– Нашел Асю? В тех комнатах ее нет.
Борис сглотнул и произнес, с трудом выговаривая слова:
– Да. Да, я ее нашел. Пошли отсюда скорее…
– Ничего себе! – выдохнула Ксюша, когда Борис завершил рассказ.
– Ты веришь, что это был призрак? Вы же выпили! Ася могла быть просто похожа на ту мертвую девушку, – неуверенно проговорила Ольга.
Ей не хотелось признавать существование мира мертвых. Она не желала, не могла поверить в наличие чего-то иного за пределами материального мира, и Борис ее понимал.
– Не могу сказать точно, был ли это призрак. Ведь у Аси были теплые руки, она смеялась, танцевала и говорила, а призракам положено быть бесплотными. Но я спрашивал Семена и всех, кто был на той вечеринке, об этой девушке. Никто не знал ее. Она не училась в нашем университете, не была ничьей подружкой, не жила в дачном поселке. Никто с ней не был знаком до этого вечера. Тот случай, когда каждый думал: наверное, она пришла с кем-то другим!
– Если это вправду была погибшая девушка, то что ей было нужно? Зачем она явилась к вам?
Борис вздохнул.
– Я часто думал об этом. Возможно, Асе хотелось попасть на выпускной, до которого она так и не дожила. Или нужно было зачем-то очутиться в доме, а войти внутрь она не могла, потому что погибла вне его. Поэтому ей и требовалась помощь. Кто знает… Но, вспоминая, как Ася веселилась на чужом выпускном, как сидела, слушала истории у костра и рассказывала о себе и своей смерти, я отчетливо понимаю, насколько мало мы знаем о мире, в котором живем; как много в нем тайн, разгадать которые невозможно…
Я тебя съем!
Катя Стрельникова подошла к двери и вытащила из сумки ключ. Сунула в скважину, повернула. В квартире, как обычно, было тихо, немного сумрачно (дело шло к вечеру) и пахло лекарствами.
– Марь Васильна, я пришла! – громко возвестила она.
Ей предстояло провести тут вечер и ночь, а утром Катю сменит внучка Марии Васильевны, Лидия.
Не всем старикам так везет (Катя всякого навидалась, было дело). Но у этой старушки и квартира уютная, со всеми удобствами, и родня внимательная. Внучка приходит регулярно, живет в двух остановках отсюда, готовит, убирает. А трижды в неделю – Катины дежурства. Раньше ночевать здесь не требовалось, но в последние месяцы Мария Васильевна сильно сдала, и Лидия решила, что оставлять ее на ночь одну небезопасно. Поэтому четыре раза в неделю ночевала она, а три раза – Катя.
Стрельникова даже обрадовалась. Ночевать в хорошей квартире куда удобнее, чем в общаге медуниверситета, где училась девушка, к тому же и денег стали платить намного больше.
Не всем ее одногруппникам повезло такую подработку найти. Катя училась на четвертом курсе, сначала пробовала с детьми сидеть, но потом поняла, что за пожилых платят больше (тут ведь еще медицинские навыки нужны), и переключилась на уход на пожилыми. Стала сиделкой.
Пациенты бывали разные, но к Марии Васильевне за минувшее время девушка привязалась. Это была скромная и улыбчивая интеллигентная бабушка, не капризная, чистенькая, вежливая. Бывшая вузовская преподавательница. Правда, в последние месяцы ей стало хуже: Мария Васильевна начала путать имена и даты, забывать элементарные вещи, сделалась угрюмой и плаксивой. Процесс сползания, как выражалась ее внучка, шел удручающе быстро и был, к сожалению, необратим.
На приветствие сиделки старушка не ответила. Катя достала телефон и позвонила Лидии (сообщить, что она на посту). Но та не взяла трубку. Ничего страшного, такое бывало. Инструкции и указания Кате не требовались, она знала, что делать.
Разулась, повесила пальто на вешалку, прошла в ванную помыть руки, а после направилась к своей подопечной. В квартирке было две комнаты и кухня. Комнаты проходные – гостиная и спальня.
– Мария Васильевна, как вы? Как ваше здоровье сегодня?
Катя заглянула в комнату старушки и застала ту сидящей на кровати. Была она в теплом халате и шерстяных носках.
– Здравствуй, Катюша, – с улыбкой проговорила Мария Васильевна.
Надо же, имя вспомнила, улыбается. В последнее время Катю чаще встречал хмурый взгляд и вопрос: «Ты кто такая? Зачем пришла? Ограбить меня хочешь? Милицию вызову, будешь знать!»
– О, вы молодцом сегодня! Давайте-ка мы с вами давление померяем.
Мария Васильевна поднялась с кровати с грацией молодой девушки.
– Не стоит, дорогая. Я отлично себя чувствую. Ты лучше почитай мне. А после посидим, чаю попьем. Лида вчера торт купила вкусный. Побалуем себя!
Катя подумала, что давление можно померить и потом, никакой спешки и острой необходимости.
– Какую книгу вам прочесть?
Старушка выбрала любовный роман, и следующие полчаса Катя прилежно читала про волооких красавиц и мужественных красавцев, которые то мирились, то ссорились, томно вздыхали и рыдали в ночи от избытка чувств.
– Довольно, душенька, – оборвала ее Мария Васильевна. – Теперь, пожалуй, можно и чаю. А там уж время спать ложиться. – Она почему-то хихикнула.
