– Aleks, sehr gut!
Максимов, бледный и негнущийся (что придавало его облику невольное величие), вышел из раздевалки. Его встретили овациями, даже более громкими, чем те, которых удостоился Хаффман перед началом поединка с Клозе.
– Aleks! Aleks! – скандировала публика.
Деваться было некуда. Максимов поднялся на помост и остановился в углу, напротив скрестившего руки англичанина. Судьи снова заняли свои места за канатами. Гаер в рубашке с манжетами куда-то исчез.
Сосредоточиться не дали – гонг прозвучал буквально через секунду после того, как Максимов занял свою позицию. Хаффман, сразу сбросив с себя маску безразличия, быстро вышел в центр ринга. Максимов сделал несколько шагов навстречу. Теперь они находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки.
На счастье Максимова, Хаффман и на этот раз проявил осторожность. Не зная, насколько ловок и силен его новый соперник, он для начала избрал ту же тактику, что и с Клозе, – согнул руки в локтях и, превратившись в заряженную катапульту, стал ждать нападения.
То ли пугающе-напряженная поза англичанина, то ли холод в неотапливаемом зале, обжигавший тело сквозь тонкое трико, вывели Максимова из окостенения. В голове, перекрывая внешний шум, прозвучали слова Аниты: «Постарайся продержаться подольше! Теперь все зависит от тебя…»
Легко сказать, продержись подольше! Стоит этому гладиатору с бульдожьим ликом раскусить, что перед ним обыкновенный выскочка, как все тут же и кончится. Максимов вспомнил два сокрушительных удара, сваливших с ног Клозе, и ему стало еще холоднее.
Без паники! Хаффман не из тех, кто лезет напропалую. Надо сделать так, чтобы он сколь можно долго пребывал в неведении, считая, что и впрямь нарвался на доку по части шлифовки скул и носов. Стряхнув с себя остатки оторопи, Максимов напряг мышцы, которые, следует заметить, были достаточно внушительными, и принял подобающую боксеру стойку, повернувшись к противнику боком и подняв кулаки к подбородку. Так его учили в клубе.
Пауза затягивалась. Публика неистовствовала, Хаффман выжидал. Боясь быть преждевременно разоблаченным, Максимов, изобразив на лице максимум агрессии (Взбесившийся Вепрь должен быть свирепым!), двинулся на него и сделал угрожающее движение выдвинутой вперед левой рукой. Хаффман отпрыгнул, стал приплясывать на месте, воткнувшись в соперника маленькими злыми глазами. Нача-лось!
Спокойно, Алекс, не суетись… Ты все делаешь верно. Боевая стойка соответствует правилам: стопы параллельны, правая нога от левой на полшага сзади и чуть справа. Колени немного согнуты, туловище выпрямлено, живот втянут. Вес тела равномерно распределен на передние части обеих ступней. Голова наклонена, подбородок прикрывается левым плечом слева и кистью правой руки справа.
Дело еще не дошло до ударов, а Максимов уже оценил удобство выбранной позы. Левый кулак будет постоянно маячить перед глазами у Хаффмана, приковывая внимание, а правым – ударным – можно, выбрав подходящий момент, хорошенько дать англичанину в зубы.
Ха! – в зубы… Не будь наивным, Алекс. У англичанина тоже все прикрыто, он готов к атаке с любой дистанции. Ишь, как глаза-то разгорелись…
Кстати, что там говорят господа боксеры о дистанции? Вроде бы ее надо постоянно менять. Не стоять, не стоять на ринге – двигаться! Максимов подпрыгнул, словно его ужалила оса, и закружил около Хаффмана, старательно копируя скользящий боксерский шаг.
А Хаффман-то поверил! Глядит исподлобья эдаким сычом, ждет удара. Ждет – пусть получит. Максимов сделал финт левой рукой и тут же нанес бесхитростный прямой удар правой.
Там, где только что была голова Хаффмана, оказалась пустота. Максимов отдернул руку и на всякий случай прыгнул в сторону. Разгоряченный, повторил попытку. Результат – тот же.
Потребовалось два-три мгновения, чтобы восстановить дыхание. Теперь понятно, почему Клозе выдохся – бесплодные наскоки отнимают куда больше сил, чем кажется, когда смотришь со стороны. Зато Хаффман радешенек – бой опять идет под его диктовку.
Надо придумать что-нибудь похитрее. Но как придумаешь с такими скудными навыками?
Максимов интуитивно старался сохранять между собой и англичанином солидное расстояние. Рискнуть – сократить дистанцию? Пусть Хаффман побегает – с него не убудет. А ну-ка, шаг вперед, потом слегка присесть, выпрямиться с поворотом, и – удар левой снизу в челюсть. Мимо… Изворотлив, черт!
Хорошо же! Тогда правой сбоку… еще раз левой снизу… сбоку… снизу…
– Мать твою!
Проклятый англичанин сновал по рингу быстрее челнока: качался, раскланивался на все стороны, ни разу не позволив перчаткам противника зацепить какую-либо часть своего тела.
Максимов опомнился и сделал поспешный шаг назад. Стоп! Отдышаться. Вот на этом – на горячности, на остервенении от бестолковых выпадов – погорел Клозе. Великолепный Клозе. Чемпион Берлина.
Хаффман, видя, что русский замешкался, сам двинулся на него. Решил попугать или все-таки понял, что имеет дело с новичком? А может, просто спешит?
