– Хорошо, они тоже слово дадут.
Голос как будто уговаривает, причём не их, а меня.
– Клянусь, от моей руки вы не пострадаете. – Говорит Всеволод.
– Клянусь о том же. – Говорит Ярый и отходит к костру.
– Если вы соврали и сестру хоть пальцем тронете, клянусь, умру, но глотку вашу успею перегрызть! – Неожиданно почти рычу я. Были бы у меня клыки, показала бы им, чтоб готовились, но у меня, жаль, только зубы.
– Мы знаем, что ты точно так и сделаешь. – Спокойно отвечает Гордей.
Ага, прониклись? Думают, я совсем беззащитна? Нет, злость даст мне сил!
Но может, воевать не придётся? Всё-таки раньше мы почти… дружили.
– Ладно, говори, что хотел.
Вряд ли бы они разговоры разговаривали, если б собирались насильничать. Меня коротко передёрнуло, но я взяла себя в руки. Сестра тут, нужно тянуть время и думать, думать.
Гордей вдруг… замолкает с приоткрытым ртом. Его лицо растерянное, глаза вылупились. Он старается что-то сказать, я вижу, очень старается, но то ли слов не находит, то ли они слишком неприятные, произносить неохота. Потом он перестаёт тужиться и с мольбой оборачивается к друзьям, но те только плечами пожимают.
– Ладно.
Гордей решительно упирается ладонями в колени.
– Мы должны были забрать вас из города… потому что твоя сестра оборотень.
На Ярого вдруг нападает приступ кашля, он весь покраснел и никак не может успокоиться. Всеволод отворачивается и бьёт друга по спине, помогает, чем может, хотя у самого горло схватывает. Я слежу за обоими, пока новость не проникает в голову.
– Что?!
– Ну, да, так и есть. Ты разве не замечала за ней странностей? Принюхивается к чему-либо или резко двигается? Шипит? Мясо любит больше любой другой еды, и такое, недожаренное. И, к сожалению, отцы у вас разные.
– Это я знаю!
– И вот… нельзя вам оставаться в человеческой деревне. Дела такие – будет война, Жгучка. Мы её не хотим, однако миром разойтись не выходит. Люди желают забрать нашу землю, которую придётся защищать. И если… если в людских землях узнают, что она оборотень, вас убьют. И её, и тебя, не посмотрят, виноваты вы в чём или так, мимо проходили. И нас не нужно бояться – клянусь, мы отведём вас на звериные земли, в безопасность. Ну… там можете остаться в любой деревне или городе, где захотите. Мы поможем с устройством, свои должны жить у своих. Будь у нас больше времени, мы бы всё вначале обговорили, спросили бы вашего согласия, но времени нет. Вот и пришлось уезжать так… наскоро. Всё.
Я глубоко вздохнула. Гордей с ожиданием смотрел снизу вверх, ждал ответа.
– Вы что, оборотни?!! – Завопила я. Так громко, что сверху посыпалась листва. Пришлось отпрыгивать в сторону и стряхивать её с одежды.
Теперь приступ кашля напал и на Всеволода, и на Ярого. Пока Гордей растеряно хлопал глазами, они ухохатывались, я всё слышала!
– Как и твоя сестра, – уточнил Гордей.
Всеволод вытер слёзы рукавом и сел на прежнее место, подкинул в костёр пару поленьев.
– Всё так, Жгучка. Оборотни мы.
– Как тот людоед, что в Вишнянках был?
Они стремительно помрачнели.
– Тот людоед был болен, Жгучка. – Сказал Гордей. – Он заразился Яростью крови и потерял свою вторую, человеческую половину. Но разве мы на него похожи? Посмотри – мы говорим, носим одежду и никого не загрызли. Как и твоя сестра, – подумав, добавил Гордей.
На меня обрушилась догадка.
– Так это вы его убили?! Вы, а не старосты!
Миг – и передо мной вместо Гордея сидит кто-то другой. Существо без возраста и лица, величественное и сильное, как божество, смотрящее сверху.
– О том я тебе позже скажу.
И я не рискую спорить и кричать, не в этот раз. С трудом выходит сдержаться, чтобы не отступить, хотя бы на несколько шагов. Лучше – прямо к сестре. Но нет уж, не дождутся!
Я только голову выше задираю.
Его взгляд постепенно смягчается, и лицо совсем прежнее – светлое, открытое. Может, показалось, другого и не было?
– Вот такие дела. – Говорит Гордей. – Только ты пока сестре не говори, что она оборотень.
– Почему? – Из упрямства спросила я.
– Ну… Испугается ещё. Мы сами расскажем. Позже.
– А что мне ей сказать? Вот проснётся она, спросит – где мы? Почему? А я?
– Скажи, я влюбился в тебя так сильно, что не смог с тобой расстаться и украл тебя, а теперь везу к своей матери, чтобы закатить праздник и при всём честном народе на тебе жениться.
– Что за бред! – Рассердилась я и даже ногой топнула. – Малинка не поверит!
– А ты говори убедительно.
Нашёл время смеяться! И снова зубами белыми и взглядом жгучим меня с пути сбивает, знает же о своей красе, вон как уверено улыбается и плечи широкие расправляет.
И сердце с готовностью ёкает, меня предаёт!
Всё, хватит пока.
Я отворачиваюсь от костра, и ноги несут меня к сестре, которая спит, как ни в чём не бывало, словно дома в кровати лежит.
