– Я скорее сам к врагу выйду, чем пущу детей!
– Детей? Видел того здорового медведя, что рядом со мной ехал? Он младше тебя ровно на год. Всего на год, Гордей. Позволь им.
– Да как ты не понимаешь? – Гордей круто развернулся. – Я не могу! Год – это много, пусть живёт! Пусть хоть год ещё проживёт! Какая польза от него, непуганого и неучёного? Только если в Ярость впадёт, а это верная гибель! Вскоре много мужиков уйдёт к предкам, чтобы этот парень жил… Уводи их.
Отец послушался, собрал своих и увёл прочь, строго-настрого запретил возвращаться. Правда, некоторые потом в дороге сбежали и всё одно вернулись, затерялись среди воинов, и таких молодой Князь не тронул. За каждым не набегаешься, к юбке маминой не привяжешь.
Советников, число которых поредело вполовину, давно было ни слышно. Гордей больше не советовался, незачем.
Людское войско тоже сбивалось в целое, наступало, вынуждало отвечать. Словно сговорившись, обе стороны подошли к клубничным полям и остановились в ожидании.
Звери напали первыми и вырвали свою победу зубами. Разбили людское войско и оставили мёртвыми половину своего. Усыпали клубничные поля удобрением.
Это уже случилось, прошло, со временем забудется.
Позади те дни, что войдут в историю. Всеволод думал прежде, читая хроники про великие сражения и смелые подвиги – неужто подобное на самом деле случалось? Неужто кто становился свидетелем такого великого события? Каково это – видеть, как рушится или рождается новый мир? Как трясёт землю, унося тысячи жизней, омывая её в крови мёртвых, чтобы родился новый?
Оказалось – никак, буднично. Даже не замечаешь, что происходит, как слепой бродишь-спотыкаешься и думаешь только о том, что никому не пожелал бы такой доли. Пусть всегда читают только в хрониках да щекочут воображение фантазией. И никогда не сталкиваются вот так – лицом к лицу.
Как своих мёртвых похоронили, Гордей на рассвете повесил две вязанки оберегов на березу у реки, что станет хранить-провожать души тех, у кого нет родственников, стали приходить новости.
Лесные повернули обратно в свои земли. Так спешили, что часть вздумала сунуться в старый лес и пропала там, запутавшись в петлях и попав на обед зурпам. А кто побоялся в старый лес лезть, те бросали, убегая, всё, что несли, оставляли даже лошадей. У северной границы собрались ничейные лошадиные табуны и гуляют там на просторе, вольные и счастливые.
А люди… люди бежали ещё быстрей, бросая не только оружие, не только награбленное, а и своих раненых.
На Тамракских землях не осталось врага, только пустые деревни и разодранное, потрепанное Звериное войско.
Гордей тут же приказал собирать совет и дал советникам слово.
Вначале они не решались говорить, да и о чём говорить, не совсем ясно было, но встал Беляк. Сказал коротко:
– Мы победили.
И все кивнули согласно, оглаживая бороды, но не Гордей.
– Князь? – Спросил Буревой. – Что скажешь? Лесные отступили, люди бегут прочь с нашей земли. Мы победили?
Гордей опустил голову:
– Прогнать врага со своей земли – не победа. Тот, кто разрушил наш мир, вернётся к себе домой, залижет раны в тишине и довольстве, отдохнёт на сытых харчах и вернётся. Чтобы победить врага, обезглавить его, нужно идти на его землю.
Советники переглянулись.
– Ты хочешь разорить человеческие земли?
– Разорить? – Гордей усмехнулся. – Мы заберём, что нужно. Имущество и урожай. Людей только не тронем. Но они должны видеть, что война, начатая по их вине, всегда вернётся к ним в дом. Должны накрепко запомнить, чем это заканчивается.
– Да, но к чему? Это лишние жертвы… Великий князь пойдет теперь на любой договор.
– Великий князь должен быть казнен. Это будет полезным уроком надолго, всем следующим Великим князьям.
Советники молчали.
Буревой, который потерял на войне двух сыновей их трёх, встал первым.
– Да будет так, Князь. Да будет так.
Советники поднимались один за другим, склоняя головы и признавая, что решение принято. Гордей, конечно, и сам был готов его принять, но так лучше. Ведь где она – граница, черта, за которой твои указы превращаются из нужных в самовольные да самодурные?
В долгий ящик не откладывали и уже вечером объявили звериному войску о походе на людскую столицу. Гордей сам к ним вышел, как поступал всегда. Встал с непокрытой головой и сказал:
– Все, кто ещё носит в себе что-то светлое. Кто сможет не поднять руку на невиновного, но сможет довести до конца наказание виновного, пусть идут со мной. Только преподав людям урок, мы будем жить спокойно. Только если они будут бояться нас трогать!
Недостатка в готовых идти до конца не было. Всеволод, хотя не высказывался ни за, ни против, тоже пошёл. А вот Ярый остался – в последнем бою ему отсекли левую руку. И колдуны человеческие сильно потрепали своими колдовскими проклятьями – ослабили да отравили. Ярый находился у лекарей, в целебном сне, в полудрёме.
Гордей навестил друга перед тем как выступить в путь.
