Позабыла входную дверь закрыть, кто-то из соседей вошел?
Ей не отвечали. Трясущимися руками натянув на себя футболку и джинсы, Света замотала волосы полотенцем и прислушалась. Тишина. Может, и не было стука?
В этот момент он раздался снова, еще и еще.
В дверь не стучали, поняла Света, а бросали мяч! Удар о дверь, о пол, снова о дверь, опять о пол, с жуткой монотонностью.
«Надо позвать на помощь! Мама! Полицию вызвать!»
Но телефон остался в комнате. А выходить – страшно.
Тук-тук, тук-тук.
– Кто там? Что вам от меня нужно? – истерично заорала Света, схватила фен (больше ничего, способного заменить оружие, не было), резко распахнула дверь.
В коридоре было пусто. Горел свет. Возле двери лежал на полу мяч.
Света метнулась вправо: входная дверь заперта на задвижку, никто с улицы войти не мог. Но тогда, получается, тот, кто бросал мяч, находится…
Мысль не успела оформиться. В коридоре несло вонью, как из холодильника, а еще было холодно, гораздо холоднее, чем прежде. Света задрожала, полотенце свалилось, мокрые волосы рассыпались по плечам, по спине стекала влага.
Она прижалась к стене и услышала совсем уж невозможное. Плач. Жалобный детский плач раздавался из кухни! Плакал ребенок, младенец, и Света, не успев подумать, откуда здесь взяться малышу, бросилась в кухню. Никого. Зато стало очевидно, откуда идет крик: возле окна был квадратный люк – вход в погреб. Плач шел оттуда.
Света подошла ближе и открыла крышку. Может, не стоило, но в такие минуты не рассуждаешь. Плач стал громче. Ребенок был внизу, в темноте.
Где свет включается? Есть ли в подполе освещение?
Света побежала в комнату, вернулась с телефоном, включила фонарик.
Плач прекратился. Девушка опустилась на колени, направила луч вниз. Ступени, каменные стены, полки вдоль одной из них…
– Эй, – севшим голосом произнесла Света, – ты там? Отзовись!
Она размышляла, что нужно спуститься, забрать ребенка, как случилось нечто ужасное. Из темноты, откуда-то сбоку, высунулась рука. Белая, тонкая, холодная.
Маленькая детская ручка вцепилась Свете в запястье, и девушка заверещала дурным голосом. Хватка была цепкой, неожиданно сильной. Свету потянули вниз, во тьму, и она выронила телефон. Новенький, недавно подаренный ко дню рождения аппарат улетел, упал, и экран погас.
Белая (мертвая) стылая рука продолжала тащить Свету в подвал. Запах сделался невыносимым, волны холода шли снизу, парализовывали. Света забилась, задергалась, силясь освободиться. Она уже не стояла на коленях, а лежала на животе. Кое-как ухватившись свободной рукой за ножку тяжелого кухонного уголка, сумела выдернуть другую руку из захвата. Пальцы создания, обитавшего в подвале, разжались, и Света выскользнула, вырвалась.
Не теряя времени, захлопнула крышку, придвинула сверху стол. Снизу ударили раз, другой. Крышка чуть подпрыгнула, потом послышался смех – безрадостный, злой. После все стихло.
«Что это было? Что за тварь там живет?»
Позвонить бы маме! Но телефон остался внизу, а Света не полезет туда и под дулом пистолета.
Бежать отсюда, к черту жуткий дом, тетю Олю, будь она неладна, мать с ее затеей прибраться! Света выбежала в коридор, схватила сумку, сунула ноги в сапоги и, на ходу натягивая куртку, выскочила в сени. До того, чтобы открыть дверь и выскочить во двор, оставалось всего ничего, но в этот миг Света услыхала шум над головой. Повернулась и увидела, что дверь чердака, недавно запертая на ключ, который не удалось найти, распахнута настежь.
Но это было не самое плохое. По деревянным ступеням, выбравшись из чердачной тьмы, скатывалось существо, ужаснее которого Света ничего в жизни не видела.
Оно было похоже на белого червя и извивалось, как червь. Уродливый младенец без рук и ног, без глаз и носа, зато с хищными зубами, торчавшими из огромного раскрытого рта. Существо шустро и довольно ловко изгибалось, перекатываясь со ступеньки на ступеньку, и голову Светы наполнили слова, которые ей не принадлежали: «Останься, куда собралась? Мне хочется поиграть с тобой! Оставайся со мной, нам будет весело, очень весело!»
Существо щелкнуло зубами, и Света, словно очнувшись ото сна, увидела, что оно уже добралось до нижней ступеньки и скоро коснется ее ноги!
Не помня себя, девушка толкнула дверь и вылетела из проклятого дома. Вслед ей несся детский плач: так кричат дети, неожиданно ударившись обо что-то. В таком плаче одновременно слышатся боль, страх, мольба о помощи.
Два часа спустя Света, трясясь и икая, рассказывала матери, что случилось. Та сидела бледная, потрясенная, гладила дочь по голове и в кровь кусала губы.
