– Сила багряных в единстве, и мы выше сиюминутных порывов, выше желания на краткие дни получить самку, – изрекает вождь, кивая, чтобы девушку увели.
– Да, старый Хар, – молодой волк опускает голову, пряча блестящие обидой глаза.
– Придешь к ней в общий дом, Клей…
– Да…– юноша отступает.
А меня словно сковывает льдом от нахлынувшего ужаса, потому что мы следующие.
– Гер! Поздравляю тебя с удачной охотой! Двое! Как? Уж и не помню, когда было такое! – повернувшись к нам Харгард довольно скалится и даже отступает от ритуальных слов, которые повторял все это время.
– Великая Луна помогла, – кивает Гер, выходя вперёд и коротко кивая вождю, положив руку на грудь, как все волки до него.
– Отдаешь ли ты самок на благо стаи? – щурится Харгард, скользя по нам с Роной мутным желтым взглядом.
– Все моя жизнь на благо стаи, старый Хар, ты знаешь, – Гер медленно выпрямляется, смотря вождю прямо в глаза, – Я привел сразу двоих. И вы все знаете, что это добрый знак. И весть о нем разлетится по другим стаям, приумножая наш вес на Арае. А потому грех столь знаковым самкам стираться как козьи подстилки в общем доме. Тем более, что одна из них настоящий воин в душе и, отбиваясь, смогла зарезать нашего брата Хайда. И я хочу подарить ее лично тебе, вождь. Как символ нашей удачи в этом цикле, и чтобы и дальше нам помогала Великая Луна. Вторую же самку прошу подарить мне, так как я достоин этой награды. Что скажешь, старый Хар? Примешь ли ты от меня дар, одарив и меня?
Я замираю, не дыша, во все глаза наблюдая за старым Харгардом. Кажется, даже сердце в груди замолкает, боясь заглушить малейший изданный им звук. Страшно…
– Что ж…– тянет волк, хмуро взирая на нас из-под кустистых белых бровей, – Предложение твое имеет смысл, Пилот…
Рвано втягиваю воздух, покачнувшись. Облегчение еще боится разлиться по телу, но уже зарождается пузырящейся легкостью где-то внизу живота.
– И какая же из них воительница? – выгибает бровь вождь, разглядывая то Рону, то меня.
– Вертянка, Хар. Смотри как хороша, – Гер быстро толкает ее вперед, – Дикая как кошка, но разумная. Просто так бузить не будет.
Рона послушно опускает голову, сцепляет пальцы, ожидая, что вождь сейчас ее заберет. Но Харгард не торопится, оглаживая тяжелый подбородок. Молчит.
– А рыжая? – кивает вдруг на меня.
Пальцы Гера моментально сильнее впиваются мне в поясницу.
– Ее первую взял. Запах. Привык…– отрывисто сообщает.
– Привык, – хмыкает Хар, впервые в упор посмотрев на меня, – И как же отдавать будешь на исходе цикла? Знаешь же, нельзя привыкать. Тяжко потом будет.
– Знаю. Отдам, – бросает Гер глухо, но вопреки своим же словам порывисто притягивает мне к себе, вжимая спиной в свой торс.
Чувствую, как бешено колотится его сердце, буквально бьет меня в лопатку. И сразу снова страшно…Вжимаюсь в его горячее мощное тело сильней, опуская взгляд.
Ну, что Харгард тянет? Что?
Вождь, складывает руки за спиной и медленно подходит к Роне, обходит ее кругом, принюхиваясь, потом отступает и приближается к нам. Шумно втягивает воздух рядом с моим лицом, щурится. Протягивает руку и перехватывает мой подбородок, вертит мою голову влево-вправо, рассматривая внимательней.
– М- да, – отпускает и поднимает на Гера тяжелый мутный взгляд.
– Решение мое такое, Пилот, – зычно заявляет на всю поляну, быстрым взором окидывая всех притихших и с любопытством наблюдающих за нами волков, – Ты прав в том, что заслужил награду за свою охоту. И мне льстит, что одну из самок ты желаешь подарить мне в знак уважения и признания моего старшинства. Ведь верно я понимаю твой жест?
– Верно, – кивает Гер за моей спиной.
И я чувствую, как он, весь такой собранный до этого момента, напряженный немного расслабляется.
Хар бесцветно улыбается на это, цепко смотря Геру прямо в глаза.
– Вот только думается мне, Пилот, что справедливей будет не так. Ты воин, удачливый охотник, так и забирай себе воительницу. Сам сказал, что хороша да послушная! А я, так и быть, рыжую землянку. И от запаха ее не так корежить будет. Тебе же лучше, да? Все для тебя…
На мгновение повисает гробовая тишина. Я не сразу осознаю, что сказал Хар, только чувствую, как Гер мгновенно каменеет. А когда осознаю…Паника, липкая и ледяная, накрывает штормовой волной.
– Нет…– шепчу непослушными губами, – Не надо…
– Хар-р-р, я ее хочу. Отда-а-ай, – рычит Гер глухо за моей спиной, железными клещами сдавливая мне плечи и не желая отпускать.
Глаза Харгарда напротив тут же опасно сужаются, растекаясь звериным янтарем. Он улыбается, делая еще шаг назад от нас, и это настоящий хищный оскал. Желтые клыки выступают, приподнимая верхнюю губу. Отводит от Гера потемневший взгляд и хлопает в ладоши, привлекая толпу.
– Братья! Багряные! Как вы считаете? Я щедр?!
– Да- а-а!!! – ревут волки как один, тут же начиная топать ногами.
