– Я не в силах ответить на этот вопрос, Алексей Петрович, так как знаю не больше вашего. Очевидно одно: мадемуазель и ее свита мертвы.
Максимов, а за ним и Анита вошли в комнату. Томас, по-прежнему безмолвный и бесстрастный, остался стоять за порогом.
– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Самарский у Аниты. – Еще немного, и я поверю в существование немецкого Робин Гуда. Кто-то проник в замок, убил тех, кто здесь находился, и, любезно оставив нам саквояж с деньгами, исчез.
Возникло неловкое молчание, после которого Максимов сказал:
– Вы удовлетворены? Главная злодейка приказала долго жить, деньги у нас, – он встряхнул саквояж, – и, по мне, не имеет значения, кто нам в этом помог. Пусть хоть сам дух Лоэнгрина. Пора выбираться на воздух.
– Алексей Петрович рассуждает резонно, – согласился Самарский. – Дальнейшее пребывание в замке едва ли принесет нам пользу. Возвращаемся, господа.
Он повернулся и, получив сильный удар в живот, согнулся пополам. Выпавший из его руки револьвер подобрал стоявший в дверном проеме Томас.
– В чем дело? – проговорил Максимов, цепенея.
Два револьверных зрачка смотрели на него и на Аниту. Тонких губ Томаса коснулась легкая усмешка.
Винтовка висела у Максимова на плече, его правая рука была занята саквояжем. Анита стала медленно поднимать свой пистолет, но ее остановил холодный голос:
– Бросьте оружие, дорогуша, это слишком опасная игрушка.
Мадемуазель Бланшар, мнимая покойница, восстала со смертного одра и в упор, не мигая, рассматривала своих растерянных врагов. Ее свита тоже воскресла из мертвых и держала незваных гостей под прицелом.
Анита бросила пистолет на пол. Самарский, тяжело дыша, распрямился.
– Лицо… – проговорила Анита, глядя на мадемуазель Бланшар. – Что у вас с лицом?
– Всего лишь пудра. А это, – Элоиза тронула висок, – немного вишневого ликера. Фокус старый, не спорю, но всякий раз он срабатывает изумительно. Я нисколько не сомневалась, что вы попадетесь в мою ловушку.
– Значит, и это ваша выдумка? – Анита ткнула пальцем в саквояж.
– Деньги в нем вполне настоящие. Такие же, какими пользуется ее величество королева Виктория. Я была уверена, что, обнаружив их в сейфе, вы не уйдете сразу, а продолжите осматривать замок. О, я хорошо знаю такие натуры, как ваша! Горячая голова, чрезмерное любопытство – типичные черты южного характера. Если бы, паче чаяния, вы все же вознамерились уйти с саквояжем из замка, мои люди успели бы вас перехватить. Да и Томас был начеку.
Владимир Сергеевич окинул своего напарника уничижительным взглядом и по-цезаревски вопросил:
– И ты?..
Томас молча, одними уголками губ, улыбнулся. Его молчание и эта ледяная улыбка вызвали у Аниты всплеск злобы, и она в сердцах выкрикнула:
– Что ухмыляешься? Скажи хоть слово… толстый боров!
– Толстый! – ахнул Самарский и со стоном схватился за голову. – Как я мог забыть! У каждого секретного агента есть своя персональная кличка…
– «Срочно найдите данные на Толстого…» – Анита смерила глазами объем талии Томаса и признала, что кличка дана хоть и с некоторой натяжкой, но, в общем-то, верно. – Вельгунов подозревал его в измене, но не успел сказать об этом никому…
– Я самый последний остолоп, – сообщил Самарский. – Я и подумать не мог, что Томас… что он окажется такой гнидой.
– И у русской разведки случаются ошибки, – не без злорадства заметила мадемуазель Бланшар. – Томас оказал нам немало полезных услуг, в том числе по устранению неугодных лиц. Вас мы решили до поры не трогать – вы были убеждены, что взрыв пироксилиновой бомбы в толпе состоится в день церемонии Югендвайе. Это милое заблуждение играло нам на руку. Но после провала Хаффмана и полицейской облавы в городе игра оказалась совершенно расстроенной. Я никому не прощаю побед надо мной. Я должна была отомстить и вам… и вам… и особенно вам. – Ее палец по очереди указал на Самарского, Максимова и Аниту. – О том, что я с деньгами Либиха прячусь в Волчьем Камне, вы узнали от Томаса. Вы обязаны были клюнуть на такую лакомую приманку.
– А если бы мы привели с собой полицию?
– Полицию? Нет! Вы не стали бы вмешивать в это дело Ранке и его подчиненных. Кто же откажется от искушения завладеть полутора миллионами фунтов?
– Как вы смеете! – побагровел Максимов, стискивая ручки саквояжа. – Мы вовсе не посягали на ваши презренные фунты!
В праведном гневе он был хорош – ни дать ни взять пушкинский комендант Миронов, представший перед Пугачевым после падения Белогорской крепости.
– Ах, так! – Белая маска повернулась в сторону возмутителя спокойствия. – Я рада, что вы сами признали это. Франц, возьми у него саквояж.
Один из телохранителей Элоизы, лохматый, с цыганскими чертами, держа наготове револьвер, развязно шагнул к Максимову и протянул руку. Максимов, однако, не изъявлял желания расстаться с саквояжем. Он отступил назад и прижался спиной к стене, слева от дверного проема, в котором каменным истуканом столбенел Томас.