– Я туда ни за что не сунусь. Если ты скажешь, что мне померещилось, что я слишком впечатлительная или…
– Не скажу, – глухо произнесла мать.
Света умолкла, и пару секунд они смотрели друг на друга, а потом мать отвела глаза.
– Ты знала, да? Знала о том, что творится в доме? – Света почувствовала, что закипает от злости. – Знала и отправила меня…
– Погоди! – остановила ее мать. – Я и подумать не могла! В общем, тут дело такое. Ты знаешь, я на Ольгу злилась, понять не могла, почему она так со мной, с нами… В юности мы близкими были, не просто сестры, а подруги. Потом я замуж вышла, тебя родила; Ольга вся в работе, в карьере, ее семейная жизнь, принцы на белых конях и пеленки-распашонки не привлекали. Денег много зарабатывала, участок купила, дом построила. А потом отдалилась. Я не заметила сразу-то, свои проблемы были, с отцом твоим. – Мать махнула рукой. Родители жили плохо, отец пил, погуливал, а в итоге мать узнала, что у него есть постоянная любовница, и они развелись. – Когда спохватилась, поняла: с Ольгой творится что-то, но было поздно. Она закрылась, замкнулась в себе, близко меня не подпускала. Я старалась наладить контакт, но сестра – ни в какую. В дом тот ездить тогда же перестала и нас не звала ни на каникулы, ни на праздники. А если я заговаривала об этом, рычала, психовала, один раз сказала, что ей нахлебники не нужны. Только перед смертью Ольга сказала мне, что произошло. Ты в курсе, болела она тяжело, рак, обнаружили поздно. Препараты сильные принимала, в голове у нее от них мутилось…
– И ты подумала, что она нафантазировала про жуть в доме?
Мать уныло кивнула:
– Тем более, когда она тайну свою открыла. Оказывается, надругались над ней двое негодяев. Прямо в доме. Подкараулили, избили, затащили в собственный дом!
– Она не сказала никому? Полицию не вызвала? Тех подонков не нашли, не наказали? – поразилась Света.
– Стыдно, говорит, было. Она сильная женщина, успешная, обеспеченная, на руководящей должности. Пройти через допросы, обследования, дознания, суд ей казалось немыслимым. И не восемнадцать лет, за тридцать уже было. Она, дурочка, себя же и винила, что отбиться не сумела! Отлежалась, пришла в себя, пыталась жить, как раньше. Но выяснилось, что беременна.
Света ахнула, хотя подозревала, что так и будет.
– Проглядела Ольга срок для аборта. У нее цикл всегда скакал, никаких признаков косвенных (тошноты, например) не было, она и не подозревала, а когда поняла, врачи отказались аборт делать: опасно, срок большой. Ребенка она ненавидела. Живот скрывала, талию перетягивала потуже, мечтала о выкидыше, чего только не делала. В итоге в этом доме преждевременно родила ребенка. Семимесячного. Может, если бы в больницу обратилась, он и выжил бы, но… Ольга закопала его в подвале, там земляной пол был, а после она его забетонировала, наняла рабочих. В платной клинике сестру осмотрели: со здоровьем все хорошо, без осложнений. Она надеялась, все позади, повезло, но все лишь началось. Про то, что дальше было, Ольга говорила, а я не верила. Думала, совесть ее мучает. Я поняла, почему она в дом не ездила и нас не звала, почему не продавала дом с трупом своего младенца в подвале. Не осуждала сестру, она сама себя всю жизнь поедом ела! Решила, что происходящее в доме Ольге чудится.
– Она видела это существо?
– Игоша. Так Ольге бабка-ведунья сказала, когда сестра, не зная, что делать, к ней обратилась. Только ведунья не помогла. Ольгу игоша в покое не оставлял, звал, спрашивал, за что извела его, за что ненавидела, всякое такое. Игоша, говорила Ольга, – это дух умершего без крещения нежеланного, проклинаемого матерью ребенка. Воет и плачет ночами, пугает, покоя не дает, до сумасшествия и смерти довести может. Если в доме обитает игоша, там нельзя оставаться детям и беременным женщинам. Утащит за собой. Он себе партнера для игр ищет, одиноко ему. Я приезжала после Ольгиной смерти, недавно тоже была, ничегошеньки не видела. Вот и считала, что Ольге чудилось. Если бы хоть на секунду подумала, что тебе может опасность грозить, неужели я бы…
Мысль пришла в голову обеим сразу.
– Говоришь, детям и беременным игоша вредит? – прошептала Света.
– Так ты что же…
Мать не смогла договорить. На следующий день Света сделала тест. Он показал две четкие полоски.
«Вот и вышли наши отношения на новый уровень», – со странным спокойствием подумала Света.
Она понятия не имела, как отреагирует будущий отец на неожиданную новость, знала лишь одно: даже если он будет против, не захочет жениться, будет отговаривать рожать, она его не послушает.
После того, что открылось ей на днях, – точно нет.
Не будет ее ребенок нежеланным, проклинаемым, как несчастный младенец тети Оли.
Не станет игошей.