– Так положено. – Спокойно возразил Буревой.
– Писарь составит грамоту и отдаст Гордею. Тот сам поедет за невестой. Сам представится, предстанет пред Великим князем и сам грамоту вручит.
– Зачем?
Беляк не отрывал от молодого княжича глаз.
– Поедешь сам, познакомишься с ней и решишь на месте. И не хмурься, в твоём слове никто не сомневается. Но мы с твоим отцом, в отличие от совета, считаем, что женитьба нашему делу мало чем поможет.
– Судя по историческим хроникам, это помогает. – Возразил Гордей, насколько мог, спокойно.
– Да. Но детей ведь у вас не будет.
– Может, будут. Чего думать раньше времени.
– Может, – покладисто кивнул Беляк. – Да только не твои! И ещё, ты забыл, Гордей, что не только дети наследуют землю, но и вдовы.
В комнате стало тихо. У Беляка вдруг дрогнули губы, но он с силой сжал их и неторопливо сел.
– Грамота будет готова к утру и ты повезёшь её лично. Я, как глава совета, решил.
Молодой княжич молча склонил голову.
– Всеволод, схема готова? – Беляк выхватил у того из рук бумагу. – Ага, вижу. Лагеря, стоянки… Следы дивов?
– Нет, не единого. Они и правда ушли. Совсем. Последний корабль больше года как уплыл на их тайные острова, ни одного дива на побережье не осталось.
– Надо думать. Раз Козлоногих увезли, считай, про дивов на самом деле можно забыть. Жаль, что они оказались такими неблагодарными скотами! Теперь, после их заявлений о дарении земли кому ни попадя, мало кто поверит, что это они с нами на одной земле жили, а не мы с ними. Что никакого права чужой землёй распоряжаться у них не было.
– Белоглазых нет и нечего больше их вспоминать. – Не выдержали члены совета. Дивов никто не любил. Когда зародилась жизнь, на Тамракских землях селились обе расы, но со временем дивы заняли край земли на границе с лесным народом и с людьми, создавая иллюзию, что их большинство. И уходя, дивы заявили, что именно соседям дарят эти земли, «запамятовав» о коренных жителях. То, что на этих же землях издревле звериный народ живёт, который своё отдавать не собирается, никому не интересно. Звериный народ всегда мало у остальных котировался, потому как жил по своей совести, не считаясь с чужими законами. И теперь мог за это поплатиться.
Беляк посмотрел на молодого княжича.
– Можете идти, разбирайтесь с невестой, а мы делами займёмся. Глядишь и правда, чудо произойдёт, делёжка миром обойдётся.
Гордей кивком позвал друзей и вышел из дома. Остановился во дворе, закинул голову к тёмному небу. Всеволод тут же встал у него за спиной.
– Старые маразматики. – Выругался Ярый, останавливаясь рядом и тряся своими лохмами. Он не любил их в хвост собирать и стричь отказывался, так и ходил с метлой на голове.
– Не смей. – Негромко сказал Гордей.
– Чего не смей? Бьют по самому больному и не видят, как тебя корёжит? Хочешь сказать они не видят, что тебе сидеть и слушать с невозмутимым видом – всё равно что в печи жариться? Будто кто в здравом уме подумает, что ничего не стоит жениться на незнакомой девке, которая всю жизнь будет нос задирать, потому как княжеских кровей, а тебя ставить ниже дворового пса, потому что ты самый натуральный зверь? По ихнему – собака, без рода без племени?
– Да замолчи ты! – Возмутился Всеволод. – Чего взбесился-то?
– Я не за себя взбесился, а за него! Он же не может.
– Ну всё, остынь. Это мой долг, – Гордей на секунду закрыл глаза и выдохнул. – Пойдёмте, погуляем лучше.
– Погуляем? – Скептически хмыкнул Ярый.
– Да. Просто по улицам пройдёмся. Молча. Ни к кому не цепляясь. Это ты сможешь?
– Веди.
В Осинах стояла ночь. Свет во многих окнах уже не горел, люди спали. По дороге и заросшей высокой травой обочине то и дело шныряли коты и припозднившиеся с прогулки куры. Долгое время слышался только шум шагов, да зудение комаров.
– Твоя невеста, какая она? – Нарушил молчание Всеволод. Наверняка, думал он, только я и не знаю. Ярый злится, значит, ничего хорошего, но хотелось бы услышать от Вожака.
– Обычная наследница. – Ответил тот. – Ей двадцать четыре года, по словам, внешне вполне приятная, немного полная разве что.
– Ага, и много истеричка. – Добавил Ярый, дёргая плечом.
Всеволод остановился:
– Она ещё и старше тебя на несколько лет? Отчего? Раньше, выходит, никому не нужна была, раз до сих пор в девках?
– Всеволод, чего ты добиваешься? – В голосе Гордея впервые за вечер прозвучала усталость. – И ты?
– Хватит гулять, – влез Ярый, сунув руки в карманы и сутулясь. – Забрели на окраину. В лес, что ли, тянет? Чего там делать? Лучше бы в кабак пошли. Есть тут? А, можешь не отвечать, откуда тут кабак? Куда ты нас хоть привёл, знаешь?
– Нет. – Гордей остановился, оглядываясь. – Я не знаю этих мест. Новые дома?
– А я узнаю. Я тут утром был. – Всеволод показал на двухэтажный толстобокий дом. – Это таверна.
– Чего ты тут делал?
– Девчонок привёл от Шуха. Тот в лесу нашёл двух сестёр, просил устроить. Говорит, по петле они прошли с людских земель.
