У меня даже язык отнялся, только и оставалось, что глазами лупать. Словно вместо ведуна, который живое сквозь себя пропускает с любовью и состраданием, что-то тухлое передо мной лежит.
– Пока ребёнок будет жить в твоей утробе, и ты будешь. Может, и дальше, после родов. Смотря, каким сильным окажется твой материнский инстинкт.
Ведун ухмыльнулся, но ухмылка опала, как всё остальное с его лица – только усталость и осталась. Кожа посерела и кажется, недолго ему на этом свете ходить осталось. Потому и говорит всё, что думает.
Теперь только закрыть глаза. Заткнуть уши – и ничего не слышать и не видеть!
***
В Малые Сопки Гордей приехал поздно ночью. С ним был Ярый, а Всеволод временно находился с другим отрядом. Двое суток они уходили от княжеских наёмников – элиты человеческих воинов, направленных на целевую охоту на нового князя, и заодно уводили их прочь в пустые земли у границы, откуда уже все мирные жители ушли.
И из Малых Сопок ушли. Но Гордея встретила женщина, первая за много дней. Он так удивился, что стоял посреди избы и следил за ней. Всего-то времени прошло, а забылось, какие они мягкие на вид, как приятно пахнут, забылись ощущения, которые они дарят.
– Садитесь все, на стол накрою.
Отряд Гордея в небольшой горнице еле поместился. Женщине помогал старик, ловкий, как молодой, но совсем седой, с тонкой сухой кожей на руках.
– Ты чего от границы не ушла? Дура али мужиков любишь?
В отличие от Вожака Ярый говорил напрямик.
– Ты садись, мальчик, садись, поешь.
– Дура, значит. – Буркнул Ярый и замолчал.
После плотного ужина подоспели вести – ведун показал двух птиц, принесших грамоты.
– Читай вслух, – приказал Гордей.
Ведун открыл свинки и прочёл. Если с юга вести шли хорошие – от горных никто не лез, горный народ сам пресекал переход чужаков по своим землям, то с севера… Отряд, который должен был защищать местных в одной из северных деревень, впал в Ярость крови. Осознанно, всем составом. Деревенские только собрались и вышли в дорогу на переселение, но двигались слишком медленно, а тут людской отряд на них выскочил, да ещё большой, считай три сотни человек! Вот и решили защитники, у которых среди деревенских были семьи и родственники, пойти на отчаянные меры. Своих спасли, конечно, людской отряд разбит, а в северных лесах теперь бегает полторы дюжины бешенных волков, которые больше никогда не вернут человеческий разум.
– Это их решение, – сказал один из воинов, сложив руки на скатерти. – Я бы поступил так же. Князь, дай приказ поступать так всем.
– Нет!
– Всё равно верная смерть… А так хоть своих спасли.
– Я понимаю, – сказал Гордей. – Но этот выход крайний. Крайний! Так всем и передай!
– Если они объединятся, мы сможем победить только так – пустить на них нашу Ярость. Только так, – тихо сказал Ярый.
– И это я знаю. И хватит! Пока они не объединились, есть шанс обойтись малыми жертвами. При равном числе мы сильней. Не я один так думаю, совет согласен.
– Да. Но рано или поздно люди сообразят и объединятся.
– Тогда и будем думать!
Гордей сердито потянулся за хлебом, как раз похлёбка подоспела. Женщина поставила перед ним миску, доверху наполненную густым супом, а Гордей в её тёплом запахе уловил другой. Его глаза закрылись, а душа потянулась… потянулась туда, куда нельзя.
– Ешь.
Женщина тронула его за плечо.
– Может, баню истопить? Все не поместятся, но хоть кого-то отпарим.
– Топи, – ответил за князя Ярый. – А лучше просто воды горячей нагрей побольше.
Женщина торопливо вышла, старик за ней.
– Подумать только. – Ярый наклонился над своей миской. – Какая вдовичка сочная. Раньше бы я мимо не прошёл, а сейчас всех мыслей, как бы пожрать да выспаться. До рассвета ещё выходить надо. А ты?..
– Что я?
– О чём думаешь?
Гордей зажмурился.
– Не доводи до греха, Ярый. Жри и пойдём грязь смывать.
Позже, уже в чистом, Гордей и Ярый встретили ещё одну птицу. Остальные уже спали, кто в доме, кто в сарае, а кто и под навесом.
– Жгучки нет в Гнеше, – медленно прочёл Гордей.
– Может, не дошла?
– За столько времени?
– Если бы случилась беда, ты бы знал.
– Да.
– Сдаётся мне, Жгучка просто не особо хочет в Гнеш. – Хмыкнул Ярый и Гордей слегка расслабился.
– Да. Не знаю, с чего я решил, что она туда пойдёт. – Вздохнул он. – Только вот плохо это… Ясень её не оставит, но Жгучка и сама, кого хочешь, вынудит по-своему идти.
– Это да.
Ярый смотрел, как его друг улыбается, такое редкое для последнего времени зрелище. Так светло, счастливо. А ведь как он похудел! Ярый и по себе видел, как проступают рёбра, а пояс приходится затягивать всё туже, но по лицу Вожака было видно лучше – скулы обтянулись кожей, глаза впали.
Хотелось сохранить эту редкую улыбку, на неё хотя бы смотреть приятно. Невесомая, как тополиный пух, и такая же недолговечная.
