И про Хрустова, соседа, знал нехорошее. В юности Хрустов приятеля своего в пруду утопил. Дурной был человек, злой, жену бил смертным боем. Не мог ей простить, что когда-то она не его выбрала, а того самого, утопленного, а за Хрустова вышла не из-за любви, а от безнадежности и тоски.
И много еще всякого-разного Валентин знал и видел, и часто это мучило его. Ненужное знание причиняло боль и создавало проблемы. Что делать с информацией, которая неведомо как сваливалась на него, Валентин понятия не имел. Будь его воля, предпочел бы стать таким, как все. Обычным.
Что же до странностей на новом месте, так это не были привидения в душевой или в коридорах, хотя интерьеры подходящие: и лампочки вечно не горят, и двери скрипят от старости, и свет в коридорах мигает.
Нет. Тревожно Валентину было не в доме, а во дворе. Дом-то был просто старым разваливающимся на глазах зданием, а с двором что-то было не так.
Детская площадка всегда пустовала. Красотой и удобством она не отличалась, но все же детишкам можно и с горки прокатиться, и в песочке поиграть, и на качелях покачаться. Однако – никого. Мамы предпочитали водить малышей в соседний двор.
Однажды Валентин возвращался домой и увидел: две машины столкнулись, разъехаться не смогли. Водители самозабвенно орали друг на друга, а две бабульки на скамейке качали головами:
– Опять, смотри-ка!
– А то не знаешь! Еще долго не было ничё, недели две.
Валентин не сдержал любопытства.
– Простите, а что, часто аварии бывают?
Бабушки посмотрели на него, потом друг на друга.
– Инкин жилец, – сказала одна так, будто Валентина тут не было. – Поселила она его.
Валентин увидел у этой женщины большую обиду на дочь. Уехала к мужу в другой город и носу не кажет. Звонит и то нечасто, а уж в гости не приезжает вовсе. И к себе не зовет.
– Да, я комнату у Инны Викторовны снимаю.
– Викторовны! Ишь, цаца, – фыркнула вторая старуха. – А двор у нас пропащий. То ребятенок с качели убьется, то с горки свалится, переломается весь. Машины друг об дружку постоянно бьются. Драки – одна за другой, одна за другой! Чуть не до смертоубийства.
– То ногу кто сломает, то с велосипеда упадет. Всего не сосчитать, – подхватила ее подруга.
– И отчего же так?
– А я почем знаю! Повелось как-то.
Валентин хотел сказать первой женщине, что дочь ее избегает встреч, потому что мать постоянно задевает, подкалывает ее мужа. Но не стал. По опыту знал: вместо того чтобы попробовать исправить ситуацию, люди чаще всего начинают косо смотреть на Валентина, вести себя агрессивно и интересоваться, кто он такой, кто дал ему право лезть в чужую жизнь.
Поэтому он попрощался и ушел к себе, не сомневаясь, что кумушки немедленно склонились друг к другу и принялись перемывать кости и ему, и Инне Викторовне.
Спустя несколько дней Валентин шел вечером домой. Уже темнело, в окнах начал загораться свет. Проходя мимо зарослей акации в палисаднике, Валентин услышал тихий голос – торопливый, захлебывающийся. Говорила женщина, слов было не разобрать.
Валентин остановился, пригляделся, но ничего не увидел: акации разрослись густо. Потом он сообразил, что девушке, скорее всего, не слишком приятно, что какой-то чудак стоит и пялится. Валентин смутился и прошел мимо.
Он забыл об этом эпизоде, но спустя пару дней все повторилось, голос в сумерках звучал еще более жалобно.
– С вами все хорошо? Помощь не нужна? – спросил парень, вглядываясь в темную массу листвы, но ответа не получил.
А когда сделал шаг, оступился и подвернул ногу. Острая боль полоснула по щиколотке, и Валентин вскрикнул. Кое-как доковылял до дома (хорошо еще, что этаж невысокий, второй), сел на диван. Нога слегка опухла: связки, наверное, потянул. Слава богу, что завтра и послезавтра не на работу, заживет.
Злясь на свою неловкость, Валентин поужинал, почитал в интернете, как правильно наложить повязку при растяжении, но ничего накладывать не стал (эластичного бинта не имелось) и лег спать.
Среди ночи что-то его разбудило. Вернее, не что-то, а сон, больше похожий на явь. Женщина стучалась к нему в дверь, просила впустить, жаловалась и плакала. Сон был отчетливый, яркий. Пробудившись, Валентин подумал, что все происходит на самом деле. Но было тихо, никто не плакал и не стучал.
Однако все же что-то было не так.
Забыв про больную ногу, Валентин встал с дивана. Он привык двигаться аккуратно, чтобы не удариться затылком о полку. Часы на телефоне показывали три ночи. Сквозь тюлевые занавески пробивался лунный свет. Луна была полная, висела низко, словно кто-то притянул ее к земле, и беззастенчиво заглядывала людям в окна.
Валентин выглянул на улицу и увидел, что посреди детской площадки, возле горки, стоит молодая женщина. На ней было светлое платье, длинные волосы струились по плечам. Она стояла, свесив руки, и смотрела перед собой, чуть запрокинув голову. Валентин видел незнакомку хорошо, лунный свет позволял разглядеть детали. Знать наверняка, куда она смотрит, Валентин не мог, но был уверен: взгляд ее прикован к его окну. К нему самому.
