«Смотря какие намерения», – хотела заметить Анита, однако подумала, что эта реплика может разрушить с таким трудом установленный контакт.
– Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Я частное лицо и всего лишь путешествую.
– Ладно. – Либих щелчком сбросил пепел с сигары в хрустальную пепельницу. – Довольно предисловий. Я сказал «А», следовательно, придется сказать и «Б». Знаете ли вы, что Элоиза… что мадемуазель Бланшар – русского происхождения? Ее настоящее имя – Елизавета. Мать ее была московской дворянкой, дочерью полковника Ашихмина, героя Итальянского похода и Отечественной войны. После разгрома Наполеона полковник остался во Франции, он командовал одним из подразделений, оккупировавших Париж. Поскольку пребывание русских частей за границей затянулось на несколько лет, он перевез туда свою семью: жену и восемнадцатилетнюю дочь, которая познакомилась на одном из парижских балов с французским коммерсантом по фамилии Бланшар. Они поженились, и вскоре на свет появилась Елизавета. Теперь весь мир знает ее как писательницу Элоизу де Пьер.
Насчет всего мира это он, пожалуй, хватил лишку, подумала Анита. История происхождения мадемуазель Бланшар была любопытна, однако ничего не объясняла.
– Элоиза рано стала самостоятельной девушкой. В семнадцать лет она уже писала великолепные романы, а в двадцать ее литературные доходы выросли настолько, что она перестала зависеть от родителей. Она переехала в Германию, а они остались в Париже и жили там до тысяча восемьсот тридцатого года, вплоть до того момента, когда во Франции вспыхнула революция и жить под аккомпанемент ружейной стрельбы и пушечной канонады стало неуютно. Мсье Бланшар с супругой приняли решение переехать на жительство в Россию. Увы, этот поступок оказался роковым. В России мадам Бланшар, мать Элоизы, арестовали по ложному обвинению в шпионаже, и она умерла в камере от чахотки еще до окончания следствия. Ее муж сошел с ума. Таким образом Элоиза осталась сиротой… Трагично, не правда ли?
– Трагично, – подтвердила Анита, придав лицу соответствующее услышанному печальное выражение. – Надо полагать, после всего, что случилось с ее родителями, мадемуазель Бланшар в России не бывала?
– Она вообще ни разу там не бывала, – сказал Либих, задумчиво встряхивая сигару над пепельницей. – Но о том, что Россия – родина ее предков, она не забывала никогда. Вы должны это учесть, прежде чем услышите главную часть моего повествования.
Анита сделала жест, означавший, что она все поняла и учла.
– Элоиза внимательно следила за тем, что происходит в России, – продолжал Либих, – и ее, как и всех мало-мальски просвещенных людей в Европе, возмущали царившие в этой стране варварство и дикость. Император Николай вверг империю в мрачную бездну, грозящую бедой не только самой России, но и другим странам, находящимся в непосредственной близости от нее. Это грубый вандал и невежа, поработивший собственный народ и мечтающий о том, чтобы поработить цивилизованные государства, не располагающие достаточной военной мощью. Я, как сын видного ученого, выпускник Оксфорда и… гм… близкий друг мадемуазель Бланшар, разделяю ее точку зрения.
И снова Анита сдержала вертевшееся на языке возражение. Спорить не нужно, пусть герр Либих расскажет свою историю до конца.
– Вы, верно, сделали вывод, что Вельгунов был нашим врагом и мы с Элоизой каким-то неведомым криминалистике способом отправили его к праотцам? Вы ошиблись, сударыня. Вельгунов был нашим союзником, и именно он в начале осени принес нам весть, которая заставила нас оставить отвлеченные рассуждения и перейти к практическим действиям.
Здесь Гельмут Либих замолчал и с силой вдавил сигару в пепельницу. Анита сидела как на иголках.
– Что же это за весть?
Dios mio, почему все мужчины так невыносимо медлительны! Почему каждое слово нужно вытаскивать из них клещами? Вот и этот напыщенный торговец химическими удобрениями сидит и тщательно мнет свою зловонную сигару, будто забыв, что прервался на полуслове.
Внезапно медлительность Либиха исчезла: он бросил сигару, с грохотом отодвинул кресло и, выйдя из-за стола, шагнул к Аните.
– Едем!
– Куда?
– Сейчас увидите… Все увидите!
Либих вышел в коридор и что-то приказал по-немецки дворецкому, который дежурил неподалеку от двери кабинета. Через минуту Анита уже садилась в экипаж – тот самый, в котором два дня назад разъезжала мадемуазель Бланшар. Либих пристроился на сиденье напротив, он был хмур и нервно подтягивал черные перчатки, плотно облегавшие его тонкие аристократические руки.
Экипаж доставил пассажиров в Пренцлауерберг, к Аллее тополей. Гельмут Либих вышел из коляски, резко подал руку своей спутнице.
– Придется немного пройтись пешком, здесь уже недалеко. Я не хочу привлекать лишнего внимания.
Они обогнули парк, оказавшийся довольно просторным, и приблизились к скромному дому, окруженному со всех сторон облетевшими кустами си-рени.
– Это и есть штаб Вольной религиозной общины? – догадалась Анита.
