Максимов, силясь прогнать звучавшее в голове дребезжание, прислушался к своему телу. Оно умоляло о пощаде. О дальнейшем противоборстве нечего было и думать. Сейчас Хаффман прихлопнет его как муху.
Первый же пропущенный удар заставил Максимова схватиться за грудь и застыть с выпученными глазами. Англичанин с глумливой неторопливостью отвел назад кулак для замаха и коротко двинул перчаткой в скулу застывшему сопернику. Максимов рухнул как подкошенный.
Не бывает чудес, не бывает… Максимов лежал на спине и смотрел вверх, а над ним плавно колыхался высокий потолок гимнастического зала. «Eins, zwei, drei, vier, fünf…» – доносилось откуда-то из шаткой полутьмы, и поверженному Алексу чудилось, что над ним читают заупокойную молитву.
На цифре семь счет оборвал гонг. Неужели и третий раунд позади? Хотя теперь уже все равно. Четвертого не будет. Взбесившийся Вепрь проиграл.
Максимову помогли подняться. Привалившись к канатам, он увидел, как Хаффман переводит дух в своем углу. Ага, утомился-таки, кулачный виртуоз! Эта мысль была Максимову приятна, даже вызвала на лице, искаженном гримасой боли, подобие улыбки.
– Вы прекращаете бой, мистер Алекс? – спросил по-французски судья.
Максимов оглядел зал. Десять минут назад эта аудитория ревела «Алекс! Алекс!», теперь же он натыкался на саркастические ухмылки, а в уши противно лез презрительный свист. Завоевать симпатии публики легко, и так же легко их потерять.
– Я объявляю о прекращении боя, – сказал рефери, не дождавшись ответа.
Десять минут… Они истекли, а Аниты все нет.
«Теперь все зависит от тебя – помни. Постарайся продержаться подольше… Я верю в тебя!»
– Нет! – разомкнул Максимов спекшиеся губы. – Бой продолжается.
– Вы уверены?
– Да… Я готов драться дальше.
Скулу дергало и ломило, в легких поселилась резь, не дававшая вдохнуть воздух полной грудью. Максимов, чтобы вернуть телу подвижность, несколько раз присел. Стало еще больнее. Он стиснул зубы. Грубо пихнул судью перчаткой.
– Чего уставились? Я сказал: бой продолжается!
Хаффман, с чьих рук распорядитель уже стаскивал перчатки, недоуменно взглянул на русского. Максимов оттолкнулся от упругого каната, заставил себя выйти в центр ринга.
– Бой продолжается! Слышите?
Залу это понравилось. Посрамленный Вепрь не желал сдаваться. А вдруг у него открылось второе дыхание?
– Позвольте, позвольте! – затараторил, подскочив к Максимову, гаер в кружевной рубашке. – Бой окончен, вы не в состоянии драться…
– Я не в состоянии? – Максимов захлебнулся от негодования. – Ах ты, английская крыса!
Тяжелый кулак врезался распорядителю в ребра. Тот отлетел к канатам, согнулся в три погибели. Публика ликовала: в ее глазах русский опять набирал очки. А Максимов и не думал играть на зрителей – просто давал выход гневу, который после только что пережитого позора бурлил в душе, как расплавленный металл.
Хаффман снова стоял перед ним – подтянутый и готовый к продолжению поединка. Двужильный он, что ли? Максимов, понимая, что терять нечего, сразу бросился в атаку. Меткий и чувствительный удар в голову вновь затуманил сознание, но не остановил наступательный порыв. Максимов, как перед тем Клозе, стал молотить кулаками пустоту. Из горла сам собой вырвался рык:
– С-скотина!
И вдруг Хаффман исчез. Максимов привалился к канатам, провел запястьем по лбу, с которого ручьями лил пот, повернул гудевшую голову сначала вправо, затем влево. Ринг был пуст!
Что-то непонятное творилось и за пределами помоста. По залу шныряли проворные люди в серых пальто, слышалась сдавленная брань.
– Алекс!
На помост птицей взлетела Анита, без шляпки и вуали, с растрепанными волосами.
– Тебе больно? Кто победил?
Максимов не знал, что ответить. Хаффман поизмывался над ним вволю, но ведь бой не был доведен до конца! Строго говоря, вопрос о победителе так и остался открытым.
– Ничья, – ответил он и, окончательно обессилев, опустился на помост.
Анита присела рядом с ним, нежно коснулась его распухшей щеки.
– Ты молодец! Я знала, что могу на тебя положиться.
Максимов по достоинству оценил заслуженный комплимент, однако не преминул спросить:
– Что это дало?
– Я успела привести полицию. Зал оцеплен.
Люди в серых пальто сноровисто обыскивали болельщиков. В дверном проеме Максимов увидел Ранке.
– Что они ищут?
– Бомбу.
В том конце зала, где находилась дверь, которая вела в раздевалку, возникло волнение. Анита вскочила.
Распорядитель Хаффмана ценою разошедшейся по швам рубашки вырвался из рук державших его полицейских и рванулся напролом к ближайшему окну. Оно было расположено высоко, в двух-трех аршинах от подоконника с потолка свисала веревка с завязанными через равные промежутки узлами. Разбитость Максимова сняло как рукой. Он оттолкнулся пятками от помоста и перемахнул через канаты.
– Стой!
Распорядитель ухватился за веревку и с ловкостью шимпанзе полез по ней вверх.
