– Отправлю-ка я это в лабораторию, пусть разбираются.
– Пусть, – выдохнула Анита с безразличием. – Я и так знаю, что там внутри.
– Пироксилин?
– Да. И какое-нибудь хитрое устройство, приводящее бомбу в действие минут через пять после того, как это кольцо будет выдернуто.
Ранке бережно вынес шкатулку из раздевалки. Анита пнула лежавший на полу кожаный мяч. Максимов, кряхтя от боли в разбитом теле, натягивал сюртук.
– Как ты догадалась насчет Хаффмана?
– Такое бывает иногда – вроде думаешь совсем о другом, а откуда-то вдруг приходит ответ на загадку, над которой бьешься давно и бестолково. Мы почему-то решили, что Либих, говоря перед смертью об англичанине, имел в виду человека в котелке, то есть Самарского. Но разве мало в Берлине англичан? К стыду своему, про Хаффмана я подумала только сегодня и только здесь.
– Мне бы такое и в голову не пришло. Я полагал, он вне подозрений.
– На этом-то и строился расчет его нанимателей. Кто заподозрит знаменитость? Хаффман не только приехал сам, но и привез помощников. По крайней мере, одного – того, чей труп только что вынесли из зала.
– По-твоему, Хаффман и есть профессионал, за которым охотится Ранке?
– Не сомневаюсь. Он поселился в гостинице «Шпрее», по соседству с номером мадемуазель Бланшар. Я видела его фамилию на грифельной доске, которая висит слева от портье. Таким образом, мадемуазель могла общаться с ним без помех и в любое время. В этой же гостинице, как ты помнишь, жил бедолага Володин. Чтобы добраться до него, Хаффману нужно было всего лишь пройти немного по коридору.
– Не сходится. – Максимов мотнул головой и, скорчив гримасу, схватился за скулу. – Дьявол, крепко же он меня припечатал…
– Что не сходится? – спросила Анита.
– Твои предположения не сходятся с действительностью. Хаффман приехал в Берлин уже после того, как были убиты Вельгунов, Пабло и пивовар Шмидт. Он не мог находиться в «Ореховом дереве» и расстреливать там посуду, потому что был в этот день на полпути из Лондона.
– Кто тебе сказал? Он мог тайно приехать в Берлин неделю или две тому назад. По росту и сложению он как две капли воды похож на человека, устроившего стрельбу в «Ореховом дереве».
– А лицо?
– Надеть парик и приклеить бороду – минутное дело. Ручаюсь, это был он!
Максимов, чертыхаясь, справился со своим одеянием. Анита ткнула каблуком одну из валявшихся в углу боксерских перчаток Хаффмана.
– Прихватим на память?
– А Ранке не станет возражать?
– С чего бы? Ему важнее шкатулка с пироксилином, он ее получил. Бери, не стесняйся!
Пока Максимов выбирал пару перчаток, Анита вышла из раздевалки. Обыск завершился, тело убитого распорядителя уже унесли, зал был почти пуст, если не считать троих полицейских, разбиравших помост.
– Ищут, нет ли там второй бомбы? – спросила Анита у Ранке, который, передав шкатулку помощникам, снова появился в зале.
– Мы имеем право уйти отсюда, только когда убедимся, что зал не заминирован.
– Кого-нибудь удалось задержать?
– Нет. Хаффман, похоже, работал в паре с тем парнем, которого прихлопнули мои ребята. Других сообщников в зале не было. Профессионалы не любят окружать себя армией пособников, это им ни к чему.
– Все же справьтесь в гостинице: с кем приехал Хаффман? Кто приходил к нему?
– Непременно. – Ранке снова дал понять, что ему неприятно, когда его поучают, и быстро сменил тему: – Вы сейчас куда, в «Бранденбург»?
– Да. Гюнтер ждет нас на улице. Если вы не против, приглашаю вас прокатиться с нами.
– Зачем?
– Поговорим. Может быть, вместе нам удастся прийти еще к какому-нибудь интересному выводу.
Из раздевалки вышел Максимов с перчатками в руках. Ранке, размышлявший над предложением Аниты, не удостоил вниманием его трофеи.
– По правде говоря, мне некогда раскатываться, мадам, но чувствую, вы знаете больше, чем сказали до сих пор. Хорошо, едем. Только ненадолго.
Гюнтер дожидался их, восседая на козлах.
– Вы наш верный рыцарь, – засмеялась Анита. – Вас не утомляет возня с нами?
– Sie können sich auf mich verlassen, – важно ответил Гюнтер.
– Он говорит, что вы можете на него положиться, – перевел Ранке.
– Скажите ему, что я его люблю.
Втроем сели в коляску. Максимов велел Гюнтеру везти всю компанию в гостиницу «Бранденбург», да не слишком торопиться. После битвы с Хаффманом у него болела голова, и он не хотел сидеть в номере.
– Может, вам лучше прогуляться пешком? – сказал Ранке, сочувственно глядя на него.
– Ноги у меня болят еще сильнее.
Гюнтер пустил лошадь неспешной трусцой. Максимов в позе тяжелораненого героя полулежа расположился на сиденьях. Как ни крути, а он сегодня действительно совершил подвиг и, следовательно, мог рассчитывать на почести.
– От имени столичной полиции благодарю вас, господа, – сказал Ранке. – Вы сделали все, что от вас зависело. Трагедия предотвращена. В том, что преступнику удалось скрыться, виноваты мы, и я не намерен снимать с себя ответственность.
