Когда-нибудь я узнаю, в чём тут дело! И тогда, может, решу ему улыбнуться.
Следующим днём лес словно редеет, мельчает – и вот на пригорке показывается дом. Длинный, каменный, с огромными окнами чуть ли не в человеческий рост. Крыша словно красные ступени с закруглёнными краями, висящие прямо над стенами. Вокруг широкое поле, травой покрытое, на которой ровные дорожки протоптаны.
А вблизи дом оказался просто огромным! Чистота вокруг небывалая, весь двор камнем покрыт, и не простым, а выложенным узором. Дорожки песком засыпаны и все ровные-ровные. И ни одного инструмента, или старого мешка, или курицы – будто гостей встречают. Или тут всегда так прибрано?
Мы с Малинкой слегка оробели, особенно когда волки ссадили нас на эту площадку из камня, а сами забрали коней и на задний двор направились, будто сто раз тут бывали. Нам велели у главного крыльца ждать.
– Как ты думаешь, какие богачи тут живут? – Шёпотом спросила Малинка, останавливаясь у ступеней. Крыльцо было каменным и просторным, редко где такое увидишь. У нас и дома-то из дерева строят, каменные больно дорого, а тут на крыльцо камень тратить! Да ещё ровный какой, белый-белый. Дом нашего деда, конечно, из камня был, да когда стал сыпаться, отчим орал слугам, что пусть выдумывают, как деревом залатать.
Не знаю, чем залатали, мы к тому времени бежали с Малинкой. Я, помнится, ещё решила – дом сыпется, потому что не для кого стенам больше стоять!
– Чей он? – не унималась сестра.
– Не знаю.
Самой интересно. Это же не дом, это почти замок, крыша выше самих высоких деревьях! Мы зажиточные были купцы и в городе богатом жили, но таких домищ там ни у кого не было!
– А они словно к себе домой вернулись, – шепчет Малинка, украдкой поправляя волосы и отряхивая платье.
Я и сама так подумала. Слишком свойски себя тут чувствовали волки, будто не сомневались в тёплом приёме.
– Пойдём или тут подождём?
Я посмотрела на сестру внимательно – губы чуть ли не дрожат. Боится.
Не знаю, кто тут живёт, но не желаю я, чтобы хозяева думали, будто к ним в гости две трусихи заявились, что даже не могут решиться из тени выйти, так и сидят в кустах.
– Пойдём!
Я решительно поднялась на крыльцо, под навес, Малинка за мной. Тут у окна стояла странная лавка, с дугами, как у кресла-качалки. Целая лавка-качалка?
Наверное, войти без приглашения нам было бы непросто, но не пришлось. Дверь, обклеенная золотыми пластинками, отворилась, из щели выглянул Гордей.
– Чего стоите? Заходите.
Хотелось ему сказать, что нас не приглашали, вот и стоим, нельзя же без спросу в чужой дом лезть! – но он уже пропал. Пришлось молча входить.
Внутри здание было еще краше, глаза так и разбегались!
– Пойдёмте, в комнату отведу. А дом осмотреть ещё сможете, хоть до вечера тут ходите да разглядывайте. Даже руками можете трогать.
Гордей пошёл вперёд, мы посеменили следом. Не сомневаюсь, что у меня, как у Малинки челюсть отвалилась, настолько вокруг было красиво! Все стены расписаны картинами. Натурально, не картина висит, а сама стена в росписи, от пола до самого потолка, да в такой искусной! А на потолке – лепнина. А на полу – мозаика из дерева, и всё натёрто до блеска, можно как в зеркало смотреться.
В таком доме должно быть много слуг, чтобы за все этой красотой следить, но вокруг пусто, ни звука лишнего.
Где-то в конце коридора Гордей распахнул дверь.
– Здесь ваша комната будет. Переодевайтесь, отдыхайте, потом выходите, мы или в кухне будем или на дворе.
– А если мы заблудимся? – спросила я, ничуть не сомневаясь, что это произойдёт.
– Тогда, Жгучка, просто позови, – скалится Гордей во все зубы, со свойским видом наклоняясь так близко, что приходится на шаг отступить. Брови сами собой насупились. Опять дразнится!
– Как позвать? – Спросила Малинка.
– Да крикните просто любого из нас погромче, кто-нибудь вас встретит.
Гордей ушёл, а мы молча осматривали хоромы. Да уж, много где мы с Малинкой жили, и в сарае у деда Шиха, и в большой красивой детской, пока мама была жива – но в таком месте никогда! Всё равно что коридор, по которому только что шли, но шире и с огромной кроватью посередине.
Малинка разулась, побоялась ковры испачкать, а я повернулась к стенам.
– Смотри! Это же белоглазые!
На картинах были нарисованы они – дивы. Красивые, как лесные, изящные, богато одетые. У дам зонтики прозрачные и причёски что кружево, все дети, словно маленькие принцы и принцессы, одеты. А вокруг сад, где каждый цветочек словно специально посажен, каждая травинка на своём месте.
И у всех людей на картинке были белые глаза, словно художник забыл пририсовать зрачки. Но это не так – просто их глаза на самом деле полностью белые, как вареные яйца.
– Жуткие какие, – передёрнула плечами Малинка и тут же забыла о них, побежала в угол за кроватью и оттуда уже сообщила мне, что там за дверцей настоящий туалет!
И раковина есть с полочками, на которых розовое мыло. Большое зеркало в золотой росписи. И кран, из которого вода лилась. Как у Великого князя в замке, отчим рассказывал. И мама упоминала, что дед когда-то тоже такое сделал, да после передумал и убрал прочь из дома все колдовские штуки. Невзлюбил под старость лет колдунов незнамо за что. А водопровод и туалет – это колдуны так богатые дома научились обустраивать, много сил на это уходит, но зато страсть как удобно!
– О! – Кричала Малинка, наблюдая, как в фарфоровую чашу бьёт струя воды. – Как тут должно быть стирать удобно!
– Не думаю, что дивы тут стирали, – фыркнула я. Мелкая плитка с искусным рисунком, которой покрыты все стены, пол и потолок, слишком красивая, тонкой работы, в таких местах не стирают. Да и мыло нежное, пахучее, стоит должно быть немало – и тратить его на чулки и бельё?
– А мы?
– Что мы?
– Ну, постираться надо. Мы где будем?
– Мы в прачечную пойдём, туда, где нормальные корыта и вода есть горячая. И щелочи сколько нужно. В этой раковине разве что носовой платок можно стирать, да и то холодной водой толком не отстираешь.
– И то верно.
Впрочем, в остальном комната была такая, что грех жаловаться!
На чистую кровать мы заваливаться не стали, после леса всё-таки, все пыльные да потные, хотя и пощупали её руками – простынь аж хрустит, а одеяло словно только вчера пухом набили!
– Пошли узнаем, где искупаться можно. – Сказала я. Мы взяли чистую одежду и пошли.
Коридоры были пустыми, шаги грохотали в них, будто мы каблуками по железным воротам били.
– Может, позовём кого-нибудь? – Тихо спросила Малинка, осматривая стены. Кажется, картинки там ни разу не повторялись.
– Вот ещё!
– А вдруг заблудимся?
– Не заблудимся! Все дома одинаково строят, коридор прямой, на концах лестницы, иного не придумали.
Сестра недовольна осталась, но шла следом. Не понимает, что к волкам за помощью следует как можно реже обращаться, они нам всё же не родственники и намерения их нам неизвестны.
Ну, как я и говорила! Совсем скоро мы вышли к лестнице на нижний этаж, а там повернули и сразу на кухне оказались.
Первое, что мы увидали – кислого Ярого, который сидел на лавке и чистил картошку, а её у его ног было с полведра. Вид у него был такой потешный, что я не выдержала и засмеялась.
Волк грозно сверкнул на меня глазами, а потом поднял верхнюю губу и на свету сверкнули белые острые зубы.
– А ну, чего задумал! – Раздался женский голос. – Нечего девок пугать. А вы чего встали?
– Добрый день. – Я присела в подобии реверанса, которым нас обучали при матушке, пока она живая была.
– И тебе добрый.
Женщина, верно, была поварихой. А может, и нет, в фартуке, но без колпака, волосы одной косынкой прикрыты. Она была ядреной, что говорится, то есть имела весьма крутые формы и круглые румяные щёки. А ещё слишком прямо смотрела для прислуги, верно, всё же не повариха. А кто? Понятия не имею.
– Меня зовут Ожега, а это моя сестра Малинка. – Представилась я. – Мы хотели спросить, нельзя ли нам где-нибудь искупаться и одежду постирать?
Женщина, пока я говорила, смотрела на меня с изумлением.
– Да ну! Ты – Ожега?
Она покосилась на Ярого и хмыкнула.
– Она это, она, – не поднимая головы, подтвердил волк. – Не знаю я, чего она такая добренькая.
Я возмутилась и хотела ответить, мол, а обычно я что, не добренькая? Но не стала.
– А я тётка Фроу. Есть хотите? – Улыбаясь с хитринкой, спросила женщина.
– Хотим, но помыться хотим больше, – призналась я.
– Тоже верно, после еды-то пар не погоняешь, разом сморит! Сейчас мужа кликну, он как раз баню топит. Пойдёмте.
Тётка Фроу бросила на огне котелок, мимоходом приказав Ярому следить, чтобы не выкипело и чуть что с огня снимать, чему тот явно не обрадовался, и повела нас через другую дверь на улицу.
– Вещи грязные в предбаннике оставьте, постирают.
– Нет, мы сами можем!
Что мы, белоручки какие?
– Оставьте, сказала. – Беззлобно повторила тётка Фроу, но стало понятно – спорить дальше бесполезно, оскорбится. – Чистое есть?
– Да. – Малинка показала ей вещи, которые она взяла с собой и несла на вытянутых руках, как праздничный каравай.
– Вот и ладно. Чистое к утру у комнат ваших оставлю. Полотенца там, в бане, есть, берите, сколько нужно. Мыла побольше, там тоже есть, а то словно поросята чумазые, в лесу-то поди всю пылищу собрали. Ну, это ничего! Это мы враз смоем!
Тётка Фроу привела нас к бане на заднем дворе, и баня эта была такой же огромной и красивой, как дом. Видимо, дивы в ней мылись.
– Кропик, выходь! – Крикнула тётка Фроу и из предбанника показался краснолицый ладный мужчина с пышными усами.
– Добрый день, – в один голос поздоровались мы с Малинкой.
– И вам добрый, – усмехнулся Кропик, а глаза так и бегают. – Париться хотите?
– Хотят, – ответила за нас тётка Фроу. – Готово?
– Да. Веники в предбаннике. А если банщик надобен, только кликните!