– Чего? – Ярый сунулся вперёд. – Совсем свихнулся там в глуши волчара дряхлый? Умом тронулся? Девки по петле?
– За что купил, за то и продаю.
Гордей вдруг вскинул руку, с силой потёр себе лоб, глаза, щёки.
– Ладно, пошли спать. На рассвете подъём.
Ещё до первых петухов писарь принёс грамоту, разукрашенную цветными узорами, с нижайшей просьбой осчастливить Вожака, будущего князя Тамракских земель, рукой прекрасной дочери Великого Князя. Подарки в карете с охраной отправили следом.
Молодой княжич с друзьями поехал вперёд.
Глава 3
про пустые короба и про полные
Вишнянки оказались чудо как хороши, всю славу свою с лихвой окупили! Многолюдный городок, разлёгшийся на трёх холмах неподалёку от торгового пути. А с другой стороны – широкая спокойная река. Все улицы в цветущих вишнях. Не город, а картинка. От отчима так далеко, что он и не подумает нас искать в этих местах.
Мы с Малинкой устроились в местной таверне и занялись поиском работы. Это непросто. Вот, к примеру, что мы умеем? В поломойки идти всегда успеем, как и на ферму за животными ходить, но это очень тяжкий труд, не каждый выдюжит. Да и мы к нему не приучены. Конечно, по дому приходилось много чего делать, отчим не любил на лишних служанок тратиться, но потому я и знаю – в поломойки идти последнее дело. Там не только платят мало, а ещё и всякий встречный-поперечный норовит обидеть.
Если денег не останется, сама работать пойду, а Малинку всё равно не пущу.
Можно, конечно, кому-нибудь в ученики податься, но тут тоже сложности имеются. Шить да кружева плести – глаза за несколько лет испортишь. В лекари – хоть малейший дар нужен, иначе никто к тебе не пойдёт, подобным даром ни я, ни Малинка похвастаться не можем. В повара… желающих больно много на хлебные-то места, никто незнакомок с улицы не возьмёт.
Так и ходили мы по Вишнянкам, думали.
А потом нам будто само небо помогло!
Брели по улице за тощим пожилым мужчиной, который толкал доверху гружёную тележку с рынка и неудачно зацепил её колесом за камень. Тележка, ясное дело, на бок, все продукты по дороге рассыпались. Картошку с луковицами мы с Малинкой из кустов выбирали, а вот молоко разлилось, не вернёшь.
– Жена убьёт. – Покачал головой мужчина, осматривая белые лужи в пыли. Потом посмотрел на нас. – Местные?
– Нет, – тут же воскликнула Малинка, хотя я миллион раз просила её незнакомцам про нас не болтать!
– Работу ищете? – Что-то прикинув, спросил мужчина. С чего он взял, интересно? Только глянул разок – и сразу понял? Неужели у нас на лбу написано, что мы работу ищем? Сейчас, поди и предложит… поработать. Мне уже не раз за последние дни предлагали, благо, Малинка не слышала!
– А ну, пошли за мной.
Горестно взглянув на тележку, он потолкал её дальше, причитая:
– Надо было Прутьку слать. Вздумалось же ему заболеть так не вовремя! Прикидывается, поди, засранец! Нет, Глашка точно меня заест, за молоко и сметану. Хоть масло не покупал. Ах, бесы попутали, масла-то я не купил!
Мужик в сердцах бросил тележку и полез в карман. Достал деньги, протянул мне.
– На. Купи два больших куска масла. Котомку на, не руках же нести, потает. – Он выкопал среди овощей сумку. – Рынок вот там, за углом. Масло принесёте туда, – Он ткнул пальцем в другой конец улицы. – Дом с белеными стенами, вывеска «У Глаши». Идите.
Схватив тележку, мужик бодро потрусил дальше по улице, а я с недоумением посмотрела в ладонь, где лежали монеты. Потом развернулась и отправилась на рынок.
Так мы и нашли работу, да ещё и с проживанием! Дом «У Глаши» оказался нечто вроде домашней гостиницы для нежелающих жить в шумных трактирах. Тут были семейные комнаты, домашняя еда и покой. Спиртного не подавали, зато была детская площадка с присмотром. Заправляли домом Глаша и её муж, Фадей, который и нанял нас на работу. Начали они своё дело давно, были молодые и успевали всё сами, а теперь годы уже не те и помощь будет кстати. Фадей так нас хвалил, и так на здоровье жаловался, что его жена быстро согласилась – да, помощь не помешает. Правда, мне показалось, работодателю нашему просто лень работать. Но какое нам дело? Раз Глаша не против, то мы ж себе не враги, чтобы отказываться.
Так мы и устроились!
Малинка сидела с детьми, я помогала со всем подряд – и убирала, и готовила, еду в столовой подавала, в свободное время за магазином следила. Был там небольшой магазинчик мелочей, куда через отдельный вход с улицы местные захаживали.
Работы было много, уставала я сильно, особенно вначале, пока мы не приспособились. Зато в остальном жаловаться было не на что – удобная комната, хорошие хозяева и место, где опасаться нечего. Приезжал сюда в основном горный народ по своим торговым делам. Из местных захаживали дети да женщины. Правда, потом и парни появились. Вначале по одному, после по двое, а там уже и по нескольку человек. То спички просят, то соли. Был среди них один – косая сажень в плечах, волос буйный, кудрявый, да голос сладкий, словно змея в душу пробирается. Звали его Огний. Он приходил каждый день, улыбался такой свойской улыбочкой и, наклонившись ближе, шептал: