Они теперь стояли нос к носу, и лицо у старухи было напряженное, но при этом лукавое.
– Вы лучше присядьте, – пролепетала Катя.
Старуха с животным проворством вернулась на свое место.
– Давай чай, – велела она. – Торт прямо комом встал!
Катя вытаращила глаза, увидев, что торт съеден полностью. Когда она успела?!
Мария Васильевна вырвала чашку из ее дрожащих рук, снова одним глотком опрокинула в себя содержимое. С грохотом поставив чашку на стол, распахнула рот, обнажив зубы.
– Как думаешь, стоит их почистить?
Катя не успела ответить, как старуха вынула вставную челюсть и прошамкала:
– Ты почисти, уважь старуху. – Сероватый язык то и дело высовывался изо рта. – А я тебя за это не укушу! Так и быть!
И снова – смех.
Кате захотелось сбежать из этого дома. Но если она так поступит, то подведет Лидию. Та разозлится, нажалуется на Катю, понизит ей рейтинг в агентстве. Нет, нельзя уходить. Кого она испугалась? Слабой больной старухи, которая одной ногой в могиле? Катя же медик, будущий врач!
Стараясь держать себя в руках, Катя промыла вставную челюсть (все время казалось, что искусственные зубы вцепятся ей в пальцы), подала ее Марии Васильевне, которая все это время сидела смирно, уставившись в окно.
– Правильно ты рассудила, – проговорила она, вставляя зубы на место, – нельзя тебе меня оставлять. Ты должна переночевать со мной, иначе как? – Старуха помолчала немного. – Хорошо, думаешь, в черную ночь идти?
Вроде про то, что на остановку в темноте не пойдешь, сказала, а вроде…
«Хватит дергаться!»
– Десятый час, вам пора ложиться, – решительно сказала Катя.
– Пора ложиться. А не хочется! – пропела старуха, и опять это прозвучало двусмысленно.
Спустя некоторое время Катя устроила свою подопечную в кровати, дала необходимые лекарства, поправила одеяло. Та выносила все смиренно, без возражений, была послушна и покорна. Вспышка активности, видимо, угасла, и Катя почти успокоилась.
Вышла из комнаты, погасив свет, постелила себе на диване, как обычно, и отправилась в ванную снять косметику, принять душ.
Когда сушила волосы полотенцем, смотрела на себя в зеркало, думая, не перекраситься ли в блондинку, услышала за дверью шум. Будто кошка скребется, царапается, просит впустить. Только нет у хозяйки никакой кошки.
Катя замерла: что делать? Одернула футболку, в которой обычно спала, поправила пояс халата. Выходить не хотелось: здесь светло, спокойно и…
И никакой Марии Васильевны.
Но Катя же взрослый, ответственный человек! Воображение мигом нарисовало старушку, сраженную приступом, упавшую на пол, пытающуюся ползти, с трудом добравшуюся до ванной и молящую свою сиделку о помощи, пока эта самая сиделка дрожит как заяц, боясь не пойми чего.
Девушка решительно распахнула дверь. Никого в коридоре не было, но она готова была поклясться, что увидела тень, метнувшуюся в комнату. Неужели Мария Васильевна? Очень уж быстро для ослабленного болезнью человека… Показалось, наверное.
Катя прошла через большую комнату, приоткрыла дверь, заглянула в спальню. Старушка лежала в кровати, отвернувшись к стене. Кажется, спала. Катя тихонько притворила дверь и, повернувшись, чтобы уйти, обнаружила на полу носовой платок. Мария Васильевна любила кружевные платочки: маленькие, изящные, они были во всех карманах ее халатов и домашних платьев.
Недавно ничего тут не было, никакого платка! Выходит, больная все-таки вставала, подходила к двери ванной, а потом прошмыгнула к себе? Представив себе старуху, скребущуюся по-кошачьи в дверь, Катя содрогнулась.
Быстрее бы ночь прошла.
Она на цыпочках подошла к своему дивану, откинула одеяло, легла. Надо поскорее заснуть, утром все будет выглядеть иначе. А если не захочется больше приходить сюда, нужно сказать, что учебы много, она не успевает. Кто ее осудит?
Повозившись, Катя закрыла глаза. Ночник решила не выключать. В соседней комнате было тихо, и Катя, уставшая за день, вымотанная и изнервничавшаяся, вскоре заснула.
Ей снилось, что она идет мимо болота. В жизни такого огромного не видала. Мертвые деревья торчат из коричневатой воды, небо навалилось серым брюхом, а в стоячей воде надуваются и лопаются зловонные пузыри. Сладковато пахнет гнильем, протухшей водой, еще чем-то отвратительным.
Внезапно из воды высунулась рука – полуразложившаяся, с ошметками плоти и длинными костистыми пальцами. Катя закричала и проснулась.
Запах все еще никуда не исчез. Канализацию прорвало?
Ночник горел, но свет не добавлял спокойствия. Сердце колотилось, тело казалось холодным и неповоротливым. В следующую секунду до Кати дошло страшное. Она не одна на диване! За ее спиной кто-то был. Вот пошевелился тихонько, подвинулся.
Обернуться страшно, но лежать, зная, что кто-то подобрался к тебе, еще страшнее. Девушка медленно повернулась, отчаянно надеясь, что ей показалось, но это было не так. Рядом с нею лежала Мария Васильевна, желтовато-бледная в свете ночника, будто бы за минувшие часы постаревшая еще лет на десять. Глаза ее запали, нос, наоборот, торчал вперед, рот провалился, кожа сморщилась.