– Да… – прошептал Либих и сжал ее руку. – Тише! Остановимся тут. Отсюда нас не заметят, зато вам все будет прекрасно видно. Сейчас к дому подъедет карета, из нее выйдет человек. Постарайтесь рассмотреть его лицо и, если представится возможность, обратите внимание на правую руку. Это важно… А вот и он!
К дому подъехала карета с зашторенными оконцами, мягко колыхавшаяся на английских рессорах, как младенец в колыбели. Это была одна из тех дорогих карет, которыми имеют возможность пользоваться только состоятельные люди. На звук лошадиных копыт из дома вышли двое в белых одеяниях, похожих на римские тоги. Один из них распахнул дверцу кареты и помог сойти на землю человеку в шубе из меха калана. Мех серебрился и казался подернутым инеем. Анита знала цены на меха – такая шуба стоила целое состояние.
Человек в шубе был без перчаток. Выйдя из кареты, он вынул изо рта сигару в металлическом мундштуке, и Анита заметила на тыльной стороне его правой ладони полоску, напоминавшую шрам. Лицо незнакомца было видно ей только в профиль. Она отметила округлость подбородка и маленький вздернутый нос. Что-то знакомое… Нет, этого франта в дорогой шубе она видела впервые, но все же было в его фигуре и чертах лица что-то такое, что уже попадалось ей на глаза, причем не раз.
Двое в белых одеждах вели себя с незнакомцем подчеркнуто почтительно. Они дождались, когда он докурит сигару и освободит мундштук от окурка, после чего открыли перед ним входную дверь, и он степенной, если не сказать величественной, походкой вошел в дом. Карета осталась стоять у крыльца.
– Пойдемте, – негромко сказал Либих. – Вы видели ЕГО, этого достаточно.
– Кто этот человек? Мне кажется, я…
Гельмут Либих отвернулся к ограде, взглянул на пустой парк, прислушался к царившей вокруг тишине и произнес вполголоса:
– Вы удостоились чести видеть российского императора.
Глава четвертая. Берлинские трущобы
Притча о трех братьях. – Портрет кисти Кипренского. – Что произошло в Витебске. – Письмо Константина Павловича. – Коммерсант Володин. – Заговор патриотов. – Спасители. – Странная записка. – Вероника в роли курьера. – Снова человек в котелке. – Черкесская шашка Максимова. – Ранке приносит важные известия. – Окончательный вердикт профессора Бернштейна. – «Sturm und Drang». – «Предместье сараев». – Еще одно убийство.
Услыхав эту новость, Анита потеряла дар речи, но ненадолго.
– Российского императора? Вы не ошиблись? Я знаю, как выглядит Николай Павлович, я видела его несколько раз в Петербурге… Этот человек не похож на него!
– Разве я сказал, что этого человека зовут Николай? – остудил ее Либих и вновь тревожно оглянулся. – Давайте вернемся ко мне, и я постараюсь растолковать вам, к чему вы теперь причастны. Право, лучше б вы воспользовались моим предыдущим предложением и ушли, не вникая в подробности… Но теперь поздно.
Они вернулись в особняк на Лейпцигштрассе. Либих распорядился, чтобы принесли кофе со сливками. Он был сосредоточенно-мрачен, как человек, смирившийся с незавидной участью, однако готовый отстаивать свои принципы, что бы ему ни грозило.
– Хотите, я расскажу вам притчу? – промолвил он, помешивая ложечкой в фарфоровой чашке саксонского производства. – Жили три брата. Судьба старшего сложилась блестяще: он без малого четверть века правил огромной страной, выиграл великую войну, нанес поражение полководцу, который считался непобедимым, и стал хозяином Европы. Да-да, хозяином, поскольку в то время не нашлось во всей Европе никого, кто посмел бы ему перечить. К его чести, он не сделался агрессором, вел политику мудрую и взвешенную. Однако человеческий век короток, и вот наш правитель внезапно умирает. Детей у него нет, и престол, согласно закону, утвержденному еще его отцом, должен перейти к среднему брату – следующему по старшинству. Все готовы к смене власти, высшие сановники и императорская гвардия присягают на верность новому монарху, и вдруг выясняется, что средний брат царствовать не желает. Будто бы еще при жизни прежнего императора он заявил ему, что отказывается от трона. Все в смятении, пьеса в спешном порядке переигрывается, и на престол вступает младший брат, державшийся до этого в тени… Вы угадали, о ком я?
– Угадать нетрудно, – ответила Анита. – Старшего брата звали Александр, среднего – Константин, а младшего зовут Николай, и он нынче правит Россией. Неужто вы хотите сказать, что человек, которого мы только что видели в парке, – это Константин Павлович, второй сын императора Павла?
– Мне нечего добавить, мадам. – Либих звякнул ложечкой. – Константин куда больше похож на своего отца, нежели его младший брат. Думаю, вы узнали характерный павловский профиль. Если сомневаетесь, могу привести вам еще одно доказательство. – Он вынул из ящика стола книгу альбомного формата с закладкой посередине. – Взгляните.
Анита раскрыла тяжелую книгу на той странице, где была закладка, и увидела литографическое изображение полного круглолицего мужчины со сложенными на животе руками. Голова его была повернута в сторону, и Анита удивилась поразительному сходству его с тем незнакомцем, который полчаса назад предстал перед ней в Аллее тополей.