– Обидели тебя? – Нахмурилась тётка Фроу.
– Нет!
Ага, так я и сказала! Ведь не зря волки пришли в этот богатый дом, как в свой собственный, не зря тётка Фроу приняла их как родных. Что-то их связывает.
Я невольно принялась теребить мамин браслет на руке.
Тётка Фроу сделала мне чай и мёду дала.
– Позже печенья напеку, если дождёшься.
– Мне и так пойдёт, спасибо.
Она молча вернулась к работе, я молча пила чай.
Что дальше? Ума не приложу.
Денег ему мало, ты подумай!
Но он так серьёзно говорил о нашей общей судьбе. Так уверенно. Как будто не сомневался, что рано или поздно наши жизни сплетутся, станут одним целым!
Это меня пугало? Не только.
Я боялась ошибиться. Малинка мелкая ещё, ей позволительно красивым словам верить, но я-то уже старше. Я уже слышала ложь. Ведь наврали они, что моя сестра оборотень, так почему остальное должно быть правдой? Даже Всеволод, которому верить легко, и тот врал! Человек или честный, или врун, не бывает врунов наполовину! Раз начал – не остановится.
И в Гнеш… Нельзя туда идти, вот что я поняла. Нужно сбежать раньше.
Только как? Попробуй от этих волков отделаться! Вцепились, как клещи!
О, а тут Гордей собственной персоной появляется. Прокрался из коридора, словно кошка, ни звука, ни шороха.
– Фроу, можно я с Ожегой поговорю… наедине?
– Конечно, можно! – Умиляется тётка и чуть ли не за щёчку его хватает. И тут же удаляется. – Недолго только, мне ещё тесто на утро ставить!
Я набираю полную ложку мёду – и в рот её, чтобы говорить не пришлось.
И не постыдился же. Вид сердитый слегка, но опять улыбается той самой улыбкой. Вот, поняла, как она называется. «Ты никуда от меня не денешься».
– Ну что? Так и будем бегать? – Он не подходит, складывает руки на груди, опирается плечом на стену – ну просто весь на показ!
Я молча пью чай. Тяжёлая кружка с громким стуком опускается на стол.
– Ну, Жгучка, не разочаровывай меня, – тянет он.
– Чего?
– Ага! Ты скажи – чего ты бегаешь от меня? Я за ней – она от меня. Я за ней – она снова от меня!
– А ты за мной не ходи!
– Почему?
– А…
Ну, вот так сразу поди объясни, почему. Хорошо, мёду ещё много в блюдце. Он тем временем подходит и садится напротив, через стол.
– Ладно, я признаюсь, – Гордей хитро улыбнулся и прикрыл глаза. – Вот как было дело. Мы в Вишнянках поехали в соседний город по делам, а там бумага висит у рынка. В бумаге написано, мол, отец ищет двух сестёр и ваши приметы перечислены. Всё сходится. Обещает, мол, много денег за их возвращение.
Вот оно – сердце вскачь!
– И что?
– И это было ещё одной причиной, почему вам нельзя было там оставаться. Такие же бумаги со дня на день должны были прибыть в Вишнянки. Думаешь, мало там желающих заработать?
Вот оно что! Бумаги…
Так… и что это, что это значит? Бумаги, поиски, обещанная награда… Выходит, в Вишнянки нам обратного пути нет, хотя я бы хотела. Там было хорошо, спокойно, Глаша, хотя и с норовом хозяйка, не обижала. Итак, обратного хода нет. И не только в Вишнянки! Такие бумаги по всем городам людским станут рассылать, раз начали, а за деньги обязательно кто-то нас домой рано или поздно доставит, не послушает, хотим мы того или нет.
– Отец, говоришь, ищет?
– Да.
– Он не отец, а отчим!
– Ладно.
– А чего ты не спрашиваешь, отчего мы с сестрой от родного «отца» бежали?
– А чего спрашивать? Сбежали, значит, было отчего. Захочешь, расскажешь. Когда-нибудь.
– И что дальше?
Неужели сейчас признается, что хочет отчима нашего потрепать? Выбить с него побольше?
– Если ты так щуришься, потому что ждёшь, будто я тебя отчиму твоему верну, то зря!
А он злится теперь, сильно злится.
– А чего так? Деньги, может, не нужны?
– Не-а.
– Расскажи кому другому!
– Оглянись! – Рявкнул Гордей и раскинул руки. – Похоже, мне нужны деньги?
Я оглянулась, словно впервые. Дивный дом… Он же не зря сюда приехал, как в свой собственный?
– Хочешь сказать… это твой дом?
– Моей семьи. И не только этот.
Я сглотнула вязкую слюну.
– Кто ты?
Он замялся.
– Ты из богатой семьи?
– Да.
– Тогда я не понимаю…
– И перед тем, как снова будешь меня в чём плохом подозревать, скажу уже в сотый раз! Нет у нас злого умысла, ни у меня, ни у Всеволода, ни у Ярого. Ни у жителей этого дома. Ни у других зверей. Хватит на меня смотреть, будто я тебя в рабство продаю! И выкуп мне от отчима твоего не нужен! Что ещё?
– Ничего.
Как-то пусто сразу стало. Не в смысле, тяжело, а наоборот. Если подумать – а на самом деле, чего я словно на иголках? Ведь ничего плохого они не сделала. А задумали ли…
– Попробуй просто поговорить со мной, ну… без страха. – Поморщившись, попросил он.
– Я тебя не боюсь!
– Чего бежишь тогда чуть что?
– Не знаю!
Раздался грохот – он вскочил, лавка покачнулась, не устояла и упала на пол. Он оказался рядом, обхватил меня за плечи и поднял на ноги. Талию обвила крепкая рука, а его губы так быстро прижались к моим, что я пикнуть не успела!
Глава 10
встреча с рысью, с которой хотелось бы встретиться совсем иначе
Мой первый поцелуй. Острый, жгучий, как перец, резкий, как горячий чай, настоянный на горькой траве от кашля. Его сердце грохотало чуть ли не громче моего, а губы прижимались к моим, лишая последних сил. Как легко он меня держал! Как крепко обнимал!
– Стой, – сумела я сказать между поцелуями, но он не остановился. Он целовал моё лицо, щёки, глаза, скулы – всё, что попадалось, и прижимал к груди так крепко, что я могла поднять ноги – и не упасть.
Словно золотистая дымка окутала, спеленала с ног до головы, ласковая и крепкая. Та, что так давно гналась за мной, приходила ночами, приманивала и приручала, теперь растеклась по коже и по венам, сладкая, как его губы.
А потом, сама не помню как, я забыла. Как разговаривать, забыла, как дышать. Обо всём забыла – о сестре, о том, что передо мной волк, что неизвестно, можно ли ему верить, да… даже забыла, кто я!
Но не забывала обнимать его, держаться за него изо всех сил, трогать, гладить пальцами его затылок и наслаждаться каждым касанием.
Его губы вели свою беседу, и я готова была слушать, вести эту бессловесную битву до бесконечности.
– Ну не на кухне же!
Я вздрогнула и обернулась. Губы горели как от ожога.
Тётка Фроу стояла у входа, ласково улыбалась да качала головой.
– Идите в комнату, там полно свободных, никто не помешает. Чего тут-то маяться.
Она отвернулась и как ни в чём не бывало принялась доставать и выкладывать на стол продукты из корзины.
На меня смотрели ошалевшие глаза Гордея, а его губы так и норовили прижаться к моим, чтобы снова заставить обо всём забыть.
Идите в комнаты?
Как будто это дом гулящих!
Я со всей силы заветрелась, ужом выскользнула из его лживых объятий и бросилась прочь, побежала в свою комнату.
Собственных щёк от стыда даже не чувствовала, столько краски к ним прилило!
Сколько он приводил сюда девушек, что тётка будто и не видит ничего зазорного? Просто очередная спутница, чего там! Мол, любитесь на здоровье, главное, не на кухне? Чего мне мешаете готовить?
Кто я в глазах этой взрослой, замужней женщины?
Да чего говорить! Ясно, кто – волочайка, одна их тех, кого Гордей приводил раньше. Поди, не он один! Поди, столько их натаскали, что тётка Фроу счёт потеряла! Одной больше, одной меньше – чего внимание обращать!
А я-то! Сама хороша. Стоило поцеловать, как в руки ему далась и только прижималась сильней и просила больше.
Стыд-то какой!
Чем это лучше того, когда Огний на сеновал звал?
Но Гордей же сказал, что хочет всё по-серьёзному! – заупрямилась часть меня. А Огний только сеновал и предлагал. Хотя кто их разберёт, врать они тоже горазды, когда своё получить хотят!
И так… позорить меня перед тёткой Фроу, будто я какая гулящая, что днём в бане лицемерничала, мол, нельзя подглядывать, а ночью обниматься с кем-нибудь по комнатам… противно-то как!
Нет, хватит уже! Сколько они будут нас дурить? Сколько ещё слушаться их, идти, куда повелевают и верить?
Ах ты ж, Малинки в комнате нет!
Хочется первым делом собрать вещи и уйти отсюда сей же миг. Но без сестры, куда мне идти? А потом? Предположим, дождусь Малинку, соберёмся с ней уходить… А если волки не захотят отпускать и перестанут быть добренькими?
Но кажется… кажется, у меня имеется способ, как уйти от них так, чтобы нас не могли остановить.
***
Тётка Фроу проводила девчонку глазами и удивилась:
– Чего это она?
Гордей не сразу услышал. Его так штормило, будто он весь вечер водку пил. Ему было так хорошо, что даже слов не нашлось описать.
– Стесняется, что ли? – спросила тётка Фроу. – Среди людей же выросла. У них, у людей, ой как жестоки к влюблённым!
Гордей сглотнул, помотал головой, разгоняя дурман. Дурман разгоняться не желал, наоборот, каждый миг поцелуя, каждый миг, когда его душа была в его объятьях словно превратился в капельку янтаря, облепившего его с ног до головы.
– Вижу, не до меня тебе. – Засмеялась тётка Фроу. – Да иди уж! Найди её. И вот что скажу – хороша у тебя душа, Вожак! Когда надо, смелая, когда надо, скромная, не капризная и не порченная. Как раз такая жена самое то для Молодого князя!
– Спасибо, тётушка.
– Иди!
И он, конечно, пошёл, но его опередила Малинка, которая вернулась с прогулки, пронеслась мимо и забежала в комнату, хлопнув дверью. Теперь о том, чтобы поговорить со Жгучкой речи не шло, сестру она не бросит, станет за неё прятаться.
Всеволод, который шёл вслед за Малинкой, остановился рядом, пожал плечами и признался, что больше не может её задерживать.
– Ты и так мне помог.
Гордей ещё минутку постоял у двери, за которой шептались сёстры, но всё-таки ушёл. Тем более Кропик хотел побеседовать с ними вечером, в тишине.