Она разрыдалась в голос, перегнувшись через подлокотник и уткнувшись лицом в плечо Аниты. В этом надрывном плаче было столько отчаяния, что трудно было поверить в его неискренность. Машинально гладя рыдающую мадемуазель Бланшар по спутанным волосам, Анита терялась в догадках: что же на самом деле происходит?
– Успокойтесь! Успокойтесь и расскажите все по порядку.
– Я не могу… Гельмут!
– Гельмута не вернешь.
– Знаю… Это все проклятые смутьяны… берлинские фрондисты. Почему я не убедила его порвать с ними?
Ладонь Аниты застыла.
– Но разве не вы сами… Diablo, хватит плакать! Если вы пришли ко мне за помощью, я хочу услышать вразумительное объяснение. Гельмут Либих был связан с революционерами втайне от вас?
– Да… то есть нет. Я знала об этом. Но я не думала, что все зайдет так далеко. Я не представляла, как это возможно: умный, родовитый аристократ с достатком и великолепным будущим… ох!.. как он может сочувствовать голытьбе, нищей оборванной черни, все силы и помыслы которой направлены на уничтожение аристократии как таковой… Гельмут не вдавался в подробности, у него была своя тайна, которую он мне так и не раскрыл. Если бы я не любила его… Верите? – Мадемуазель Бланшар приподняла заплаканное лицо и жалобно, по-детски взглянула на Аниту. – Никто не знает, как я его любила! Ради него я готова была на все, даже на помощь мятежникам… Он не требовал многого: отнести записку Шмидту, расспросить вас о Вельгунове. Я ведь не совершила преступлений, правда? За что же меня хотят убить?
Вероника принесла кофе и коньяк. Вид плачущей гостьи оставил ее невозмутимой – за годы, проведенные на службе у четы Максимовых, она видела и не такое. Анита знаком отослала ее назад на кухню и попыталась сосредоточиться.
– Выходит, вы не имели никакого представления о планах Либиха?
– Он не делился со мной планами. – Мадемуазель Бланшар взяла дрожащей рукой чашку с кофе; рискуя расплескать, поднесла ее ко рту, но тут новый приступ рыданий подкатил к горлу, и она поставила чашку на место. – Гельмут! Я не верила…
– Кто стрелял в вас в «Ореховом дереве»?
– Н-не знаю… Я думаю, он стрелял не в меня, а в Гельмута, мы сидели рядом. Гельмут однажды обронил фразу, что его хотят убить. Дом Шмидта сгорел в тот самый день, когда Гельмут собирался туда пойти. Узнав об этом, он сказал, что рано или поздно его убьют, если только…
– Если только – что?
– Если он не успеет сделать то, что задумал. Теперь я понимаю: он имел в виду новое восстание.
– А история с заговором против российского императора? Я полагала, что ее сочинили вы. С вашим литературным талантом…
– Заговор против императора? – В глазах мадемуазель Бланшар сквозь слезы мелькнуло удивление. – Я не понимаю, о чем вы говорите.
Анита молча пила кофе и думала. В который раз история переворачивалась с ног на голову. Поразительно, как много трактовок может быть у одних и тех же событий! И главное – опять похоже на правду. Кому же верить?
– Значит, после гибели Либиха вы покинули его особняк?
– Я не имела ни права, ни желания там оставаться. Этот дворецкий… подозреваю, что он связан с врагами Гельмута… я испугалась, что стану следующей жертвой, и бежала прочь.
– Где же вы ночевали?
– В церковном приюте… Монашки уговаривали меня остаться, но я боялась, что меня найдут. И вот с самого утра я хожу по улицам. Я устала и замерзла, идти мне не к кому…
Анита налила ей в кофе немного коньяка и, поднявшись, стала ходить по комнате. Вот так новость! Женщина, которую она считала злодейкой, пришла к ней с последней надеждой. Как же все обманчиво в этом невероятно запутанном мире!
– Почему вы не уедете из Берлина?
– У меня нет денег…
Анита подошла к окну. На улице снова повалил снег – пуще прежнего. Большими бесформенными клочьями он падал из прохудившихся небес на кровли домов, карнизы, крыши экипажей.
Анита привыкла видеть из окна простые грубые коляски берлинских извозчиков, но тут сбоку, в поле ее зрения, появилась холеная карета, чужая на этой улице и в то же время очень знакомая. Лошади выкатили ее из-за угла, однако сидевший на козлах кучер вдруг встрепенулся и замахал кнутом, силясь то ли остановить их, то ли повернуть обратно.
Ба, да это же экипаж мадемуазель Бланшар! – тот, который Анита уже видела однажды здесь, на Фридрихштрассе. Но если мадемуазель приехала на экипаже, тогда почему…
Анита всем телом повернулась к своей гостье и увидела черный зрачок револьверного ствола.
Глава седьмая. Глоток коньяка из кофейной чашки
Шаги за дверью. – О пользе диванных подушек. – «Держи ее!» – Пара бойких лошадей. – Запах пороха. – Партия в шахматы. – Ранке недоволен. – Шерстяной берет. – Художник из Милана. – Квартира на Фридрихштрассе приходит в полную негодность. – «Бранденбург». – Покушение на барона Мантейфеля. – Кучер мадемуазель Бланшар. – Бессонная ночь. – В гимнастическом клубе. – Эрих Клозе. – Шесть раундов. – Возмутительница спокойствия. – Вызов принят.
