Уйти, в общем, в любое время можно. Только почему-то никак я не решалась встать и сказать сестре, что всё, собирайся и пойдём! Хотя… рано ещё, на праздник, говорят, ближе к вечеру лучше идти, потому что на ярмарку идти – одно расстройство, денег на покупки нет. А если представить, как станет при виде продающихся украшений ныть Малинка, требуя свою долю сбережений, так и вовсе настрой пропадает.
И поэтому сидела я в магазине, вздыхала да прикидывала, во сколько начнутся праздничные огни и танцы.
Тут дверь отворилась, вошли две женщины, а сразу за ними несколько молодых парней. И Огний среди них. Сегодня он был краше вдвойне – новая белая рубаха на широких плечах как влитая, кепка с красным цветком на волосы аккуратно уложена, соломенные кудри – волосок к волоску, лицо румяное да здоровое, а на новом поясе красивая вышивка алыми нитями. Точно не мамина, у матерей дел больно много по хозяйству, чтобы так тонко вышивать. Невеста, поди, старалась.
Пожалеть что ли её, глупую?
На меня Огний даже не глянул. Он и его товарищи обсуждали праздник и танцы, пока один складывал в корзину сахар и чай. Женщины быстро купили два пакета конфет и ушли, а ватага парней подошла ко мне, со смехом водрузив на прилавок покупки.
– Там только и осталось, что кости. Подчистую сожрал, – ржал высокий рыжий парень. – В следующий раз, говорит, вари мне двух курей и репы побольше.
– Он и пол свиньи сожрет, не поморщится!
– Да, едок, каких поискать.
Огний опёрся на прилавок так близко, что чуть не задел меня плечом, и улыбался своим дружкам.
– Считай быстрей, красавицы, спешим! – Обратился ко мне тот, что покупки делал. Тут и Огний изволил на меня искоса поглядеть.
– Ну, всё, теперь быстро несём и у зеленых окон собираемся! Девчонки ждут. Занесёшь домой, на пороге оставь корзину. – Галдели парни наперебой, а Огний всё поглядывал с довольным кошачьим прищуром.
Расплатившись, они всей гурьбой тут же выскочили на улицу, Огний мне так ничего и не сказал. Ни день добрый, ни как поживаешь.
Я глубоко вздохнула, сама толком не понимая, радует меня это или злит.
Дёрнулась на скрип. Из ведущей в дом двери на меня внимательно смотрел Гордей. И молчал. И всё бы ничего, но он был неподвижен, а глаза, словно тёмная вода под луной, мерцают и переливаются, и от этого становилось жутковато. Так, должно быть, ждёт в засаде свою добычу зверь.
Ну уж нет, бояться я никого не собираюсь! И что, кстати, теперь со мной никто здороваться не будет? Я нервно отвела глаза, пересчитывая полученные монеты и ссыпая их в коробку.
– Привет, – наконец, поздоровался он.
– Привет.
Гордей подошёл. Только опять как-то странно себя вёл, смотрел так пристально, будто в чём-то нехорошем подозревал. Или беззвучно о чём-то спрашивал.
– Ты хочешь что-то купить? – Не выдержала я. Наверное, всё-таки обидно, что Огний даже не поздоровался. А ещё на сеновал звал…
– Кто это такие были?
– А?
Он, не отводя хмурого взгляда, кивнул в сторону улицы.
– А, эти… Местные, за товаром заходили.
Я закрыла коробку, поставила на место, потом пару раз поправила, чтобы стояла ровно. Потом смотрю – он так зубы сжал, что кожа побелела.
– Ты чего?
– Ничего. Гуляешь, что ли, с ними?
Я чуть не взорвалась. Как он мог такое подумать?
– А тебе чего? Какое твоё дело?
Он так долго молчал, что я решила, уже не ответит. За это время в голове пролетели тысячи фраз, как поядовитей сказать, что на праздник я с ним не пойду! Ишь ты, знакомы без году неделя, а он уже ведёт себя, словно меня с потрохами купил!
– Ничего.
Гордей на секунду прикрыл глаза – и тут же сверкнул на меня задорным взглядом.
– Так что, Жгучка, когда веселиться отправляемся? Сколько вам с сестрой нужно времени, чтобы собраться?
– У нас ещё работа! – Из упрямства ответила я. Чтоб не думал, будто я возьму и по первому зову с ним куда-то побегу. Иж повадились!
– Просто скажи, во сколько нам спуститься.
– Ну а если долго, чего, ждать будете? Идите пока сами, там и встретимся позже.
– Не пойдёт. – Коротко и невозмутимо качнул он головой. – Пойдём вместе.
– Нас ещё два часа ждать.
– Ладно. – Он замешкался. – Может, помочь?
– Чем? Посуду будешь мыть или сахар в мешках взвешивать?
Его брови полезли вверх, но он, надо признать, не отступил.
– Я посуду мыл только в походе в реке, если честно. А про взвешивание вообще ничего не знаю. Но готов попробовать!
И улыбнулся с азартом, будто на самом деле обдумывал, как и что станет делать.
– Да ладно! – Невесть отчего на моих губах появилась улыбка. – Не нужно. Хозяйка увидит, заругает. Давай через два часа во дворе?
– Хорошо.
Малинку я обрадовала сразу же и мы, меняясь в магазине, собрались по очереди, часу не прошло. Надели наши платья цветочные, я заплела сестре красивую косу и закрепила кольцом на затылке, она мне похожую, только узлом. Две заколки из блестящего серебра, единственные, которые взяли из дому, поделили поровну – одну ей, одну мне. Потом Малинка хотела сбегать помаду одолжить на кухне, но я отказалась. Как-то чересчур, алыми губами светить пред всем честным народом.
