Когда на следующее утро мы на рассвете отправились в поле, то увидели не только вновь появившийся раскоп, но и следы. Множество следов, цепочкой тянущихся по вспаханной земле. Непрошеные гости шли, не разбирая дороги, прямо по ровным рядам, где предстояло расти ежевике. Следы обрывались на краю поля.
– Они вернулись обратно или…
«Или были у нас во дворе, возле дома?» – этого я вслух не произнесла.
– Не знаю, – растерянно ответил муж. – Судя по следам, прошел не один человек.
– Не меньше десятка, если точнее, – дрожащим голосом сказала я, а потом прибавила: – Знаешь, такое впечатление, что кто-то выбрался из ямы и…
– Перестань! Не говори глупостей!
Александр резко развернулся и пошел в дом. Этот момент запал мне в память – то, как он идет по полю, упрямо вскинув голову, всем видом своим говоря: «Вам меня не испугать, посмотрим, кто кого!» Мне тогда пришла в голову мысль, что надо бросить все и уехать, но я не решилась высказать ее. Да муж и не согласился бы ни за что.
Он решил бороться. Снова привел поле в порядок, съездил в ближайший городок и привез собаку. Большого пса, беспородного, бездомного, свирепого на вид.
– Это Джек, – сказал муж, – он будет охранять наше поле.
До самого вечера Александр был занят: мастерил для собаки будку, а потом посадил пса на длинную цепь.
– Джек будет лаять, злоумышленники обычно не лезут туда, где есть собаки, – сказал Александр.
Среди ночи мы проснулись, услышав захлебывающийся собачий лай.
– Кто-то пробрался на поле! – Муж вскочил, стал одеваться.
– Что ты делаешь? – закричала я, не решаясь признаться себе, что напугана до смерти. – Нужно подождать до утра!
– Чего ждать? Сейчас я увижу, кто хулиганит, положу этому конец! У меня есть ружье, мало этим выродкам не покажется.
– Погоди! – перебила я. – Ты слышишь?
– Слышу что?
– Вот именно – ничего! Джек лаял, но лай оборвался! Сейчас тишина.
Это была правда. Ночь молчала.
– Надо пойти проверить, – неуверенно отозвался муж, и теперь я видела страх на его лице.
– Не нужно ничего проверять! – горячо сказала я. – Прошу тебя, послушай меня хоть раз! Сейчас ночь, не выходи из дома. Ты видел: следов было много! Что ты сделаешь один против всех? Дождемся рассвета.
Я кое-как сумела уговорить его, умоляла, заклинала, и муж послушал. До утра мы не сомкнули глаз, а едва солнце встало, пошли в поле. Александр, которому было в ту пору двадцать девять, казался постаревшим. Что-то изменилось в нем, как мне подумалось, уже навсегда.
Все было, как прежде: разбросанная кругом земля, будто нечто выбралось ночью наружу, шаги, тянущиеся к дому, и… Бедняги Джека не было. Цепь валялась на земле, как мертвая змея, ошейник был разорван. Я увидела несколько клочков шерсти и прижала руки к лицу, чтобы не закричать.
Больше никаких следов собаки. Несчастного пса словно бы вырвали из ошейника. Что с ним сделали? Ничего хорошего, если вспомнить резко оборвавшийся лай.
– Как нам быть? – спросила я.
– Мы должны понять, что происходит. Пока не поймем, не остановим это.
– Лучше давай уедем, – со слезами проговорила я, – оставим все, вернемся в город. Продадим дом, ты снова станешь работать экономистом, тебя с радостью возьмут обратно, я пойду преподавать музыку.
Говорила, но понимала, что все бесполезно.
– Они не заставят меня бежать с моей собственной земли. Я не боюсь!
Вот и все, что я услышала в ответ на свою тираду. Стало ясно, что сегодня ночью мне не удержать Александра в доме.
– Может, вызвать милицию?
– Что мы скажем? Что кто-то роет яму и бродит по полю?
– Убили собаку!
– Мы не знаем этого наверняка.
– Кажется, на ошейнике кровь.
– Они скажут, пес вырвался и убежал, он же не наш, просто бездомный, бегал по городку, и я его взял. Мог взять и ночью убежать обратно.
– Ты же знаешь, что это ложь!
– Да, но так все выглядит со стороны, и именно это нам скажут.
Я не сдавалась, просила позвать соседей, хотя понимала: мы новенькие, никого не знаем настолько, чтобы попросить подежурить с нами всю ночь. А если ночь пройдет спокойно, что они подумают? Александру не хотелось глупо выглядеть в глазах людей: городские, приехали и дурят, напугались невесть чего.
Ночь наступила как-то очень рано. Вернее, стемнело раньше обычного, потому что после обеда небо заволокло тяжелыми серыми тучами. Ночью обещали дождь с грозой. Мы нервничали и не разговаривали друг с другом: Александр был сосредоточен, проверял оружие, а я злилась на него за упрямство, думая, что лучше всего было бы просто уехать.
Спать мы не ложились, сидели на первом этаже. Одно из окошек выходило на сад, за которым простиралось поле, но из-за деревьев ничего нельзя было рассмотреть.
Девять часов, десять, одиннадцать.
Напряжение ощущалось так явственно, что мне казалось: вот-вот молния вспыхнет. Кстати, о молнии. Дождь уже накрапывал, вдалеке ворчал гром, и небо за окном то и дело озарялось далекими всполохами.
Половина двенадцатого. Полночь.
