– Кажется, этот кустик зовется олеандр. Никогда прежде не видел, кроме как на картинках.
Нежные ярко-розовые цветы и узкие кожистые, грубоватые листья. Такой контраст, а шуриа любят сочетание несочетаемого. А ролфи?
«Ах, наглец! – Элайн чуть не зааплодировала. – Какой экземпляр! Дерзите, сударь? Ну что ж, у меня найдется применение вашей дерзости, дайте срок!»
– Итак, вы умеете оглядываться вовремя, сударь, – усмехнулась она. – А каковы же иные ваши таланты, позвольте узнать? Шуриа, не стесненный в средствах, – довольно редкий гость в Индаре. Вы, должно быть, получили наследство?
Рилиндар глумливо хмыкнул.
– Лучше сказать – добровольное пожертвование от небезразличных к собственным судьбам граждан Конфедерации. Я, знаете, иногда бываю так убедителен.
«Ты округлила лукавые глазки, волчишка? Правильно делаешь! Когда-то давно Джэйфф Элир получал море удовольствия, перерезая глотки таким вот роскошным зверушкам».
– О! Отрадно слышать, что в здешних обывателях еще не угасло сочувствие к... – и вопросительно приподняла бровь, дескать, к кому? К нищему беженцу или, может быть, человеку, готовому примкнуть к повстанцам? – В салоне госпожи Раймис вы, кажется, обмолвились о «священном долге каждого свободомыслящего человека – борьбе с тиранией и несправедливостью». Или меня неверно информировали?
– Это как раз к вопросу о прошлом. Борьба с тиранией и завоевателями всех мастей – у меня в крови. Можно сказать, старая добрая привычка.
И деликатно отсалютовал. Мол, есть кое-какие навыки.
Самое удивительное, шуриа не чувствовал в женщине скрытой инстинктивной неприязни к его характерной внешности, к пугающему большинство обывателей оттенку глаз, к эмоциям, написанным на лице, принимаемым за кривляние. Леди Конри и в самом деле было все равно, какая из трех лун ему Мать. Главное – что он готов сделать для нее. Осталось лишь выяснить, чего же хочет от залетного шуриа прекрасная Элайн, в девичестве эрн Дагэйн.
«Уж точно не твоего сильного мужественного тела и чудесных свойств... м... магородной железы», – напомнил он себе и драматично понюхал безжалостно сорванный цветок олеандра.
Влюбить в себя, поиметь и бросить жену суки Конри – это очень-очень по-шуриански. Вполне в духе оперной постановки и романтической баллады. Но достаточно дважды посмотреть в эти зеленые, чуть раскосые глаза, чтобы понять: мужчины для Элайн существуют в трех ипостасях – как ходячие кошельки, живые ружья или досадные недоразумения.
«А что, если потом снять с нее скальп и послать в подарок Конри? Хорош-шая мысль!»
Жизнь заговорщицы полна неожиданностей, а уж если ты притом и жена шефа Собственной Канцелярии, то сюрпризы и вовсе начинают сыпаться на голову, словно зерно из прогрызенного мешка. Трижды Элайн похищали, дабы насолить ее супругу, дважды – пытались отравить, несколько раз в нее стреляли, а уж наушников, слухачей и прочих засланцев, пытавшихся завладеть доверием леди Конри, и вовсе перечесть пальцев не хватит. Женщина научилась быть осторожной и от предчувствий не отмахивалась. Подчас интуиция – это единственный шанс спастись. Но сейчас чутье Элайн молчало, будто у нее вовсе отшибло нюх. Кандидат в союзники не вызывал такой уж неприязни, хоть и нагловат оказался для шурианца, однако и симпатии – тоже.
«Ну, мне же с вами не детей нарекать, милейший господин Эрмид», – подумала леди Конри и промолвила многозначительно:
– Случается так, что привычки прошлого оказываются весьма полезны в настоящем. Как раз для создания будущего. И тут важно не ошибиться с выбором... единомышленников. Вот, к примеру, мой супруг, при всех его несомненных достоинствах, – человек прошлого. И в том будущем, которого мы желаем для Архипелага, ему места, увы, не будет. А каким видится грядущее материка вам, господин Эрмид?
«Тут уж только полный кретин не поймет, что ему предлагают! – начиная раздражаться, мысленно добавила она. – А вы, шурианский друг мой, не похожи на кретина».
У шуриа чуть глаза из орбит не вывалились от восхищения.
Дамочка только что предложила ему весь материк? Однако! Надо отдать должное леди Конри – она уже сумела превратить кучку болтунов в настоящую тайную организацию. То ли еще будет? Иногда отчаянным авантюристам удается то, к чему веками идут расчетливые и дальновидные политики и так и не достигают цели.
– Материк – это хорошо и, я бы сказал, весьма щедро. Вот только шуриа не так многочисленны, им такой кус не проглотить. Однако все меняется... Непрочен и недолговечен мир между Синтафом и Файристом, Вилдайр точит зуб на Конфедерацию, да и с севера приходят странные известия. Но, как подсказывает мой опыт, в мутном и бурном потоке водится самая большая рыба. Главное – вовремя начать лов. Я хочу поймать Шанту. Пока только Шанту.
Такой ответ Элайн удовлетворил.
