ума хватило, чтобы понять – большего от Аластара не дождется никто.
Но когда Амэ увидела Джойану Алэйю Ияри, эрну Тэлэйт, Невесту Священного Князя Ролэнси... Меллинтан! Да барышня Веан просто Наивность во плоти! Она, оскорбительно низкорослая среди соплеменников, бледная до легкой прозелени, сизоволосая и худая, всего лишь смутная тень другой, Той Самой – Единственной в Целом Мире.
Среди огромного количества женщин, красавиц и не очень, умниц-разумниц, Аластар выбрал шуриа – щуплую и неприлично смуглую, чужую и видом, и нравом, и кровью. Она гуляла под ручку с рослой ролфийкой в мундире, а позади мрачной стаей крались остальные ролфи во главе с послом. Они даже не пытались изобразить светскость – они стерегли свою Невесту со всем свирепым тщанием. Разве только не рычали на нерасторопных амалерцев, мешающихся под ногами.
До того момента, как в Пассаже появилась шантийская леди, Аластар с фавориткой сделали два медленных круга вокруг фонтана неторопливым прогулочным шагом. Подходить раньше третьего – дурной тон, но, похоже, Аластару стало безразлично. Амэ пришлось вприпрыжку бежать, чтобы поспеть за Эском, который резко ускорил шаг, догоняя Джойану.
Ничто, так сказать, не предвещало – женщины поклонились, князь вежливо кивнул в ответ, Амэ изобразила низкий реверанс.
– Тебе категорически не идет зеленый, Джони, – сказал Эск вместо ожидаемого приветствия. – Это означает, что ты сделала свой выбор?
Ему плевать было на приличия, и тем более – на чувства Амеретэт. Вряд ли он еще помнил, что рядом фаворитка. Платье в ролфийских зелено-черных тонах и шляпка с такого же цвета лентами вывели Аластара из себя сильнее любых слов. И, действительно, совершенно не подходили шуриа. Ее личико стало землистого цвета, бледные губы возмущенно дрогнули.
– Кто бы говорил. Я сделала свой выбор сорок лет назад в Санниве. Забыл?
Зрелище крайне жалкое, если не слышать голос – негромкий, холодный, точно воды зимнего моря, и такой же обжигающий.
– Ты всегда была свободна...
– Зато ты – никогда, – бесцеремонно перебила Аластара дерзкая шуриа. – Даже сейчас. Впрочем... паровозы, разумеется, важнее.
И впервые удостоила взглядом фаворитку. Ни злости, ни зависти, ни презрения, ничего, кроме морозной стужи, в синих глазах лаунэйды.
– Я не стану оправдываться, – прошептал Эск.
– Как тебе будет угодно, князь, – пожала плечами шурианка. – Оправдания ничего не изменят. Ты все равно мой. Всегда был, есть и останешься. В жизни и в смерти.
Не сказала, нет, припечатала. Приложила раскаленное клеймо к обнаженному телу и насладилась запахом горящей кожи и застрявшим в горле криком. Амэ нервно осмотрелась вокруг, ожидая увидеть застывшую в ужасе толпу. Но ничего подобного не случилось. Фланирующая публика плавно обтекала беседующего князя с чисто диллайнской ненавязчивостью. Его высочество тоже человек, и он имеет право разговаривать с кем пожелает и о чем угодно, не опасаясь быть подслушанным. Завтра в светских салонах Амалера только и разговоров будет о встрече Высоких Особ, кумушки обмусолят наряды и каждое движение, изведут мужчин предположениями о предмете беседы, но здесь и сейчас – никаких эмоций.
– Я не смею вас задерживать, сударыни. Честь имею.
Быть умной горько, и природа жестоко отыгрывается на умных женщинах. Кто знает, может быть, зло заключено в тех книгах, которые они читают, написанных такими же узниками отточенного разума.
Амеретэт, разумница, ты считала – такое может быть лишь в книгах. Хлопай же ресницами и запоминай. Будешь потом внучкам рассказывать о том, как тощая шурианка загнала диллайнского князя в угол и обрекла себя на Аластара Эска.
– Счастлива нашей встречей, сир.
Ты все еще хочешь быть умной, Амеретэт? Не настало ли время совершить непоправимую глупость?
Джойана Ияри
Цвета спелой вишни, аристократически серое или розово-сиреневое? Джона мучилась выбором, терзавшим женщин испокон веков, – какое платье надеть? Официальный прием, даваемый Его Высочеством, Князем Файриста, это не то место, где можно позволить себе провокацию, тут надобно думать не о чувствах, а о долге перед метрополией. Но как выбрать правильно, если эти чувства вкрай растрепаны, а все окружающие требовательно ждут от тебя взвешенного и, главное, разумного решения. Что ж, они правы, еще одного черно-зеленого платья диллайнско-ролфийские отношения не вынесут. Грэйн половину ночи вычитывала Джоне за демарш в Пассаже.