Потом пришлось сидеть и просто ждать. Сахар и чай мы развесили на порции быстро. Покупателей не было, скукота, Малинка то и дело вздыхала.
– Чего ты такой поздний срок указала? Ещё ждать и ждать.
Спорить снова не хотелось, хотелось улыбаться.
– Случайно вышло.
– Случайно?
Сестра косилась на меня и фыркала. Потом облокотилась на прилавок, растянулась по нему, как разморённая жарой кошка.
– Он тебе нравится, да?
– Кто?
– Ну, Гордей.
– Не-а.
– Как не-а? Он тебя пригласил, а ты согласилась. Чего согласилась тогда?
На этот вопрос ответа не у меня не нашлось.
– Не знаю, – честно призналась я.
– Нравится он тебе, – захихикала Малинка. – Точно говорю.
Я показала ей язык, чтобы отстала. Не добившись от меня ничего больше, сестра замолчала.
Так, со скукой и нетерпением мы провели последний час в магазине и даже лишних несколько минут задержались – чтобы нас встречали, а не наоборот.
Наши провожатые поджидали на улице у выхода. Когда я заперла дверь и обернулась, Малинка уже стояла возле Всеволода, радостно заглядывая тому в лицо. Всеволод, кажется, хмурился.
Потом я поняла, что Гордей подошёл почти вплотную, и вздрогнула, потом сама на себя рассердилась за это.
– Я рад, что вы не опаздываете. Почти. – Сказал Гордей, оглядывая меня и довольно улыбаясь. – Готовы?
– Я вперёд, – окинув нас всех отеческим взглядом, заявил Ярый и пошёл по дороге, вертя головой по сторонам. – Ох уж мне эти праздники деревенские! На первый взгляд все такие правильные да спокойные, а как время за полночь, да все бочки хмельные пусты, так за каждым кустом только и видишь, что…
– Кхе, кхе. – Громко откашлялся Всеволод.
Ярый глубоко и печально вздохнул:
– Я и говорю – скукота.
До городской круглой площади идти было недалеко, а сразу за ней – берег, где вечером станут жечь костры и запускать колдовские огни. Я старалась смотреть под ноги, а не на Гордея, который шёл рядом. Рубашка на нём была не такая белая, как у Огния, пояс из тех же ремешков кожаных, зато жилет праздничный – с витым узором из кожаных шнурков. Будь такая у любого парня из деревенских, они его не снимали бы никогда – видна работа мастера, такого же редкого, как мастерица лент, в которые мы с сестрой с первого взгляда влюблены. Об этих лентах забыть не можем. А Гордей будто только вспомнил о жилете своём. На Яром похожая, а Всеволод никак к празднику не готовился, разве что причесался. В общем, собирались на праздник они тяп-ляп, не то что мы – лучшие платья надели да причёски какие смогли красивые сделали.
Я подумала, что было бы смешно наоборот – мы с Малинкой натянули бы, что из сундука выудили на скорую руку, а они бы целый день готовились – и одежду до пылинки вычистили, и у цирюльника побывали, и розовой водой вымылись. Не удивлюсь, если Огний так и сделал.
Смешно стало от этой мысли, жуть.
Малинка и Всеволод шли позади нас и молчали. Но казалось со спины, что одно молчание надутое, это явно сестрица, а второе упрямое, тут тоже гадать нечего.
Ярый пару раз оглянулся на нас, потом покачал головой и заговорил:
– Да… В такой тишине только на похороны ходить. Может, кто-нибудь спросит девчонок, откуда они? Почему одни живут, в услужение почему пошли? Родные их где?
– И правда. – Оживился Гордей. – Откуда вы? Где родились и выросли?
Конечно, такие расспросы считаются обычными, о себе все любят поговорить, но не в нашем случае. Я оглянулась на Малинку, делая страшные глаза, чтобы не вздумала рта открывать! А то выболтает сейчас Всеволоду что надо и что не надо!
– Жгучка? – Не услышав ответа, переспросил Гордей. – Откуда вы?
Это всё Малинка виновата, что теперь меня так каждый встречный кличет!
– Ожега меня звать! Ожега!
– А мне Жгучка больше нравится. – Дразнился Гордей. – Тебе больше подходит.
– Точно. – Фыркнул Ярый. – Так откуда вы?
– А вы?
– Мы из города Гнеш, – говорит Всеволод. – Слышали о таком?
– Нет. Все оттуда?
– Ну да, мы с Ярым там родились, Всеволод в другом месте – Болотницы называется. Мы много лет друг друга знаем.
– Откуда?
– Обучались вместе.
– Чему?
– Это допрос? – Радостно влезает в нашу со Всеволодом беседу Ярый.
– Да!
– Жгучка, да хватит уже, – тихо тянет за спиной Малинка. – Чего они такого спросили?
В общем-то, ничего, конечно. Гордей поворачивается ко мне, задумчиво смотрит.
– Люди, когда боятся, часто кричат и ругаются. Это потому, что они не знают, как ещё поступить.
Я так и вылупилась на него.
– Ты что, серьёзно?
– Нет, конечно.
Мы смотрим друг другу в глаза. Даже не знаю, когда мы перестали идти и остановились, и описать не могу, как завораживающе светились его зрачки… этот лунный блеск с каплями золота… только крики нас прервали – где-то на ярмарке торговка ругалась с покупателем.