– Что ж, мне понятны ваши сомнения, сударь, – доверительно молвила она. – Более того, я отчасти разделяю ваше недоверие. И в самом деле, стоит ли поверять свои чаяния человеку, с которым вы знакомы столь недолго? Но мы это исправим. Полагаю, вы не откажете мне в чести посетить этот дом... скажем, послезавтра, в шесть пополудни? Здесь соберется общество, которое могло бы показаться вам занимательным.
У олеандра запах резкий, почти приторный, а сок ядовит, но ведь это не мешает любоваться гроздьями цветов. И плата за прекрасный вид не так уж велика. Шуриа перевел взгляд с цветов на лицо Элайн. Половина дела сделана – он привлек к себе внимание, заинтересовал и оказался вовсе не столь покладист, как ожидалось. Видимо, до сего дня леди Конри зналась с детьми Шиларджи, которые ради красивого словца и гордого звания борца за свободу готовы прыгать и визжать от восторга. С другой стороны, если уж Элайн решилась прощупать потенциального... союзника на твердость убеждений, то наверняка разузнала о господине Эрмиде все возможное. И сложила один и один. Если в Рамсиле некий шуриа грабит банк, а потом в Индаре появляется шуриа, сорящий деньгами, то, скорее всего, это один и тот же человек.
Грабитель-революционер? А почему бы и нет?
Время работало против Джэйффа Элира. Его обольстительной визави достаточно лишь попросить у своих шурианских друзей опознать непонятного господина Эрмида. И когда бы целью его оставались красавцы из «Новой Рилинды», на том они бы с леди Конри и расстались. Но требуются еще и доказательства предательства Конри...
За соседней кадкой вздохнули с облегчением. Кто-то устал держать на весу пистолет.
– Я крайне польщен вашим доверием, миледи, и, разумеется, с радостью воспользуюсь вашим приглашением.
«Шиларджи! Как все сложно. В мое время к брюху эдакого претендента в соратники или чуть пониже просто приставляли ихинцу и спрашивали: «Жить хочешь, сука?» И еще одним рилиндаром становилось больше. А тут такие нежности!» – подумал Джэйфф.
– А теперь я сама провожу вас. Вашу руку, сударь.
«Напишу Бэхрему, пожалуй. Сегодня же. Хотя... – Леди Конри прикусила губу, вдруг засомневавшись. – Нет, позже. Я и сама вполне способна разобраться».
В свой поцелуй ручки шуриа вложил всю свою любовь и ненависть к детям Хелы, благо и того, и другого у него накопились немалые запасы.
Джойана и Грэйн
Тот, кто отправляется в путешествие в конце осени, всегда рискует не только простудиться, но и погрузиться в меланхолию. Унылые пейзажи за окнами кареты, ледяные пальцы вездесущих сквозняков, короткие дни и тягостные сумерки наполнят любое сердце тоской и печалью. Ноябрьскими долгими вечерами смертным надобно сидеть возле очага, попивать горячее вино и рассказывать притихшим детишкам страшные сказки, поминать добрых духов и почтительно отзываться о богах. И только самый беспокойный человек, отягощенный неотложными заботами, двинется в дальнюю дорогу по первому снегу.
Прошедший год выдался удивительно теплым, уж солнышко постаралось согреть землю, словно мать, укутывающая хворое дитя в мягкое одеяло. Тучи над Эскизаром ходили тяжелые, практически снежные, но проливались они дождем, и когда бы не более-менее приличные дороги, то Джонина карета уже сорок раз увязла бы в грязи. А если бы не Грэйн с капралом ир-Сэйганом, то и сама Джона погрузилась бы в печаль. Казалось, деревья тянут к шуриа черные руки, умоляя о чем-то важном, а вороны хрипло кричат вслед злые слова жалоб.
«Укрррали наши срррдца! Бррросили умирррать! Обескррровили! Шиларррджи! Шиларррджи! Прррости! Верррнись!»
И, как назло, Сизая Луна шла на убыль, отворачивая лик свой от земли, как опытный лекарь отводит глаза от безнадежного больного, не в силах врать о скором исцелении.
В гостиницах ночевать путешественницы больше не решились. В лучшем случае получится нэшанская история, а в худшем – могут и стрельнуть ненароком. И если бы не требовалось менять лошадей, то так бы катили до самого Дэйнла без долгих остановок.
Не слишком-то удобно двум женщинам трястись в карете целыми днями без возможности как следует помыться и привести себя в порядок, но Джона по-детски утешала себя историей Шиярши, у которой и вовсе никакого экипажа не имелось. Сказочная путница месила грязь своими ногами, и скорее всего – босыми. Так что нечего роптать!
«А в Кэдвене, должно быть, уже снег». Грэйн, изрядно утомленная сидением в карете, частенько выбиралась и продолжала путь верхом. Благо что мерин эрне Кэдвен достался смирный и к выкрутасам не склонный. Хорошей наездницы из ролфийки так и не получилось. Нет, в седле она держалась пристойно и вполне способна была на длительный марш, однако любви и взаимопонимания с конями, как Грэйн ни старалась, у нее все равно не возникло. Те времена, когда все лошади поголовно представлялись ролфийке загадочными и опасными тварями с непредсказуемым нравом, впрочем, остались позади. Теперь эрна Кэдвен научилась их различать. Кобылы – хитрые и коварные, потому что женщины; жеребцы – они жеребцы и есть, и связываться с ними – себе дороже. В итоге хоть сколько-то общий язык ролфийке удалось найти только с меринами. Хотя, будь ее воля, она предпочла бы мула!