Мы прислушивались, но ничего необычного не слышали.
– Я выйду посмотрю, – сказал муж.
– Постой, давай сходим на второй этаж, – осенило меня, – сверху, из гостевой спальни, можно увидеть поле.
И почему эта мысль не пришла в голову раньше?
Мы взлетели по лестнице, подбежали к окну. Снова сверкнула зарница, и в свете ее мы увидели то, от чего меня словно кипятком ошпарило, кровь бросилась в лицо.
По нашему полю шли люди. Я насчитала четырнадцать человек. Судя по росту, были среди них и дети, но большинство – взрослые. Шли странно: медленно, путаясь в собственных ногах, пошатываясь, точно пьяные или смертельно уставшие.
– Кто это? – хрипло спросила я.
– Сейчас узнаем! – воскликнул Александр.
Не успела я его остановить, как он вышел из комнаты, направился к лестнице. Я все еще смотрела в окно, не могла отвести взгляда: ночные ходоки заворожили меня. Небо озарила новая вспышка, и за спинами идущих я увидела провал, черную яму. Никаких сомнений: эти люди выбрались из-под земли.
«Мертвецы! Восстали из безымянной могилы, которую мы осквернили, и теперь идут к нам!»
– Александр! – вне себя завопила я и бросилась за мужем.
Я услышала, как хлопнула дверь: он был уже во дворе. Выбежав из дома под усиливающийся дождь, я увидела, что Александр идет к саду, за которым – поле и эти существа.
– Не ходи туда! Стой, они мертвые! – кричала я, но мои слова заглушали громовые раскаты и шум дождя.
Бежала я быстро, но мне нипочем было бы не догнать мужа, не остановись он на краю поля. А остановился он потому, что в свете очередной вспышки увидел наконец, кто идет к дому. Я приблизилась к Александру, и мы оба смотрели на тех, кто навестил нас ночью.
В темноте их можно было принять за обычных людей, но при свете молнии становилось видно, что они давно мертвы. Бледные лица со следами разложения, изъеденные гниением губы, провалившиеся носы, мутные глаза. На женщинах и мужчинах болтались ветхие лохмотья: остатки длинных платьев (скорее, саванов) и черных костюмов, вымазанных в грязи. Волосы, похожие на паклю, костлявые руки, вывернутые шеи – какая сила подняла их из земли?
Мы стояли, а мертвецы приближались неумолимо, как прилив, как гроза, что шла из-за гор. Сверкнуло, громыхнуло – и дождь хлынул во всю мощь.
– Бежим! – крикнула я и взяла мужа за руку.
Он высвободился, вскинул ружье и выстрелил. В одного мертвеца, в другого, в третьего… Это не возымело действия. Александр попада́л, в свете молний я видела дыры в черепе и груди, но восставшие покойники продолжали двигаться к нам.
Александр стрелял, пока не раздался сухой щелчок. Патронов больше не было. Кошмарные твари находились в двух шагах. Я умоляла мужа одуматься, бежать прочь, пока не стало слишком поздно, но на него нашло затмение.
Я, музыкант, человек с живым воображением, поверила во все легко и сразу, безоговорочно, а Александр, математик, экономист, сопротивлялся очевидному до последнего, не желая сдавать позиций, признавать нарушение всех известных жизненных законов.
Лишь когда идущая впереди остальных тварь схватила его за руку, он закричал, ударил ее прикладом, вырвал руку, а потом бросил бесполезное ружье, и мы побежали.
Мертвецы шли медленно, так что догнать нас не могли.
– В доме опасно! – крикнул муж.
Он был прав: стеклянные раздвижные двери в гостиную, множество окон, входная дверь совсем не такая прочная, как я привыкла в своей стране.
Александр потащил меня за собой в сарай, я знала, что он задумал. В сарае есть вход в погреб, где хранились соленья и маринады. Толстенные стены, крышка, которую просто так не открыть. Мы спрячемся внутри, запремся и подождем до утра. Эти твари исчезают с восходом солнца.
Так мы и сделали. Опередив наших преследователей, забрались погреб, Александр захлопнул крышку, закрепил, как мог, чтобы ее нельзя было открыть снаружи.
Не знаю, как мы пережили ту ночь. Сидели, прижавшись друг к другу, прислушиваясь к шагам и звукам снаружи. Слышно было плохо: гроза, толстые стены, да и сидели мы на приличной глубине.
– Ты говорил, костей не было, – шепотом сказала я.
Он промолчал. Видимо, останки все же были, оставались в земле. Больше я ничего не спросила, муж тоже ничего не говорил.
Когда пришло утро, мы выбрались из погреба. Дом стоял нетронутым, дождь смыл все следы. На поле, конечно, чернела яма, но проверять мы не стали.
– Уезжаем, – отрывисто проговорила я, заходя в дом. Муж шел за мной. он выглядел больным и чем-то напоминал наших жутких гостей: лицо бледное, глаза провалились. – Немедленно, сейчас же. Потом решим, что делать с домом, можно и продать. Если мертвецы охотятся на тех, кто осквернил их последнее пристанище, то их злость будет направлена только на нас, остальные…
Я не договорила, потому что Александр внезапно потерял сознание, рухнул на пол. Тоже чуть не свалившись в обморок от ужаса, я обнаружила на его руке чудовищную рану: мертвец ночью не просто схватил Александра за руку, но сильно оцарапал. Сейчас окровавленная рана выглядела страшно, из нее сочился гной, воспаленная кожа полыхала огнем.