– Не дурите! – пренебрежительно бросила мадемуазель Бланшар. – Думаете, если вы вцепились в него как клещ, это вас спасет? Вы обречены – все трое! Никому не известно, куда вы отправились сегодня утром, никто не станет искать вас в этом заброшенном замке. Вы видели, какие здесь большие печи? Ваши тела сгорят в них, и старый глупый Ранке будет долго ломать голову над тем, куда же подевались его русские приятели. А я через день буду уже далеко отсюда.
– Вы отказываетесь от идеи разжечь новую германскую революцию? – спросила Анита, гипнотизируя нацеленные на нее револьверы.
– Немцы – скучный народ, – отозвалась госпожа де Пьер. – Настоящей революции с ними не сделаешь. В Италии народ погорячей, и волнения там в самом разгаре. Деньги моего ненаглядного, но, увы, безвременно почившего Гельмута будут потрачены с гораздо большей пользой, чем в этом стоячем пруду.
– Вы и в самом деле гарпия, – тихо произнесла Анита. – Я бы даже сказала: демон. Вам доставляет удовольствие разрушать…
– Высокие слова, моя дорогая! – фыркнула мадемуазель. – Опять заговариваете мне зубы? Франц, забери же, наконец, саквояж! Этот дурацкий театр меня утомил… Застрелите их!
Спасения ждать было неоткуда.
И все же оно пришло. Пришло вместе с ровным и властным голосом, скомандовавшим:
– Руки вверх!
Голос донесся сзади, из коридора. Анита обернулась и успела увидеть, как на голову Томаса обрушилась рукоятка пистолета. Удар был несильным, но точным, по-немецки аккуратным. Не успев выстрелить, Томас со своими револьверами растянулся на полу. За его спиной стоял Ранке.
Размышлять, каким образом он попал сюда, не было времени. Франц от неожиданности разинул рот, и Максимов отчаянно двинул его саквояжем в пах. Второй слуга госпожи де Пьер, похожий на парижского клошара, оказался расторопнее – раздался выстрел, и Анита схватилась за мочку уха. Максимов бросил саквояж на пол, сдернул с плеча винтовку и прикончил оборванца прежде, чем тот успел выпустить еще одну пулю. Ранке двумя выстрелами расправился с Францем.
Надо было видеть лицо мадемуазель Бланшар: белую маску перекосило от ужаса.
– Сдавайтесь, – сказал Владимир Сергеевич. – Как видите, удача на нашей стороне. Это заставляет меня поверить в высшую справедливость.
Мадемуазель попятилась от направленных на нее стволов. Бежать ей было некуда, и она отступала бездумно, гонимая страхом. Так казалось всем, но едва она очутилась в углу, как что-то скрипнуло, и часть стены с висевшим на ней горным пейзажем работы неизвестного художника приподнялась.
Мадемуазель юркнула в открывшуюся темную нишу, и стена тотчас опустилась на место. Запоздало загрохотали выстрелы.
– Подождите! – закричала Анита.
Оттолкнув дуло максимовской винтовки, она кинулась в угол и стала шарить ладонью по стене. Маленькая прямоугольная плитка при нажатии подалась в глубь стены, и горный пейзаж вновь скрылся в потолочной щели.
Вчетвером – Ранке, Самарский, Максимов и Анита – бросились за ускользнувшей госпожой де Пьер. Сапоги загромыхали по уходившей вверх винтовой лестнице. Из вертикальной шахты тянуло холодом и сыростью.
– Скорее! – торопил Самарский, перескакивая сразу через три ступеньки.
За ним, чертыхаясь по-немецки, бежал с несвойственной ему прытью одутловатый Ранке. Максимов невольно подгонял его, тыча впотьмах длинной винтовкой ему в спину. Анита, про которую все забыли, старалась поспевать за мужчинами, но в этом потайном ходе-колодце было тесно, и тьма здесь царила кромешная – словом, на каждом шагу грозила опасность подвернуть ногу на дьявольски неудобных ступенях или с разгона врезаться лбом в стену.
– Алекс! Не бросай меня!
Максимов чуть притормозил, взял ее за руку.
Казалось, бег по лестнице, похожей на штопор, длился целую вечность. Анита совсем выдохлась и удивлялась тому, как хватает сил бежать у мадемуазель Бланшар. Самарский, несмотря на свое проворство, так и не сумел нагнать беглянку. Когда лестница кончилась, он выскочил из темноты и едва не вылетел в окно, напоминавшее бойницу.
– Где… где эта ведьма? – спросил Ранке, хватая ртом воздух.
Они стояли на небольшой круглой площадке, где могли бы поместиться человек восемь, и то с трудом. Анита, качаясь, как пьяная, подошла к окну, и у нее захватило дух от головокружительной высоты. Отсюда, сверху, был виден лес на многие версты вокруг. Далеко, за деревьями, удалось разглядеть тускло-серебристую ленту Шпрее.
– Мы в башне, – сказал, отдышавшись, Владимир Сергеевич. – Но где мадемуазель?
Проникнуть в башню и покинуть ее можно было единственным путем. Самарский оглянулся на лестницу.
– Герр Ранке, будьте добры, покараульте здесь, а мы с Алексеем Петровичем попробуем подняться еще выше. Она должна быть там…
С этими словами он стал взбираться по лесенке, которая вела в узкий лаз, устроенный в деревянном перекрытии, отгораживавшем пространство, где они сейчас находились, от верхней части башни. Максимов протянул Аните мешавшую ему винтовку.