– Уважил я нашего брата, Гера, дав самку ему?!
– Да – а-а!!! – орет стая дружно, так оглушающее, что я с трудом различаю, как Гер протестующе рычит прямо у меня над ухом.
– Ну, Пилот, все считают, что нет права противиться у тебя. Забирай свою вертянку. И будь благодар-р-рен! – последнее слово Харгард произносит, снова подходя к нам и сверля исподлобья засветившимися желтыми глазами.
– Зачем тебе она, старик? – Гер пятится от него, утягивая меня за собой, – Зачем тебе ИМЕННО она? Тебе же все равно…
– Что ты сказал, щенок?! – взвивается тут же Харгард, клацая уже почти совсем волчьей челюстью. Весь образ его начинает плыть, дрожа на грани оборота, – Ты что? Спор-р-ришь со мной?! Хочешь силой р-р-решить?! Давай!
Вожак словно становится больше, нависая над нами настоящей горой. Его черты смазываются окончательно, лицо вытягивается в зубастую морду, мутные раньше глаза горят желтым диким огнем. Загорелая шерсть покрывается густой бело-серой шерстью. Мускусный запах старого матерого волка ударяет в нос.
Гер пятится еще, не отпуская меня. Я его не вижу, но чувствую, как он тоже становится больше, когти вырываются из пальцев и до крови впиваются в мои плечи, дыхание над макушкой становится надсадным, то и дело срываясь на рык.
– Да, силой…– почти совершенно неразборчиво рычит он над моим ухом, – Хар-р-р… Не будет твоя! Моя!
И в следующий миг я тонко, на выдохе вскрикиваю, потому что Гер перехватывает меня за подбородок, рывком наклоняет голову и впивается клыками в шею повыше ключицы. Меня прошивает острой болью насквозь. Она буквально парализует, тело отказывается подчиняться, все органы чувств разом сбоят. Перед глазами вспыхивают кровавые круги и расширяются, затмевая все. Сознание уплывает в океан бесконечной боли. Не остается ничего…Где на задворках гаснущего разума слышу, как вопит Харгард.
– Сдурел? Зачем?!
Но Гер не отвечает, только сильнее впивается клыками в меня, отравляя своей слюной. Меня кто-то дергает за руки, пытаясь вырвать от него, какая-то возня, крики, рык, и я окончательно отключаюсь, проваливаясь в свою боль.
9.
Резко подскакиваю, приходя в себя. Будто из воды вынырнула. И дыхание так же судорожно застревает в раскалённом сухом горле.
– Тише. Лежи, – произносит незнакомый голос на общем языке.
Озираюсь, пытаясь сориентироваться. Я в какой-то комнате с белыми каменными стенами. Вокруг царит полумрак, разбавленный лишь потрескивающим огнем в дальнем углу в очаге. За круглыми же, выдолбленными в скале окошками совсем темно и видно высыпавшие звезды. Воздух свежий, только сырой немного и зябкий от камня. Сама комнатка – небольшая пещера, пустая почти, с низким сводом. Солома, щедро укрытая шкурами, на которой я лежу, углубление для костра в углу с пробитым отверстием на верхнем своде для выхода дыма да пара грубо сколоченных сундуков – вот и все убранство. Я не одна – напротив сидит юный волк, почти совсем мальчишка, и с интересом меня разглядывает. Поворачиваю голову в его сторону и тут же морщусь от тянущей боли в шее. Немеет вся левая часть лица от прострелившего спазма. Дотрагиваюсь до места укуса. Перевязано, даже тонкий ошейник замотали.
– Не переживай, землянка, скоро пройдет. Метки быстро заживают. Вот, выпей, – парень протягивает мне миску с каким-то мутным пойлом.
– Это что? – голос сипит.
– Дурман. Это легкий отвар – снимет боль на ночь, а завтра она уйдет полностью.
Он ставит около меня миску, а сам поднимается на ноги.
– Сиди, я приведу вождя Хара, – бросает мне парнишка прежде, чем исчезнуть за дверью.
Не успеваю ничего спросить, как его уже нет.
Беру миску и с подозрением нюхаю предложенный отвар. Пахнет полынью, но слаще и масляней. Делаю глоток. Морщусь. Горько-кислый мед. Пробирающее до дрожи, странное сочетание. Во рту собирается слюна в попытке убрать навязчивый вкус, но в тоже время по телу вдруг растекается странная теплая легкость. Приятная и расслабляющая. И тикающая боль в шее почти мгновенно становится тише. Делаю еще один глоток и отставляю миску подальше – мало ли, что будет, если выпить много. Хочется встретиться с Харгардом в адекватном состоянии, а не непомнящей себя от дурмана.
Из маленьких выдолбленных окошек, напоминающих бойницы, доносятся звуки разгульного праздника. Они глохнут, проходя сквозь камень, и одновременно эхом отражаются от стен, становясь пугающими. Я слышу песни волков, веселые и пошлые, которые они орут пьяными рычащими голосами. Непрерывный ритмичный стук в бубны, так и подмывающий отбивать ногой быстрый такт, взрывы раскатистого хмельного смеха и отдельные скабрезные выкрики, гулким эхом расползающиеся по долине.
Стараюсь не думать, почему сейчас волки так веселятся, и не могу. Воображение рисует картинки одна страшнее другой. Те, девушки…Их отвели в общий дом, как Харгард это называл.
Их так мало…
И я бы могла быть в их рядах…
Рука сама тянется к перевязанной метке. Ладонь печет даже сквозь ткань – так горит укус, хоть, благодаря отвару, тикающая боль в шее утихла. Что со мной будет?