" написано на их изумленных лицах. Не желаю ничего объяснять. Устало прикрываю глаза. Вслушиваюсь в звуки снаружи и одновременно в себя. В душе странное происходит. От этих звуков боя за каменными стенами, от запаха крови и гари, щекочущих нос. А еще низ живота необычно тянет. И ритмично тикает, будто там пульсирует еще одно мое сердце. Или два.
Минут через пятнадцать звуки ожесточенной стычки стихают. Слышны лишь перекличка успокаивающихся волков, обходящих территорию, и постоянное шипение огня, который заливают водой. За окном вместо оранжевых сполохов теперь ползет едкий дым, от которого слезятся глаза и першит в горле. Дверь в общий дом широко распахивается, и мы дружно вздрагиваем, уставившись на показавшегося в проеме волка.
– Что расселись? Помогать выходите, – бросает он сердито и исчезает.
Первой встает Рона.
– Пошли, – тянет меня за собой. Поднимаюсь.
Другие девушки тоже оживают. Отряхиваются, переглядываются и перешептываются между собой. Их глаза лихорадочно горят от пережитого стресса, движения нервные и суетливые. Им еще долго будет не уснуть.
Высыпаем пугливой стайкой на улицу. Здесь все в дыму. Небо потихоньку светлеет от приближающегося рассвета, становясь таким же серым, как снующие вокруг тени волков и заволакивающая деревню копоть. Работы на улице много – беспощадный пожар, устроенный чужаками, съел несколько сараев, повредил загоны для местных коз и опустошил ряд пещер по левую руку от главной поляны. Волки пыхтят и матерятся, унося в сторонку трупы чужаков и разбирая обугленные постройки. Нас же отправляют наводить порядок в пострадавших домах, дав в помощь Фрида и еще пару оборотней помоложе. Сажа везде. От нее чернеет лицо, пачкаются руки, копотью и потом пропитывается одежда. Монотонная тяжелая работа, как ни странно, успокаивает и не позволяет ни о чем размышлять, кроме как куда отнести эту палку и как отмыть эту стену. Внутри все так же тревожно звенит, как и все последние сутки, но в голове, по большому счету, пустота. Я чувствую, что я на пороге перемен. И, наверно, я даже знаю уже каких и что изменилось во мне, но оттягиваю момент ясности, варясь в этом слабовольном тумане.
И еще я жду Гера.
Принюхиваюсь, втягивая воздух совсем как зверь, идет или нет? Он обещал, что утром будет, а сейчас почти рассвет…
Мой волк появляется при первых солнечных лучах, мазнувших разгорающийся алым горизонт. Взъерошенный, хмурый, со сбитым от быстрого бега дыханием. Врывается в очередную убираемую нами пещеру и крепко прижимает к себе. Так, что и мне и дышать нечем.
– Я чувствовал, что что-то не так, – бормочет мне в макушку. Резко отстраняет от себя, зорко оглядывая, легонько крутит за плечи в одну сторону и в другую, – Ты в порядке? Цела? От тебя кровью несет…
– Все хорошо. Тут от всех несет, – ухожу от ответа и снова утыкаюсь носом в его футболку на груди, чтобы не рассматривал так пристально меня.
Чувствую, что в эту секунду не время говорить о том, что я убила тех волков. Что Гер поругает за самодеятельность, а я не хочу, чтобы ругался сейчас. Хочу, чтобы обнимал. От него пахнет лесом, росой, костром и разгоряченной терпкой кожей. Вдыхаю глубже, прикрывая глаза. Низ живота отдается сладким ноющим ощущением. И будто пульсация эфемерного сердца сильнее…
Гер тоже тянет воздух, зарывшись носом мне в волосы. Мужские ладони крепче сжимают мои плечи. Тихо ругнувшись, волк выпрямляется и уводит меня из пещеры.
– Эй, нам помощь нужна! – возмущается Рона нам вслед.
– Не от нее, вертянка, – бросает Гер, не оборачиваясь, – Ей больше работать нельзя.
– Почему? – поднимаю на него вопросительный взгляд.
Во янтарных глазах Гера мелькает что-то, но он только хмурится, не отвечает.
– Пойдем, Ча-ари, тебе бы надо поспать.
Когда выходим на улицу, Гер поворачивает вправо, в сторону своей пещеры, а не той, что отвел мне Хар. Не задаю вопросов – покорно семеню рядом с ним, слегка горбясь под тяжестью мужской руки на плечах. Волки, разбирающие пепелища, с болезненным любопытством косятся в нашу сторону, но никто не окликает и ничего не спрашивает. Кажется, что все просто заняты работой. И только когда уже почти заходим в дом Гера, сзади раздается недовольный рык старого вожака.
– Эй, куда повел? – к нам быстрым шагом приближается посуровевший Хар, – Совсем страх потерял, щенок? Спросить не хочешь у меня?
Гер на это резко тормозит и скалится, наклонив голову и пряча меня за спиной.
– Я сделаю, как ты хочешь. Отдай. Моя и будет жить со мной…
Хар останавливается от моего волка в двух шагах. Щурится своими мутными жёлтыми глазами. Втягивает воздух, принюхиваясь к нам, и начинает криво улыбаться.
– Да, чую. Теперь уж точно твоя, да, Пилот?
– Моя, – Гер тихо с нажимом повторяет.
И мне чудится, что сам воздух между ними плотнеет, напитываясь напряжением.
– Что ж…– Хар поглаживает подбородок, чуть склонив голову набок, – А вертянку, мой подарочек, куда денешь? Вдвоем жить, так вся стая на тебя въестся.
– Не нужна она мне. Ни тогда, ни сейчас. Отдай ее Рольфу лучше. Без него мне не справиться – нужен штурман. Никто кроме него кораблями такими не управлял. А его тебе тоже надо чем-то задобрить. Вертянка подойдет.
– Дело говоришь, да, – кивает Хар.
Смотрят друг другу в глаза. Молчат.
– Как к степнякам сходили? Нашел, что искал? – интересуется вождь через пару секунд.
– Нашел… Потом поговорим, Хар. Позже, – Гер демонстративно обнимает меня за плечи и разворачивает в сторону своего дома.
– Что ж. Идите коль так, – это уже вожак произносит нам вслед.
14.
Пещера Гера оказывается даже поменьше той, что отведена мне. Совсем как скромная хижина, в которой мы прятались с ним в лесу первые семь лун. Тот же кованый сундук с вещами, очаг в дальнем углу, наваленные горой шкуры поверх настеленной соломы рядом, низкий столик у единственного выдолбленного окна и грубо сшитые подушки вместо стульев по его периметру. Ничего нового, но я смотрю во все глаза. Озираюсь, жадно принюхиваюсь, скольжу пальцами по белому прохладному камню стен, подмечаю детали. Потому что для меня это все особенное – ведь здесь именно ЕГО дом. Все пропитано Гером. Меня будто обволакивает им…
– Дин, умыться хочешь? Могу воду погреть.
Его низкий хрипловатый голос заставляет оглянуться. Гер присел на корточки у очага и, разворошив палкой потухающее пламя, подкинул в него пару дров, чтобы стало жарче.
– Нет, наверно, нет, – отрицательно мотаю головой, опускаясь на шкуры рядом с волком.
Огонь потрескивает в очаге, потревоженные языки пламени танцуют тенями на суровом мужском лице. Гер косится на меня, повернувшись вполоборота, и я не могу прочитать, что кроется в его темных сейчас, медовых глазах с пляшущими в них огненными искрами. Наши взгляды встречаются. В горле собирается ком – столько невысказанного повисает в воздухе.
– Тогда отдыхай, а мне к Хару надо, – в последний раз пошевелив дрова, волк встает с корточек, хлопнув себя по бедрам.
– Постой…
– Что? – тормозит, смотря на меня сверху вниз.
– Не хочешь… – сглатываю, делая паузу, – меня обнять? Я тебя ждала…
В отстранённом, задумчивом лице волка что-то меняется. Он будто только сейчас по-настоящему увидел меня, отвлекшись от своих мыслей. Тяжело вздыхает.
– Конечно, хочу, Ча-ари, – Гер присаживается напротив и касается моей щеки ладонью. Она шероховатая и теплая, и я прижимаюсь к ней, чуть прикрыв глаза.
– Но больше всего хочу, чтобы ты жила, – волк упирается лбом в мой лоб, говорит тихо и хрипло, его жаркое дыхание щекочет мое лицо, – А значит обниматься некогда. Надо делать. А ты спи, я чувствую твою усталость, она даже меня травит. Тебе сейчас надо много спать.
– Потому что… – шепчу нервно и замолкаю. Язык не поворачивается продолжить. Мне трепетно и страшно.
Гер криво улыбается на это, чуть отстраняясь. Большим пальцем гладит мою щеку.
– Ты ведь знаешь почему. Чувствуешь их, да? – невесело ухмыляется.
– Их? Я не была уверена. И ты, кажется, не рад, – во рту пересыхает от волнения.
Гер кивает, его янтарные глаза почти коричневые в густом полумраке комнаты. Подается ближе и целует меня в лоб.
– Прости, Ча-ари. Я не был готов. Знал, понимал, что так и будет. Но почуять в реальности, как сегодня на рассвете – это совсем…совсем другое. И мне теперь страшно, что не смогу защитить…Вас. Но я все сделаю, обещаю. Все зависящее от меня.
– Я все равно не доношу, – всхлипываю, обнимая себя за плечи, когда Гер отстраняется.
Впервые мне настолько больно осознавать это. Когда я теряла детей, будучи сосудом, меня охватывало лишь уныние и душный страх перед будущим. Я ничего не испытывала к их отцу, не считала нерождённых волчат своими. Сейчас же…
– Хар уверен, что доносишь, и я верю ему, – хмурится Гер, – Но тебе надо отдыхать. Твой запах очень быстро меняется, а значит и в организме тоже большие перемены. А ты всего лишь человек…
Я послушно вытягиваюсь на шкурах, укладываясь. Адреналин после тяжелой ночи постепенно растворяется в крови, и меня правда вновь одолевает болезненная сонливость, как все прошлые сутки.
– Странно, с чего он вдруг взял, что доношу, – зеваю.
– Я бы тоже хотел это знать, земляночка. И думаю, скоро вытрясу ответ из него, – задумчиво кивает волк, гладя меня по голове.
– Я бы хотела, чтобы ты лег рядом, – тихо признаюсь.
– Когда ты проснешься, я буду рядом, Ча-ари. Спи.
И я закрываю глаза.
*** Прихожу в себя, когда за единственным окошком в пещере Гера уже совсем черно, и только россыпь крупных звезд освещает небо. Подскакиваю на настиле, озираясь. Не верится, что так долго спала. Около постели стоит миска с наваристой похлебкой, лежит лепешка и молодой сыр. Огонь, тихо потрескивая, догорает в очаге. Чуть не подпрыгиваю от испуга, когда кто-то сзади обнимает меня за талию и укладывает обратно.
– Тш-ш-ш…я, – шепчет Гер, улыбаясь, мне в ухо.