Катя хотела проводить свою подопечную, но Мария Васильевна почти бегом пошла к выходу из комнаты.
«Ей определенно лучше сегодня», – подумалось Кате. Жаль, Лидия не перезванивает, а то Катя обрадовала бы ее.
– Вы пока телевизор посмотрите, а я все приготовлю. – Катя знала, что старушка любит музыкальные передачи, а сейчас как раз должна была начаться одна из них, перед выпуском вечерних новостей.
Оставив Марию Васильевну в большой комнате, Катя пошла на кухню. Тут было немного неопрятно. Обычно Лидия все прибирала, но сегодня в мойке оказалось полно посуды, на столе лежал не убранный в хлебницу батон. Да и в прихожей было грязно, точно кто-то в обуви ходил, это Катя еще раньше заметила. На Лидию непохоже, но, с другой стороны, может, она торопилась. Вынуждена была уйти в спешке, не успела навести порядок.
Катя быстро перемыла посуду, протерла пол. После заварила чай в синем чайничке, достала молоко. Торт, купленный Лидией, был слишком жирным: пышный бисквит, масло, кремовые розы. При одном взгляде на него поправиться можно.
Пока занималась делами, не обратила внимания, что в соседней комнате тихо. Мария Васильевна смотрит передачу без звука? Эх, видимо, Катя переоценила ее прогресс: старушка, должно быть, позабыла прибавить звук. А Катя хороша, не проверила!
– Мария Васильевна, вы… – начала она, входя в комнату, но умолкла, озадачившись.
Старушка сидела перед телевизором, уставившись в экран, и смеялась. Тело ее колыхалось, плечи поднимались и опускались, она покачивала головой и даже слезы утирала – так ей было смешно. При этом экран был пуст. Телевизор она даже не включила. Заметив растерянно застывшую в дверях Катю, всем корпусом повернулась к ней. Губы были по-лягушачьи растянуты в стороны в клоунской улыбке, обнажая неестественно белые протезы.
– Что ты хотела, милочка? – спросила Мария Васильевна. – А мы здесь веселимся, так веселимся!
«Мы? О ком она?»
Ладно, это больной человек. Что тут анализировать. Может, ей кажется, что она в театре, на премьере комедии. Или сидит за столом в шумной компании друзей, которые на самом деле уже давно померли.
– Мария Васильевна, пойдемте чай пить. Я все приготовила.
Старушка стерла с лица улыбку, поправила халат и пошла в кухню. Уселась за стол, положила ладошки перед собой, как примерная ученица.
– Лида не оставила вам горячее. Хотите, я могу для вас…
– Ничего не нужно, – перебила старушка. – Наемся еще. Но чайку хочется.
Они уселись друг напротив друга.
«Наемся еще». Странная фраза. А последовавшая за ней быстрая лукавая улыбка и того страннее. Катя постаралась выбросить это из головы.
За окнами было черно: ранней весной темнеет рано. Дом стоял в глубине двора, кругом находились другие многоэтажки. Человейники, в которых полно народу, особенно вечером, когда все возвращаются домой. Но Кате почему-то подумалось, что в целом мире нет никого, лишь она сама да выживающая из ума старая женщина.
А та принялась за торт. Отломила ложечкой большой кусок и отправила в рот. Жевала неаккуратно, к подбородку прилипли крошки, Кате было неприятно смотреть на это, и она отвела глаза.
Мария Васильевна пребывала в отличном расположении духа. И аппетит был отменный. В два счета расправившись с одним куском, она взялась за второй. А перед этим, точно вспомнив о чем-то, схватила двумя руками чашку с чаем и жадно, в один присест выпила, шумно сглатывая.
Струйки чая стекали по подбородку, стол был усеян бисквитными крошками. Катя взяла салфетку и потянулась к своей подопечной.
«Как быстро она ест, просто удивительно, никогда такого не было», – подумала Катя. Обычно старушка клевала, как птичка.
– Ты мало ешь, душенька, – заметила старушка. – А в жизни ведь как? Либо ешь ты, либо едят тебя! – Она снова затряслась в приступе беззвучного хохота. – Тебя начнут грызть, с таким-то отношением!
Катя не знала, как реагировать, а Мария Васильевна неслась дальше:
– Тот мальчишка, на которого ты вечно смотришь… Вот он из тех, кто жрет всю жизнь, а никак не нажрется. Друзей жрет, коллег по работе станет жрать, женщин. Лишь бы самому вперед идти, брюхо набивать.
– Что? Вы о ком? – еле выдавила Катя.
Старуха внезапно сделалась серьезной и уперлась в Катю немигающим взором.
– Имя его Богдан. Но тебе этого юношу никакой бог не давал.
Секунду они смотрели друг на друга, а потом Мария Васильевна снова взялась за ложку. Обескураженная Катя молчала. Запихнув в себя почти целый кусок, старая женщина потребовала еще одну чашку чаю.
Катя охотно поднялась, отвернулась к плите, лишь бы не смотреть на Марию Васильевну. Пока наливала кипяток и заварку, размышляла, что происходит со старухой. Не иначе, очередная стадия ее болезни. Но, с другой стороны, откуда она могла знать про ее скрытую влюбленность в Богдана?
Взяла чашку в руки, хотела повернуться, но вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть. Вибрация воздуха, колебание. Медленно повернувшись, Катя едва не выронила чашку. Старуха стояла почти вплотную к ней. Как она умудрилась неслышно встать, подойти, а главное – зачем?