«Твоя задача – продержаться хотя бы минут десять. Чем дольше, тем лучше. Я постараюсь успеть…»
Минут десять! Не прошло и трех… Во что бы то ни стало дотянуть до гонга!
Максимов бесстрашно пошел навстречу грозному лондонцу и нанес еще два удара, размашистых и таких же бесполезных, как все предыдущие. Впрочем, кое-какая польза все же была – Хаффман снова отскочил к канатам, затанцевал, выманивая русского на себя.
Прозвучал долгожданный гонг. Максимов облегченно вздохнул и отошел в угол. Над ним замелькали полотенца, кто-то брызнул в лицо водой. Немцы наперебой трещали в уши, он отпихнул их руками и сделал жест, который должен был означать «Отстаньте, сам все знаю».
До чего же короткие перерывы в боксе! Предыдущий удар гонга не успел раствориться в гуле болельщиков, как раздался следующий, возвестивший о начале второго раунда. Максимов с надеждой посмотрел в зал: не вернулась ли Анита?
«Продержаться хотя бы десять минут… Хотя бы десять…»
Хаффман не намерен тратить лишнее время. Первого раунда оказалось достаточно, чтобы он перестал бояться русского. Еще бы! Провести такого матерого зубра – пустая затея. Конечно же, он все понял и теперь попрет в атаку. Ну, держись, мистер Алекс!
Любопытно, но в защите Максимов почувствовал себя увереннее. На ум пришла слышанная на недавней тренировке формула: «Самая универсальная оборона – это отступление».
Шаг назад и в сторону. Снова назад и снова в сторону. Игнорируя свист публики, Максимов отступал, следя лишь за тем, чтобы не оказаться прижатым к канатному ограждению помоста. Хаффман преследовал его, но делал это пока еще осторожно, без особого напора, опасаясь нарваться на хитрый встречный удар. Значит, все-таки побаивается, не верит… Блеф – великая сила!
Второй раунд напоминал детскую забаву под названием «догонялки». Хаффман наседал, Максимов не столько защищался, сколько уворачивался от атак, кругами пятясь по рингу. Занятие не из героических, но более достойное сопротивление требовало умения, а его-то как раз и не доставало, а потому не было и выбора. Зрители гикали и всячески выражали свое возмущение подобным поведением Взбесившегося Вепря, на которого в рядах публики уже были сделаны ставки. Вепрь сердито сопел и гнул свою линию.
Гонг. Максимов взялся руками за канаты. Сердце в груди разошлось не на шутку, ноги встряхивала судорога, от которой подгибались колени. Да уж… Кружение по рингу отнимает, пожалуй, больше сил, чем собственно бой. Еще один такой раунд, и ноги сдадут. Нужно снова менять тактику, иначе конец. Максимов неуклюже сграбастал перчаткой протянутую ему бутылку с водой, отхлебнул, остальное вылил себе на голову.
Как же ее, черт возьми, поменять, эту тактику? Вопрос остался без ответа, поскольку участников поединка вновь вызвали на центр помоста. Начался третий раунд. Хаффман напирал уже безо всякой осторожности, без оглядки на возможную контратаку со стороны соперника – он понял, что соперник на такую контратаку просто не способен. Максимов, улучив мгновение, метнул в зал взгляд, исполненный тоскливого отчаяния. Где же Анита?
«Хотя бы десять минут…» Со своей задачей он почти справился, но десяти минут оказалось мало. Надо держаться еще. Сколько? Кто знает. В идеале – все пять намеченных раундов. Вот только Хаффман этого не допустит. Вон как старается, леший бы его побрал… Кулачищи так и мелькают, а уворачиваться от них все труднее и труднее: коленки ноют, поджилки трясутся, пот горячими струями ползет по раскаленной коже. Любая секунда может стать последней.
От безысходности Максимов поступил так, как поступает ребенок, которого колотит в драке более сильный враг: зажмурился и всем телом ринулся вперед, вообразив себя выпущенным из пушки цилиндроконическим снарядом. Макушка встретила на своем пути жесткую перчатку Хаффмана, в голове зазвенело, словно внутри черепной коробки разбился хрустальный фужер. Максимов, оглушенный и ослепленный (перед глазами все смешалось в пестрый круговорот), прихватил англичанина левой рукой за талию, а правой принялся колотить его в бок.
Противников растащили судьи. Один из них принялся что-то выговаривать Максимову сначала на немецком, потом на ломаном французском. Понять смысл нареканий было несложно: удары головой в профессиональном боксе запрещены. Максимов знал это – недаром среди прочих книг он возил с собой небольшой томик, в котором излагалась вся история бокса. Говорилось там и о первой в мире школе кулачного боя, основанной Джеймсом Фиггом, и о первом своде боксерских законов, разработанном в середине восемнадцатого века служителем цирка Джеком Браутоном, и о «Правилах лондонского призового ринга», появившихся в 1838 году. Этих правил, запрещавших подножки, тычки локтями и вообще многое из того, что разрешалось прежде, и придерживались современные боксеры.
Репутация Взбесившегося Вепря была изрядно подпорчена. Горди Хаффман не скрывал бешенства и, судя по выражению лица, готов был растерзать противника. Максимов отметил это с философской обреченностью. Судья, от которого несло пивным перегаром, напоследок толкнул русского ладонью в плечо – мол, смотри у меня – и удалился за канаты.