Рядом с ней наши вещи в сумках. Я открываю одну, проверяю – всё на месте. Они не просто нас увезли, они собрали наши вещи! Одежда, расчёска и заколки, даже мешочек с монетами, который я прятала под половицами.
– Как вы узнали, где лежат деньги? – Оглянулась я.
– Учуяли. Нюх у нас хороший.
Я сажусь рядом с сестрой, чтобы убедиться – с ней всё в порядке. Так и есть, её тепло укутали, удобно положили, и она дышит ровно и спокойно, как обычно во сне. Значит, каким-то колдовским порошком одурманили! Я пытаюсь удержать голову на весу, а она всё тяжелее становится, так и падает на грудь.
– Ложись спать, Жгучка. – Гордей подходит тихо, почти подкрадывается, приносит мне одеяло, которое я бросила, когда убегала. – Отдохни. Утром мы обо всём договоримся. И что с сестрой твоей делать, чтобы не испугать. И куда вас пристроить, чтобы не хуже, чем в Вишнянках было. Я обещаю, что всё наладится.
Действительно, чего теперь-то суетиться и мельтешить? Я заворачиваюсь в одеяло и ложусь возле Малинки.
– Ты не боишься меня больше? – Еле слышно спрашивает Гордей. – Прошу, не бойся меня. Это очень неприятно.
– Не надо было меня воровать, – упрямлюсь я, натягивая на нос шерстяную ткань, приятно пахнущую свежестью.
А глаза сами закрываются, сон возвращается обратно, такой крепкий и спокойный, что просто удивительно!
– Я не мог иначе, – тихонько смеётся Гордей.
***
Когда путь в Гнеш был проложен и все вопросы решены, уже светало, так что не было смысла ложиться. Только Ярому разрешили поспать, потому что он ночью трудился больше остальных – отвечал за сон постояльцев. Работать с ведунскими травяными сборами, которые нужно раскуривать строго по указаниям, непросто, и поддерживать дым нужно уметь.
Так что теперь Ярый спал, а Всеволод и Гордей сидели у костра и ждали рассвета, времени, когда можно начинать варить кашу на завтрак.
– Все время забываю, какой ты еще ребенок. – С улыбкой покачал головой Всеволод.
– Ну, это ты преувеличиваешь, – беспечно отмахнулся Вожак.
– Да. Но ненамного. Малинка – оборотень... Надо же было такое ляпнуть! Как выкручиваться будешь? Ну, когда правда вскроется?
– Позже подумаю, пусть привыкнет пока ко мне.
– Привыкнет, влюбится и простит?
– Да!
– Ох, чую, ответишь ты ещё за эту выдумку!
– А что делать-то было? – Он вздохнул. – Правду сказать? После всего? Это слишком. Я как представил, что ко всему прочему ещё сообщу про отца-оборотня… Не смог, если честно. Надо по чуть-чуть говорить.
– Может и так. А может, лучше бы покричала разок, зато потом в голове ничего не выдумывала. Только поздно уже. Теперь в правде признаваться, только больше путать.
– Всё хорошо будет.
– Угу. А ты знаешь, что за оберег у неё, который сущность звериную скрывает?
– Нет, конечно. Думаю, она сама не знает.
– Но это мать его ей сделала?
– Мать… Больше некому. Кто ещё знал, что она рысью родилась?
– Нужно к ведуну нашему, спросить, как оберег убрать. И нужно ли вообще убирать.
– Что ты имеешь в виду? – Нахмурился Гордей.
– То и имею. Сам знаешь, как звери взрослые без перекидывания в людском теле застревают и костенеют. Коли с малолетства не привык перекидываться, можешь кости сломать, нутро разорвать и не выжить. Некоторых лучше не трогать. Может, пусть живёт себе человеком. Главное, чтобы на детях не отразилось.
Гордей вздохнул.
– На детях… Тут до обычного свидания ещё не известно когда дело дойдёт, а ты – дети.
***
Малинка, к удивлению, восприняла наше похищение с восторгом. Проснувшись, в отличие от меня, сестра даже не стала кричать и беситься, вместо этого только и делала, что смотрела на Всеволода с ещё большим обожанием и без конца улыбалась.
А уж когда услышала, как Гордей соловьём заливается, извиняясь и травя байки о том, как влюбился в меня с первого взгляда, да крепко, на века, и теперь ни за что никогда меня не отпустит и пусть Малинка будет рядом и свидетельствует, что он сделает меня счастливой, так и вовсе растаяла!
Говорю же, шибко наивная у меня сестричка.
Я, понятно дело, все эти сладкие речи мимо ушей пропускала, будто не обо мне речь, но стала приглядываться к Малинке, выискивая признаки оборотня.
Ничего не нашла. Ни к чему она не принюхивалась и не прислушивалась. Не прыгала и зубов не скалила. Я и то больше принюхиваюсь, чем сестра.
Но так или иначе, нам следовало поговорить. И сразу после завтрака, когда оборотни получили наше согласие идти с ними (а что ещё оставалось), я увела Малинку в лес, мол, одна боюсь, и мы ушли к ручью. Там вода журчит и если шёпотом говорить, оборотни могут не услышать.
– Ой, Жгучка, как я рада, что всё так сложилось! – Зачастила Малинка, не успели мы отойти от стоянки. – Просто чудо! Я знала, знала, что с тобой такое произойдёт! Гордей сказал, что он в тебя влюблён и хочет на тебе жениться. Так влюблён, что даже из дому выкрал!
– Ага, как же.
– Ты чего такая кислая? Могла бы и порадоваться. Это же… такое не с каждой случается! – Пристыдила меня Малинка.