– Стреляйте! – закричала Анита. – Уйдет!
В руках у полицейских появились пистолеты, но стрелять без команды они не решались. Ранке протискивался к ним сквозь толпу.
– Стреляйте же!
Распорядитель достиг нужной высоты, раскачался и, дрыгнув ногой, вышиб стекло. Веревка качнулась назад… снова вперед… Он разжал пальцы и очутился на подоконнике.
– Стреляйте!!
Три или четыре выстрела, раздавшиеся с разных сторон, слились в один. Распорядителя повело назад, он раскинул руки, на которых полоскались разорванные рукава, и с двухсаженной высоты низвергся вниз. Публика ахнула и расступилась. Падения тела Анита не видела – отвернулась. Слышала только, как в сгустившемся тяжелом безмолвии оно стукнулось об пол.
Тишина была недолгой, ее нарушил Максимов:
– Хаффман! Где Хаффман?
Пятеро полицейских, включая Ранке, ворвались в раздевалку. В зале царила полная неразбериха: окрики стражей порядка не могли смирить ничего не понимавшую толпу. Анита вслед за супругом, который, так и не успев снять перчатки, кулаками расчищал себе путь, пробиралась к раздевалке.
– Он там! Я видела, как он нырнул туда, когда появилась полиция.
В раздевалке, тесной холодной комнатушке, заваленной спортивными снарядами и одеждой, англичанина не оказалось. Ранке выглянул в небольшое окно, распахнутое настежь.
– Ушел! – простонала Анита.
– На улице мои люди, – отрывисто бросил Ранке. – Здание окружено.
Максимов искал предмет, на который можно было бы встать, чтобы выбраться тем же путем, каким бежал Хаффман. Взгляд упал на большую коробку.
– Не трогай! – вскрикнула Анита, угадав его намерение.
Ранке, а с ним и пятеро его верных помощников, поспешили через зал к выходу.
– Идем за ними!
Обыск продолжался. Ранке мимоходом отдал несколько приказаний оставшимся в зале полицейским, а сам выскочил на улицу. Максимов, размахивая перчатками, торопился следом.
– Алекс, – не утерпела Анита, дернув его за болтавшееся трико, – ты похож на пугало!
Улицу оглашали заливистые трели полицейских свистков.
– Где он?
Пока Максимов оглядывался, полицейские, дежурившие снаружи, указали своему начальству направление, в котором скрылся ловкач Хаффман.
– Догоним! – уверенно сказал Ранке. – Его преследуют… Не смогли поймать здесь, поймаем в соседнем квартале.
С пистолетом в руке он быстро зашагал по улице, распугивая прохожих. Максимов в канареечном облачении и боксерских перчатках, взъерошенная Анита и пятеро полицейских в штатском двигались за ним. В соседнем квартале к предводителю процессии подбежал веснушчатый человек с виноватым лицом. Они обменялись несколькими фразами, приведшими Ранке в бешенство.
– Упустили? – догадалась Анита.
– Говорит, как будто испарился… Канальи! Гнать всех в шею из полиции!
По мощенной булыжником улице застучали копыта, и к тротуару подкатила коляска.
– Гюнтер! – воскликнул Максимов, хлопнув перчатками о колесо с такой силой, что одна из них лопнула и под кожаной оболочкой обнажилась набивка из морской травы. – Ты уже вернулся?
– Ich stehe zu Ihren Diensten[7], – ответил извозчик.
– Вы, как всегда, вовремя, – сказала воспрявшая духом Анита. – Герр Ранке, познакомьтесь, это Гюнтер, я вам о нем рассказывала. К сожалению, мы плохо понимаем друг друга. Спросите, не видел ли он бегущего полуголого человека в боксерских перчатках.
Ранке перевел вопрос. Гюнтер захлопал ресницами. Максимов, видя его изумление, протянул ему обе руки.
– Перчатки, понимаешь? Вот такие, как у меня, только другого цвета. Черные. Schwarz. Не видел?
Гюнтер покачал головой. Ранке, забыв о нем, отдавал своим подручным распоряжение за распоряжением. Нетрудно было догадаться, что они касались тщательного прочесывания близлежащих городских районов.
Анита не скрывала расстройства. Максимов стянул с рук перчатки и бросил их на мостовую.
– Возвращайтесь в зал, – сказал ему Ранке. – Вы чересчур легко одеты для зимней прогулки.
Обратно их подвез Гюнтер. Обыск в зале уже завершался, большей части публики разрешили покинуть помещение. В раздевалке Максимов отыскал свой сюртук и брюки, начал угрюмо переодеваться. Появившийся через несколько минут Ранке на немой вопрос неопределенно ответил:
– Ищут… Будем верить, что найдут.
Он подошел к обнаруженной Максимовым коробке, осмотрел ее, осторожно поднял крышку.
– Это, наверное, те самые перчатки, которые мистер Хаффман собирался подарить своим берлинским поклонникам, – предположила Анита, заглянув внутрь.
Ранке вынул перчатки, их оказалось три пары.
– А это что? Тоже подарок?
Он вытащил из коробки увесистую шкатулку размером с пистолетный ящик, только покороче и повыше. Попробовал открыть, но шкатулка оказалась запаянной. Сбоку, там, где полагалось быть замочной скважине, торчало металлическое кольцо. Ранке благоразумно не стал его трогать.