Некоторое время девушка была неподвижна.
Потом повернулась и пошла прочь, а вскоре пропала из виду.
Валентин снова лег, но долго не мог заснуть: мучило нехорошее чувство, тяжесть лежала на сердце.
Нога зажила, на работу он пошел, как обычно, но в остальном ничего «как обычно» не было. Каждую ночь Валентин просыпался среди ночи, словно по будильнику. Вырвавшись из сна, в котором плачущая девушка стучалась в его дверь, пытаясь войти в комнату, он смотрел в окно и видел таинственную незнакомку. Она то стояла на детской площадке, то бродила вдоль дороги мимо замерших тут и там автомобилей, то качалась на качелях, и те издавали скрип, похожий на стон. Время от времени незнакомка поднимала голову и смотрела на темное окно, за которым стоял Валентин, и ему казалось, что она его видит.
На третью ночь Валентин не выдержал и спустился вниз. Но, когда вышел во двор, девушки уже не было. Он никогда не видел призраков, не задумывался о том, верит ли в их существование, но в том, что эта девушка – нежить, сомневаться не приходилось.
От каждого человека Валентин чувствовал тепло. Можно аурой назвать, можно подобрать другое удобное слово. В отношении некоторых на ум приходила информация, которая неизвестно как появлялась в его голове. А про эту девушку он не мог сказать ничего. Холод и пустота.
«Возможно, она слишком далеко от меня находится», – думал парень, и это было хорошее объяснение, но далекое от истины.
Девушка была мертва, Валентин видел лишь ее тень, отпечаток; не мог понять, зачем она приходит, почему плачет и жалуется.
Один из дней выдался дождливым, по улицам неслись потоки воды. К вечеру дождь стих, и маленький мальчик стал бросать в ручей палки, а после бежал рядом и смотрел, как поток воды несет палку к сливу.
Желтого дождевика на нем не было, клоун Пеннивайз из Стивенкинговского «Оно» не вылез, однако несчастье все равно случилось. Мать была рядом, но ребенок споткнулся, упал, расшиб лоб и сломал ногу. Приехала скорая, увезла зареванного ребенка и его маму, небольшая группа людей во дворе ахала и охала на разные голоса, а Валентин подумал про блуждающую по двору девушку.
Она причина всех бед.
Она бродит здесь по ночам, а днем постоянно случается дурное.
– Помните, вы говорили, наш двор нехороший? – Валентин заметил среди соседей ту женщину, которая поссорилась с дочерью. – Когда это началось? Или так здесь всегда было?
Она глянула подозрительно, сморщила лоб.
– Давненько… Когда мы только переехали, все вроде хорошо было. Двор и двор. А после началось. Лет пятнадцать уже. Или побольше.
– Мне кажется, тут что-то случилось. – Он чуть было не сказал «с девушкой», но вовремя удержался. Не хватало, чтобы местная сплетница посчитала его психом или маньяком. – Какое-то происшествие.
Женщина пожала плечами:
– Не припомню. Все-то разве упомнишь? Вроде не было ничего, жили и жили.
Валентин ушел к себе. Попробовал поискать в интернете, но это ничего не дало. Он вводил в строку поиска название улицы, но никаких полезных ссылок, никакой информации, которая могла бы пролить свет на то, что происходило во дворе в прошлом, не нашлось. Никаких смертей – ни обычных, ни криминальных.
Ночью все повторилось.
Валентин твердо решил разобраться, в чем дело. На следующий день была его смена в магазине, а в первый же выходной он задумал спуститься во двор и дождаться появления незнакомки возле подъезда.
Только делать этого не пришлось. По дороге домой он услышал знакомый тихий голос из палисадника. Теперь он был уверен, что и во сне слышал именно его! Те же жалобные интонации, только во сне голос звучал громче, а сейчас был приглушенным.
– Вы там? – спросил он. – Что случилось? Это вас я вижу во дворе ночью?
Ему не ответили, но Валентин решил, что на сей раз не уйдет. Он шагнул к зарослям акации, продираясь сквозь ветви, осмотрелся, подсвечивая телефоном, потому что было темно.
Несколько кустов, пусть и разросшихся. Спрятаться негде. Девушки не было видно. Голос тоже стих. Валентин хотел признать свое поражение, как вдруг увидел люк. Обычный люк, намертво вросший в землю. Он попытался открыть его, но быстро понял, что это бесполезно: без инструментов ничего не выйдет.
Валентин пошел к своему дому, постучался к Инне Викторовне. Хотел узнать, как найти слесаря, где местный ЖЭК (или как эта контора называется правильно).
Хозяйка открыла дверь.
– Чего тебе? – хмуро спросила она, и он уже открыл рот, чтобы задать свой вопрос, как увидел то, что не мог разглядеть прежде.
Горе. То самое горе, что простерло крыла над этой женщиной. Теперь Валентин видел, что было причиной ее страданий. Знание, как обычно, родилось в его голове, взялось неведомо откуда.
– Когда она пропала? – спросил Валентин, позабыв про слесаря.
Инна Викторовна побелела и отступила.