– А что если Всеволода попросить проверить сестёр? Он один быстро справится, пробежится зверем, тем более он там недалеко. – Предложил Ярый.
– А можно ли? От него вестей ждут.
– Можно. Вести с птицей пришлёт.
– Тоже верно, с птицей быстрей будет. Да, проверить, где их носит – это было бы неплохо.
– Ага. Ты перестал бы отвлекаться, успокоился бы. Так я напишу?
Гордей повторно улыбнулся и кивнул.
– Давай, действуй. Спасибо.
Глава 12
О встрече с неизбежным
Волхв день спал, а ушёл вечером.
– Куда он в ночь-то собрался? – Удивилась Малинка, провожая взглядом худую спину, быстро пропавшую в зарослях.
– Так ему что ночь, что день, одинаково. Он же в лесу, что дома. – Ответил Ясень. – Мы-то когда в Гнеш пойдём?
Сестра тут же уставилась на меня, ответа ждёт.
– Ясень, а что если я попрошу тебя Малинку в Гнеш отвести, а сама к Гордею пойду?
– Забудь! – В один голос ответили они. Славно спелись!
– Мы не знаем, где Вожак, на месте он не сидит. – Заявил Ясень.
– Я тебя одну не оставлю!
– Малинка, иди в Гнеш, а?
– Размечталась! Она, значит, ближе к своему жениху собралась, а я иди прочь в Гнешь? У меня тоже есть причина идти с тобой.
– Глупая ты! Там не до любви. Сама знаешь кто тоже не шибко обрадуется, если ты появишься.
– Чего ж ты тогда туда рвёшься?
Ах, как же объяснить? Не из упрямства или глупости. Я ведь тоже всё понимаю… И что опасно. И что может быть не до меня, только помехой стану. Только не могу далеко, слишком далеко от него уходить, словно корнями приросла – как их рвать? Кажется, довольно было бы просто знать, что он за стеной, или в соседнем доме, близко. Даже видеть его необязательно. Только бы не так далеко…
– Ладно. – Ясень сжал кулаки и дёрнул головой. – Хватит! Мы пойдём к Вожаку, и пусть скажет, что с тобой делать. Разберётесь с ним сами! Если он передумал тебя далеко отправлять – пусть с собой таскает. А может, на месте сами увидите, что не до вас, да быстрее ветра в Гнеш побежите.
– Спасибо! – В один голос выдохнули мы с сестрой. Ясень поморщился, ему стало понятно, что мы не очень-то верим, что по собственному желанию побежим в Гнеш.
И вот собрались мы к утру и пошли в сторону Осин, за которыми сейчас должен был стоять отряд Гордея. Ведун говорил, душа может понять, где искать свою половину, в этом заминки не будет. Только вот осторожно нужно идти, я ведь не хочу угробить Князя?
Как будто сам ответ не знает!
Так что идти пришлось по самой сложной дороге, если так можно назвать наш извилистый путь. Лезли мы по горному хребту, заросшему лесом, продирались сквозь чащу, да вдоль рек, и дело шло совсем не быстро. Ясень несколько раз останавливал нас и долго нюхал что-то в воздухе, не зря у него прозвище было – Нюхач, а после мы меняли дорогу и шли другой. Я тоже пыталась нюхать и много чего чувствовала – землю и животных, птиц и ягоды, болота и спрятанные кости… но что чуял он, так и не поняла. Видно, рысь из меня не особая бы вышла.
Зато идти было просто – словно во мне новая сила проснулась. Конечно, к вечеру и я уставала, с ног валилась, но Малинка уставала больше. И что странно, почти не жаловалась. Только привычку взяла странную – сидеть и смотреть в небо, будто оттуда Всеволод на неё свалится.
Съестные припасы быстро закончились и пришлось Ясеню охотиться, а нам грибы и коренья собирать. Я всё порывалась ему помочь с охотой, но стоило вспомнить, как больно перекидываться, да и усталость от похода этого, когда лезешь через валежник и только и думаешь, когда уже вечер наступит и можно стоянку делать… и мы сдавались на волю провожатого.
Однажды вечером он принёс зайца, из которого мы быстро сварили похлёбку, наелись от пуза и на утро ещё осталось. Малинка после ужина сидела у поваленной берёзы, привычно прилипнув глазами к небу.
Она-то первая и заметила птицу.
– Смотрите!
Птица – простой серый селезень словно углядел мельтешение и стал снижаться кругами. Серый, маленький, с чёрной каёмкой на хвосте и крыльях. Ясень поднял руку… и птица рухнула, села ему на запястье, потом открыла клюв и что-то проклокотала.
– Молодец, ты молодец.
Ясень осторожно погладил птицу по вертлявой головке, а после подбросил обратно в воздух. Селезень тут же распахнул крылья и куда-то полетел.
– Нас ищут.
Провожатый указал в сторону, где птица стала величиной с точку, а после и вовсе пропала.
– Кто?
– Свои.
– И что делать? Навстречу идти или тут ждать?
– Тут ждите, а я пойду.
Мы кивнули – привыкли уже его слушаться, но хотя и было сказано, что идут свои, всё равно боялись, конечно. Я села рядом с сестрой, мы сомкнули руки как можно крепче, хотя это не особо помогало, и стали ждать. Так тихо сидели, что сердца наши бились громко, и казалось, весь лес окружающий распугали.
Кто там может быть? Что за «свои» такие? У Ясеня, поди, половина местных «свои», а нам зато чужие.