– Зачем заранее посыпать голову пеплом? – промолвила Анита, поправляя прическу (эх, а шляпка-то пропала…). – Хаффман найдется. А сегодняшнюю трагедию предотвратил Алекс. Это целиком и полностью его заслуга.
– Ваш супруг вел себя как настоящий мужчина, – с уважением произнес Ранке. – Схлестнуться с таким опасным противником… Поступок, достойный восхищения. Германия вас не забудет.
– Я всегда был сторонником государственного порядка, – сказал Максимов, польщенный перспективой войти в историю Германии. – Но не забывайте и об Анне. Мои кулаки ничего бы не стоили без ее сообразительности.
Анита взглянула на супруга с благодарностью. Он по собственной доброй воле великодушно делился с ней выстраданной славой.
– Когда я поняла, что Хаффман – это и есть профессионал, я испугалась. Бой с Клозе уже завершился, англичанин собирался уходить, а его распорядитель объявил о розыгрыше перчаток. Я сразу догадалась, что вместе с перчатками они вынесут бомбу и найдут возможность улизнуть прежде, чем она взорвется. Вы видели, сколько людей набилось в зал? Наверное, вчера в Аллее тополей их было больше, но взрыв в замкнутом пространстве имел бы куда более ужасные последствия. Давка, рухнувшие перекрытия – страшно даже представить… А в зале я не увидела ни одного полицейского!
– Это наш недосмотр, – признался Ранке. – В полиции совершенно упустили из виду гастроли этого проходимца, считали, что его выступления на ринге соберут лишь небольшую кучку любителей мордобоя… извините, герр Максимов.
– Бокс завоевывает Германию так же, как когда-то завоевал Англию, – отозвался Максимов, простив, как и подобает истинному герою, неосторожное замечание менее героического собеседника. – Как видите, в одном только Берлине у него тысячи поклонников.
– Вот я и решила продлить им удовольствие, – улыбнулась Анита. – Прости, дорогой, но ничего другого мне в голову не пришло. Пока ты удерживал Хаффмана на ринге, взрыва можно было не опасаться. Я надеялась, что ты продержишься до прихода полиции, и ты продержался. Он не очень сильно намял тебе бока?
– Бока не пострадали. – Максимов пошевелил нижней челюстью, боль была терпимой. – Три раунда я выстоял… Видишь, как полезно заниматься боксом.
– Больше не буду мешать твоим занятиям, – пообещала Анита.
Коляска подъехала к гостинице, Гюнтер натянул поводья, и лошадь остановилась. Никто из пассажиров не торопился выходить. Ранке сидел, мрачно глядя под ноги.
– Выше голову! – ободрила его Анита. – Сегодня не самый плохой день.
– Он был бы еще лучше, мадам, если бы мы не упустили Хаффмана, – ответил полицейский. – А так он остался на свободе, и кто поручится, что завтра или послезавтра он не взорвет бомбу где-нибудь в другом месте? Пироксилина у этих молодчиков, надо полагать, предостаточно. Хватит, чтобы взорвать и ратушу, и королевский дворец.
– Что же вас больше беспокоит: сбежавший Хаффман или оставшееся у мятежников оружие?
– И то, и другое, мадам. Хотя, по моему мнению, если мы найдем Хаффмана, то найдем и оружие.
– Не разделяю вашего оптимизма, – сказала Анита. – Хаффман не более чем наемник. Ему поручили выполнение важной и сложной задачи – спровоцировать новую вспышку уличных волнений. Как только он с этой задачей справится, он уедет. Революция будет делаться без него. Какой смысл ему ввязываться в то, что его совершенно не волнует? А раз так, то едва ли он сможет сообщить какие-либо существенные подробности заговора. Искать надо не его, а мадемуазель Бланшар.
– Ее тоже ищут, – проворчал Ранке, в очередной раз уязвленный тем, что не может предъявить в доказательство своих стараний ничего конкретного. – По моим сведениям, она покинула Берлин и находится где-то в окрестностях. Мы отыщем ее, не сомневайтесь. Но я считал бы куда большим достижением поимку Хаффмана. Этот субъект может причинить нам еще немало хлопот.
Максимов вышел из коляски. Держа в одной руке боксерские перчатки, другую протянул Аните. Гюнтер стоял возле своей лошади и поправлял на ней подпругу. Ранке сошел на заметенный снегом тротуар последним. Сохраняя озабоченность на своем обыкновенно добродушном лице, вяло проговорил:
– Не смею больше докучать вам своим присутствием, господа. Когда вы намерены покинуть Берлин?
– Чем скорее, тем лучше, – ответил за себя и за жену Максимов. – Анна любит приключения, но иногда их бывает многовато. Через день, в крайнем случае через два мы уедем во Францию. Там революционные беспорядки вроде бы улеглись.
– Конституция Второй республики принята в начале ноября. Меньше чем через неделю пройдут выборы главы государства. Нет сомнений, что победит принц Луи, племянник Наполеона. Во Франции с ним связывают возрождение прежнего величия страны.
– По крайней мере, преобразования там перешли в мирное русло. Меня это искренне радует.
Разговаривая с Ранке, Максимов то натягивал перчатки на руки, то снова снимал их. Движения были машинальными – давало знать о себе еще не улегшееся после боя с англичанином нервное возбуждение. Гюнтер, разобравшись с подпругой, приблизился к господам и произнес несколько слов.