Тот был совсем не похож на себя самого. Бледный, с горькой ухмылкой и глубоко впавшими глазами. Осунувшийся, и даже волосы безжизненно свисали на лоб. Накачанный доверху снотворным отваром, однако при виде друга сумевший очнуться и поднять голову.
– Уже едешь? – Спросил он и облизал сухие губы. Хотел что-то добавить, но только горько хмыкнул.
– Да. Пора.
Гордей наклонился, смотря Ярому прямо в глаза.
– А ты выздоравливай. Мы вернёмся скоро и я хочу видеть тебя по приезду таким же здоровым, как раньше!
– Нет уж, не буду ждать. Поправлюсь и поеду за тобой следом! Или что, калеченый альфа тебе уже не надобен?
Ярый кривил губы в привычной улыбке превосходства и пренебрежения, Гордей и глазом не моргнул, хотя ни на миг не поверил.
– Ну что ж… твоя дурость всегда была выше моего слова. Приезжай. Я буду ждать. Ты мой альфа и будешь им, сколько захочешь. Хоть с руками, хоть без.
Он отпустил Ярого и поднялся.
– Стой!
– Да?
– О Жгучке ничего не слышно?
Гордей колебался недолго, признался сухо:
– Пятый месяц пошёл, как я душу свою не вижу.
– Всего-то? А кажется, годы…
– Да, кажется, годы.
– Так что с новостями? Ты знаешь, где она?
Гордей помедлил и выдохнул:
– Нет.
– А Царейко?
– Убит в последнем бою. Его тело нашли, но мёртвого не допросишь.
– А кольцо? Кольцо было на нём?
Молодой князь задумался.
– Я не знаю.
– Хотя… какая уже разница.
– И правда. – Гордей усмехнулся, но веселей от этой усмешки не стал. – Разницы никакой. В столице узнаю.
– Надо же, какая ирония – ты всё же едешь в людскую столицу за невестой. – Сказал Ярый, опуская голову на подушку. Всё же головная боль просто адская.
Глава 15
О людях, зверях и разнице между ними – есть ли она?
В княжеском тереме царило запустенье. Не потому, что народу стало меньше, нет, почти никто не уехал, однако все сидели по своим комнатам, тихие, словно мыши, и старались не высовываться. Многие жили в собственных домах за пределами княжеских хором и тоже прятались, не выходили лишний раз на улицу.
И тогда нас с Людмилой со скуки и за неимением прочих развлечений заприметила княжна.
Первый раз она приказала Людмиле привести меня к ней в комнаты, ещё когда Великий князь отказался проводить осенний бал, но не сложилось, и вот только сейчас повторно о нас вспомнили.
Нынче все перешёптывались о войне, пусть далёкой, но унесшей жизни многих людей, почти всех княжеских воинов, а уж обычного люду и вовсе без счёта!
Никто не мог сказать, что будет дальше. Видно, надеялись, само собой как-то уляжется. Пришлют грамоту, потребуют откуп – придётся много имущества отдать, даже часть земель, но что поделать – победителей не судят.
Никто не знал, что будет.
Но княжну это не волновало.
Она скучала. И вот Людмила повела меня веселить свою госпожу.
Княжну-толстушку звали Анатосией, о чём мне сообщили заранее, будто я стану называть её по имени!
Итак, пришли мы в большую комнату с углами, скрытыми портьерами, из-за которых комната получалась будто круглая. Там было много света, ещё больше зеркал и позолоты, и княжна в окружении нескольких подружек.
Девушки мало от неё отличались, были такими же сдобными да румяными, упакованы в такие же яркие кружева да рюшечки. Людмила говорила, княжна таких специально подбирает, чтобы красотой её не загораживали, чтобы помнили своё место.
На их фоне Людмила даже в старом платье красавица! И нос вовсе не длинный!
Вот вошли мы, заметили нас… и такие визги раздались! Не знаю, как я не оглохла!
Княжна с подружками на софу прямо в туфлях попрыгали, подушки похватали и ими прикрылись, хотя что той подушки?... Платья у них куда лучше заградят от зубов, да только ума поди у местных барышень не наблюдается.
– Так это же заколдованная! Заколдованная девушка, не бойтесь!
Людмила пыталась дозваться, однако эти клуши, на пёстрых курей похожие, так и стояли на софе. Ну прямо как во дворе, когда куры на забор взгромождаются на солнце погреться и рядком сидят!
– Она всё понимает, только не говорит!
– Правда? Не врёшь?
– Не вру!
– А зовут её как?
– Ожега.
Княжна взглянула на меня сверху вниз и недовольно нахмурилась.
– А как докажешь, что она всё понимает? Вдруг бросится?
– Я за ней давно хожу, а она ни разу даже не рыкнула. Смотрите, не трогает!
Людмила наклонилась и почесала меня за ухом.
– Видите?
Не знаю, почёсывания за ушами, видимо, моё слабое место, язык сам собой из пасти вывалился, глаза закатились. Час бы так сидела!
– И правда, смирная вроде.
Понемногу девицы успокоились, стали спускаться на пол, подушки отложили, а княжна обратно уселась, подол расправила и капризно спросила:
– А чего ж её заколдовали?
Людмила пожала плечами.
– Не знаю.