Катя вскочила и попятилась.
– Вы… Что вы… – Она никак не могла закончить фразу.
– Плохо одной-то лежится, – утробным голосом проговорила старуха. – Холодно мне. Одиноко.
– Но нельзя же…
Катя не договорила. Старуха села резко, будто в позвоночнике у нее пружина была. Оскалилась, как собака. В затянутых пеленой, словно бы слепых глазах – лютая ненависть.
– А ну иди сюда, – пролаяла она.
Встала на четвереньки и быстро, как люди не умеют, перебирая руками-ногами, поползла по дивану к Кате. Та завизжала, не в силах больше этого выносить, и побежала к выходу из комнаты.
За спиной слышался топот, сумасшедшая старуха не отставала. Катя выскочила за дверь, успела захлопнуть ее перед носом преследовательницы. Дверь была наполовину деревянная, а сверху – матовое стекло. Катя шарахнула рукой по выключателю, в прихожей загорелся свет.
Замка на двери не было, Катя навалилась на нее всем телом, не давая открыться, не впуская старуху. Девушке был хорошо виден силуэт Марии Васильевны: вот она добежала до двери, врезалась в нее в последнюю секунду, завыла, заскрежетала зубами от ярости. Бежала за Катей на четвереньках, противоестественно для человека, а теперь поднялась на ноги и припала к стеклу, как уродливое насекомое.
– Чего напугалась, глупышка? Пошутила я. Открой дверь. Ты помогать мне должна, ухаживать… Просьбы мои выполнять. – Она со всего маха ударила лбом в дверь. Катя испугалась, что стекло разобьется, но оно выдержало. – А знаешь, чего я хочу, деточка?
Старуха мерзко захихикала.
Катя не спросила, чего она хочет, она вообще ни слова не могла проговорить, но Мария Васильевна все равно ответила:
– Сожрать тебя хочу. Молодость твою, плоть, душу. – Она принялась трясти дверь. – Знаешь, что такое голод? Истинный? От которого все горит?
Катя плакала. Она не знала, что делать, не понимала, что происходит.
«Выбираться отсюда нужно, вот что! Входная дверь в двух шагах!»
Но если отойти, то старуха вырвется и…разорвет на части.
Стоять тоже не вариант, тварь может разбить дверь.
Не успев все обдумать, Катя одним прыжком подскочила к входной двери (слава создателям тесных квартирок, в которых прихожую можно пересечь парой шагов), открыла замок. Какое счастье, что она не заперла входную дверь еще и на задвижку!
Старуха, не ожидавшая того, что дверь никто не удерживает, неуклюже вывалилась в прихожую, пошатнулась и немедленно бросилась к Кате.
Но то ли страх придавал девушке сил, то ли Мария Васильевна двигалась недостаточно быстро, но Катя успела выскочить на лестничную клетку буквально за долю секунды до того, как ее схватили. Девушка даже ощутила колебание воздуха возле своей головы, а после очутилась на площадке перед квартирой.
– Вернись, дрянь! – провыла некогда мирная, воспитанная старушка, но Катя уже захлопнула дверь. Ключ остался в ее руке, и она сунула его в скважину, повернула. Теперь старухе не выбраться. Странно, но та и не пыталась выйти. Быстро сдалась.
Катя услышала тяжелые шаркающие шаги: сумасшедшая побрела прочь. Словно попросту забыла о существовании Кати, потеряв ее из виду. Некоторое время Катя прислушивалась к тому, что происходило внутри, но больше ничего не слышала, будто за дверью была пустая квартира. Она не знала, который час: телефон остался внутри, как и сумка, ключи, одежда.
В полицию звонить? Кому-то из друзей?
В итоге Катя решила дождаться утра, а после войти в квартиру, взять свои вещи. Почему-то она была уверена, что при свете дня (если еще оставить нараспашку входную дверь) ей ничего не грозит. В крайнем случае, можно не одной зайти, а соседей позвать на помощь.
Это была долгая ночь, но Катя выдержала. Старалась гнать от себя мысли о том, что напало на нее, что случилось с тишайшей Марией Васильевной, что в нее вселилось. Пусть потом ее внучка разбирается. Главное, Катя спаслась.
Наступило утро, в соседних квартирах проснулись люди. Зажурчала вода, запели будильники, послышались сонные голоса и шаги. Катя вставила ключ в замочную скважину, повернула.
Квартира встретила тишиной и покоем. Дверь в комнату была открыта. Катя, не закрывая входную дверь, заглянула внутрь. Возле разобранного дивана лежали ее вещи и телефон. Ночник все еще горел. Полоумной старухи не было: должно быть, убралась к себе и спит; проверять Катя не стала. Это же надо, сколько в ней ночью было энергии!
Катя ураганом пронеслась по комнате, схватила телефон и одежду; вернувшись в прихожую, сдернула с крючка пальто, взяла обувь. Минута – и она уже снова на лестничной площадке. Обулась, оделась, благо никто из соседних квартир не вышел.
Телефон завибрировал, Катя глянула на экран. Лидия.
Она ответила на звонок.
– Катюша, солнышко, прости! – затараторила женщина. – Совсем забыла тебе позвонить! Ты вчера пришла к бабуле напрасно, вот вижу, звонила мне, а я… – Она всхлипнула. – Но пойми, дни были бешеные, я совсем закрутилась. Похороны, поминки… Я оплачу́ этот день, не беспокойся, извини еще раз, что напрасно приходить пришлось, время тратить.