До начала приема оставалось минут сорок, и Ранке предложил погулять по парку, чтобы полюбоваться достопримечательностями. Сооружения здесь были расположены весьма оригинально: они выплывали из чащи в самые неожиданные моменты и были столь разнообразны, что Анита никак не могла определить, что напоминает ей эта резиденция прусских монархов. Версаль? Петергоф? Что-то другое?
Откуда-то вынырнул китайский чайный домик, миниатюрный и изящный, словно сделанный из фарфора, с белой крышей в виде шатра и фигуркой улыбающегося китайца под зонтиком. Дань увлечению Востоком, когда-то охватившему Европу.
– Представьте себе, что сто с небольшим лет тому назад здесь простиралась голая песчаная равнина. – Ранке обвел рукою вокруг. – Все-таки король Фридрих был великим человеком! Только великий человек мог задумать такое и воплотить свои идеи в жизнь.
– Что это там? – спросила Анита, вглядываясь в одноэтажное здание с колоннами. – А, знаменитые римские купальни… Если я правильно помню, их строили по образцам флорентийских мастеров.
– Здесь все сделано по лучшим образцам, – с достоинством истинного патриота откликнулся Ранке. – Мне кажется, в этом парке до сих пор витают тени гениев. Может быть, в беседке, мимо которой мы сейчас проходим, сиживал сам Вольтер, когда останавливался погостить во дворце?
Прогулка по аллеям Сан-Суси вернула Аните умиротворенное состояние. Она смотрела на скульптурных вакханок, на Венеру с Меркурием и поневоле проникалась беззаботной атмосферой, господствовавшей в этом удивительном месте.
Приближалось время начала приема. Приглашенные, а их было не менее двух сотен, собирались в Новом дворце – колоссальном по величине здании с тремя грациями, держащими корону, на куполе. В зале, обращенном окнами к парку и отделанном полудрагоценными камнями и окаменелым деревом, гости выстроились в ожидании короля.
Его величество Фридрих Вильгельм Четвертый явился вместе с супругой-императрицей Елизаветой Баварской. У пятидесятичетырехлетнего монарха была крупная голова с заметной залысиной на круглом лбу и волевое лицо с чуть мутноватыми глазами, в которых, как уверяли недоброжелатели, начинали проявляться признаки развивающейся душевной болезни.
Обойдя гостей, его величество остановился возле Аниты. Сопровождавший короля придворный что-то шепнул ему на ухо, и тот улыбнулся – скупо, но вполне радушно. Анита, как требовал этикет, сделала книксен и склонила перед королем голову.
– Вы и есть та русская испанка, спасшая Берлин от новых погромов? – осведомился Фридрих Вильгельм по-французски.
– Боюсь, ваше величество, доля моего участия в этом деле сильно преувеличена, – учтиво ответила Анита.
– Скромность всегда украшала достойных, – изрек король таким глубокомысленным тоном, точно эта расхожая фраза была придумана им самим.
Он перевел взгляд на Максимова.
– А это, надо полагать, ваш мужественный супруг?
Максимов держался спокойно, по его лицу трудно было определить, какие чувства он сейчас испы-тывал.
– Надеюсь, Сан-Суси вам понравится, – сказал король напоследок. – Ваш император Николай всегда отзывался о пребывании здесь очень восторженно.
По завершении церемонии гостей пригласили в южное крыло дворца, где располагался театр, выстроенный по подобию античного. Ранке заглянул в программку.
– «Сон в летнюю ночь». Давненько же я не бывал на спектаклях!
Анита была довольна тем, что ее желание побывать в немецком театре все-таки осуществилось. Шекспира она любила, к тому же ей нравилась музыка Бартольди, написанная специально для этой пьесы. Максимов пробубнил, что хорошо бы предварительно перекусить, за что получил от жены неделикатный тычок под ребра.
Королевские актеры играли прилично, хотя и не так блестяще, как можно было ожидать. Расчувствовавшийся Ранке неистово бил в ладоши и кричал «браво», ему вторила добрая половина зала. Анита ограничилась сдержанными аплодисментами.
После спектакля переместились на берег искусственного озера, в просторные помещения оранжереи, где состоялся долгожданный обед. Проголодавшийся Максимов, обозревая уставленный закусками стол, глотал слюну так шумно, что Анита вынуждена была сделать ему замечание.
– Алекс, веди себя пристойно.
Максимов взял себя в руки, однако его горящие глаза говорили о том, что он готов съесть все, что ему предложат за королевским столом. Легко расправившись с холодными закусками, он приступил к главным блюдам.
– Что это такое? – поинтересовался он, глядя на принесенную лакеем посудину с подозрительного цвета жидкостью.
– Бульон из бычьих хвостов, – гордо пояснил Ранке. – Замечательный вкус!
Бульон был уничтожен за считаные мгновения. Презрев наставления Аниты, Максимов бросил:
– Нет ли чего посерьезнее?
Ему принесли густую чечевичную похлебку с копченостями – блюдо сытное, но только не для голодного русского. Далее последовали: цыпленок, вымоченный в молоке, эльзасский пирог, нарезанное тонкими ломтиками вареное мясо с овощами и соусом из трав… Максимов разделывался с немецкими гастрономическими изысками ожесточенно и безжалостно.