Мадемуазель Бланшар стояла у камина, держа револьвер в левой руке. Плаксивая гримаса, как по мановению волшебного жезла, исчезла с ее лица, сменившись твердым ледяным выражением. Лишь не успевшие высохнуть слезы на ее щеках напоминали о только что разыгравшейся мелодраматической сцене. Анита хотела шагнуть вперед, но качнувшееся револьверное дуло заставило ее остаться на месте.
– Жак не удержал лошадей? – осведомилась мадемуазель ровным, деловитым голосом. – Вот олух… Впрочем, это уже неважно. Представление окончено, пора снимать маски и опускать занавес.
– Вы почти обманули меня, – сказала Анита, чувствуя и стыд, и досаду, и еще что-то, в чем не было времени разбираться.
– Обманывать людей – моя профессия. Строго говоря, каждая моя книга – это обман. Но читатели верят. Принимать красивые обманы за чистую монету вообще свойственно человеческой натуре, и я этим пользуюсь.
– Вы считаете, что ваши обманы красивы?
– Разве нет? Рассказ о влюбленной дурочке, способной пожертвовать всем ради того, чтобы возлюбленный ее не отверг, – разве некрасиво?
– Это старо. И неоригинально.
– Вы же поверили! – Мадемуазель Бланшар сделала два шага вперед. – С такого расстояния я попаду наверняка.
– Выстрел услышит служанка…
– Пуль у меня достаточно, хватит и на нее.
– Подождите! У меня опять в голове туман, я хочу понять…
– Сожалею, но на тот свет вы попадете с затуманенной головой. Не старайтесь заговорить мне зубы, у меня нет желания разглагольствовать. Могу сказать лишь, что вы угадали: Либих был щенком, которого я держала на коротком поводке. Ему нужна была моя любовь, а мне – его деньги. За счет доходов его химических фабрик мы изрядно пополнили свою казну.
– «Мы» – это кто?
– Не прикидывайтесь идиоткой, – зло ухмыльнулась Элоиза де Пьер. – Вам отлично известно, на какого рода деятельность тратились эти средства. Попытки переворота, предпринятые в Берлине весной и летом, провалились, потому что здесь не хватало меня! Здешние повстанцы выступали стихийно и слишком прямолинейно. Штурм цейхгауза, беспорядочная стрельба на баррикадах – дальше этого они не продвинулись. Теперь все будет иначе! Проведена должная подготовка, и следующая попытка будет удачной.
– Вы уверены? – спросила Анита, глядя прямо в глаза мадемуазель Бланшар и незаметно для нее шаря рукою за спиной.
– Совершенно! У вашего Ранке и ему подобных не хватит ума – и времени! – чтобы помешать осуществлению моего плана. Тревогу мне внушали только вы, я сразу угадала в вас серьезную противницу. Поначалу я хотела вас провести и заставить действовать в моих интересах. Конечно, никакой Либих с его убогой фантазией не сумел бы выдумать такую эффектную историю про злодея-императора и невинно убиенного наследника престола. Ее придумала я, а он всего лишь выучил и сыграл отведенную ему роль. Может быть, я использую этот сюжет для своего следующего романа… Все бы получилось, но Либих оказался слишком слабонервным.
Анита, не спуская глаз с маячившего перед ней револьвера, нащупала позади себя шнурок с кисточкой на конце.
– Кто его убил?
– К чему вам это знать? – Указательный палец мадемуазель Бланшар напрягся и стал медленно надавливать на спусковой крючок. – Пусть хотя бы одна загадка останется неразгаданной. Там, куда вы сейчас отправитесь, у вас будет время поразмышлять над нею.
За дверью гостиной послышались шаги – шла Вероника. Мадемуазель Бланшар на мгновение отвлеклась, бросив быстрый взгляд через плечо. Доли секунды хватило Аните, чтобы отпрыгнуть в сторону и изо всех сил дернуть за свисавший из-под потолка шнурок. Прямо над головой мадемуазель Бланшар разверзлось черное квадратное отверстие, и из него выпала подвешенная на веревках деревянная кукла. Грянувшую одновременно с этим мелодию «Августина» заглушил револьверный выстрел. Пуля попала в окно, отчего стекло с веселым звоном разлетелось вдребезги. Инстинктивно вскинув револьвер дулом кверху, мадемуазель Бланшар вторично взвела спусковой механизм. Следующая пуля ушла прямо в открытый люк. Там, в потолочных недрах, что-то лязгнуло, и увесистая кукла с грохотом свалилась на пол. Мадемуазель взвизгнула от боли в ушибленной ноге. Анита, полагаясь на вдохновение и удачу, запустила в гостью диванной подушкой. Револьвер отлетел к каминной полке. Распахнулась дверь, и гостиную заполнил пронзительный вопль Вероники.
Анита метнулась к упавшему револьверу, сдавила теплую рукоять. Мадемуазель Бланшар, сообразив, что с этой минуты представление развивается по совсем не выгодному для нее сценарию, толчком опрокинула кресло и, сметя с дороги надрывающуюся от крика служанку, бросилась к выходу из квартиры.
– Держи ее!
Анита выскочила в переднюю, подняла револьвер на уровень плеча. Спина мадемуазель Бланшар была в каких-нибудь полутора саженях, но, черт возьми, как трудно выстрелить в живого человека…
– Стреляйте! – завопила Вероника.