– Если бы разговор с Эском услышал наш посол, то войны не избежать. Ты это понимаешь?
Ролфи такие! Когда речь идет о милости богини, они за ценой не постоят.
– Я говорила тихо. Кроме тебя и той девочки никто ничего не понял. Она будет молчать...
– С чего это ты взяла?
– Глаза умные. Слишком умные.
Да, коварная шуриа спровоцировала Аластара. Но все шло к тому, напряжение росло и стало невыносимым еще на борту «Меллинтан». Так чего тянуть с неизбежным? Если начать врать себе, то как тогда отличить ложь от истины? Разве только отрезать уши, которые слышали про паровозы. Пустое! Не поможет!
Все равно ничего не закончилось, потому что точку в этой длинной истории поставит лишь смерть. И так как убивать Эска, чтобы с чистой совестью отплыть в сторону Эйнсли, Джона не собиралась, то...
Выбрать из трех платьев или из трех мужчин – это так сложно. Кто-то, может быть, и успел забыть о Бранде Никэйне, но не шуриа.
«В земле Джезим жила женщина по имени Джойана, и было у нее три мужа». Всем троим, одному мертвому и двум живым, нашлось место в ее сердце, и ни от кого она не собиралась отказываться по доброй воле. Невзирая на два паровоза.
– Ты живешь чувствами, словно малолетняя девчонка, – проворчала Грэйн. – Ты давно должна была сделать выбор.
– О да! Распрощаться с Аластаром и ублажать Вилдайра. Это и вправду очень дальновидно и разумно.
«Один купил, другой продал. Как это трогательно и романтично».
– Ты не понимаешь, что значит для нас милость Глэнны, просто не можешь себе вообразить, как это, когда земля дает урожай, цветут яблони и рождаются дети.
– Я могу себе вообразить, как жить без Проклятия. Этого более чем достаточно, – фыркнула обиженно Джона.
И заснула вся печальная и непонятая, надеясь, что утро окажется мудренее вечера. Однако и оно не заладилось с самого, можно сказать, рассвета, когда курьер доставил для шантийской княгини личное срочное письмо из Янамари.
– Я ничего не понимаю, – подвела Джона итог прочтению краткой эпистолы. – Знакомство откладывается.
Навигация на Шанту закрыта до весны, а следовательно, Джойана собиралась провести в Амалере всю зиму. Приличному посольству, гостящему у союзников, вообще-то негоже торопиться с отъездом, иначе хозяева сочтут себя обиженными.
Но за ровными строчками синих чернил шурианка верхним нюхом учуяла сыновнее смущение. Рамман словно пытался сказать что-то важное, но сам не знал, как толковать неразрешимую житейскую загадку.
– Мне надо ехать в Янамари, – нахмурилась Джона. – А-с-ш-ш! Мой сын – жених настолько завидный, что любая девушка восстала бы со смертного одра, лишь бы поскорее очутиться замужем за ним. А эта медлит отчего-то. Надо разобраться.
Если бы Рамман не прислал это письмо, то его следовало бы придумать. Самой сочинить в крайнем случае, вместо того чтобы голову ломать и сочинять небылицы о причинах срочного отъезда.
Великие Духи помогли, не иначе. Если шуриа отчаянно желает изыскать повод для поступка, то таковой всегда сыщется. Янамари настойчиво звало Джону, как та могла противиться этому зову?
И видя, что подруга настроена не просто решительно, а прямо-таки воинственно, Грэйн сдалась без генерального сражения за безопасность подопечной.
– Хорошо, мы едем в Янамари, – сказала она и поплелась улаживать вопрос с послом.
Джона же осталась биться над выбором платья, завербовав в союзники Яфу, а когда и ее помощи оказалось мало, то пригласила ошалевшего от череды событий ир-Сэйгана. На его простоватой физиономии читалось отчетливое: «А давайте еще кого-нибудь убьем и закопаем вместо рассуждений о преимуществах и недостатках разноцветных бабских тряпок!»
– Вишневое слишком насыщенного цвета, как бы диллайн не сочли его вызовом княжьему статусу Эска, – размышляла Джона, накручивая на палец локон, выбившийся из-под чепца. – Серое... Яфа, как думаешь, на что намекает перламутровый атлас?
– На серых волков?! – ужаснулась девушка.
Ир-Сэйган щелкнул зубами, а шуриа страдальчески подняла очи горе. Шиларджи! Что за грубые невежественные времена?