– Алекс! – тихо воскликнула Анита. – Ты не лопнешь?
Максимов на провокации не поддавался и упрямо двигал челюстями. Обслуживавшие стол королевские лакеи переглянулись, один из них что-то спросил.
– Не желает ли господин отведать eisbein? – перевел Ранке.
Максимов промокнул салфеткой губы и лаконично распорядился:
– Несите!
Ранке посмотрел на него с сомнением.
– Вы уверены, что съедите это?
– Я съем все!
Лакей ушел и вернулся с громадной тарелкой, которую с почтительным полупоклоном водрузил перед необыкновенным гостем. На тарелке, истекая ароматным соком, лежала вареная свиная нога, вокруг которой, словно отроги Альп, громоздился гарнир из картофеля, тушеной капусты и чего-то экзотического, чему человек, не посвященный в тайны германской кухни, едва ли сумел бы подобрать определение.
– Алекс! – ужаснулась Анита. – Это невоз-можно!
Слово «невозможно» подстегнуло Максимова, как удар кнута – задумавшегося коня.
– Gut! – сказал он лакею и с вызовом взглянул на окружающих. – Невозможно? Х-ха!
Некоторое время он приглядывался к покрытому румяной корочкой монстру, как Суворов к неприступному Измаилу, затем взял вилку, нож, и начался поединок, привлекший внимание всех, кто сидел за столом. Настырный иностранец повел атаку на eisbein со всех сторон: пробил бреши в гарнирных укреплениях и начал штурм, орудуя столовыми приборами с той же ловкостью, с какой опытный солдат управляется с холодным оружием.
Битва была тяжелой: лоб Максимова сделался влажным, лицо побагровело, но он не думал сдаваться. Казавшийся необъятным eisbein уменьшался на глазах. В конце концов противостояние завершилось полной победой отставного майора. На тарелке осталась лишь горка костей. Максимов разжал ослабевшие пальцы, уронил вилку и нож на скатерть и откинулся на спинку стула, который, хотя и был сделан из крепкого немецкого дуба, отозвался на это движение отчаянным всхлипом.
– Браво! – не удержался Ранке и захлопал в ладоши с тем же восторгом, с каким час назад приветствовал игру актеров на театральных подмостках.
Зааплодировал весь стол. Максимов сидел красный, как вареный рак.
– А когда-то ты был вегетарианцем… – вздохнула Анита.
Лакей, тот, что приносил eisbein, снова подошел к русскому гостю и с еще большей почтительностью поставил перед ним новую тарелку, чуть меньше прежней. Максимов закатил глаза.
– Бифштекс с сырым яйцом, – пояснил Ранке. – Изумительное кушанье! Рекомендую…
– Мм… – промычал Максимов и закачался на стуле.
– Тебе дурно? – встревожилась Анита.
– Мм… Идем отсюда! Сейчас же!
От королевской трапезы они отходили в ажурной беседке (вольтеровской?), расположенной в глубине одной из аллей, в окружении позолоченных скульптур. Вернее, отходил Максимов, а Анита, ограничившаяся за обедом легким салатом из свежей зелени, сидела рядом и сокрушенно разглядывала его вздувшийся под сюртуком живот.
– Если у тебя будет несварение желудка, так тебе и надо! Нечего жадничать.
– Ты бессердечна, – простонал Максимов.
– Я не желаю быть женой разъевшегося толстяка. Слышишь?
– Угу… Обещаю: с сегодняшнего дня перехожу опять на спаржу и картофельные котлеты.
– Все должно быть в меру, – назидательно произнесла Анита. – Ты ведь уже не дитя, Алекс, пора понимать. Вдобавок ты вел себя беспардонно: уничтожил львиную долю продовольственных запасов прусского государства. Нельзя так поступать с союзниками!
Максимов виновато уронил подбородок на грудь.
– Продовольственных запасов у нас достаточно, – сказал, войдя в беседку, Ранке. – Прусское государство не разорится оттого, что его величество позволил себе с присущей ему щедростью попотчевать своих гостей.
– Я рад, – выдохнул Максимов.
– Тем более что вы герой. – Ранке дружески похлопал его по плечу. – Герои должны есть плотно.
– Я старался…
– Понравился ли вам прием?
– Очень, – ответила Анита. – Гостеприимство его величества произвело на нас глубокое впечатление.
В беседку заглянул кто-то из дворцовых слуг – передал Ранке записку. Полицейский быстро прочел ее, сунул в карман.
– Завтра утром мы уезжаем, – сказала ему Анита.
– В Париж?
– Да. Может быть, по пути заедем ненадолго в Кельн. Я хотела взглянуть на Кельнский собор.
– Вы поедете в экипаже?
– Этот способ передвижения нравится мне куда больше, чем новомодные паровые локомотивы, которые так обожает Алекс. Конная упряжка надежнее. Если только к завтрашнему утру Алекс не растолстеет настолько, что не сможет влезть в экипаж.
– Счастливой дороги, господа, – проговорил Ранке. – Кельнский собор очень красив. Советую вам воспользоваться возможностью и посетить его.
– А вы? Вернетесь к своей службе?
– Надо завершить еще кое-какие дела, подготовить документы и передать их тому, кто придет мне на смену. Скажу вам по секрету: я дорабатываю в полиции последние дни.