Сандра что-то перемешивала в огромном баке. Их появлению если и удивилась, то виду особо не подала. Обнималась с Ленайной и Линдой сдержанно. С Мишей вежливо поздоровалась за руку. Ленайну неприятно поразили землистого цвета странно впалые щёки — словно у Сандры вставные, к тому же, плохо подогнанные, челюсти.
— Сандра! А ты как будто похудела… Что-то случилось?
— Ну да, — за Сандру ответила Людмила. — Недавно ей вырезали желчный пузырь. И половину печени. Кажется, ей противопоказана диета из дрожжевой массы с отрубями… Теперь вот кушает только сухари.
— Проклятье! А… Чем вас тут ещё кормят? В столовых, в смысле?
— Да знаешь, Ленайна, особо не балуют. То протомасса из снятых дрожжей, то — дрожжевой хлеб. Комбивит. Котлеты из водорослей с обратом. Ну, и иногда — вот таким как я, в виде исключения дают сухари…
— Ладно. Мы… Постараемся что-нибудь придумать. В крайнем случае — купим тебе каких-нибудь таблеток. Чтоб могла кушать как люди. Ну, и, разумеется — пить!
Пить пришлось много.
Ленайна заказала прямо в номер огромное количество деликатесов, и лично сходила на кухню. Шеф-повар (пухлый мужчина лет шестидесяти с по-гусарски закрученными седыми усами, и волосатыми пальцами-сосисками) явно впечатлился, когда она одной кистью сжала в гармошку алюминиевую чашку и выразительно посмотрела на его мошонку.
Очевидно, серьёзно опасаясь за судьбу столь ценных, и пока — неотъемлемых аксессуаров организма, сразу нашёл и диетические продукты, и рецепты их переработки во что-то вкусное — для больной с урезанной печенью. И без желчного пузыря.
Про удовлетворение гурманских вожделений остальных участников предстоящего ностальгического вечера Ленайна позаботиться и не подумала: будут кушать то, что имеется!
— Ладно. — когда все расселись за огромным столом с уже дымящимися на нём тарелками и супницами, Ленайна встала, — Предлагаю первую. За тех, кто уже… Не с нами!
Они выпили стоя, и не чокаясь.
Ленайне не хотелось начинать вечер с поминовения.
Но она подумала, что так честней: по дороге Сандра и Людмила успели рассказать, что более половины их пожилых коллег, уже работавших на ферме в те годы, когда они только «раскупоривались» из родильных автоклавов, или уже мертвы, или переведены на более простые и не столь тяжёлые работы.
От такой ситуации почему-то мурашки бегали по коже…
А уж сколько погибло за эти годы их, не сказать, чтобы друзей… Но — танкистов!
— Ну, давайте теперь за наших общих знакомых — пусть у них всё будет хорошо!
Ленайна занюхала самую лучшую, нашедшуюся на складе (Но на её взыскательный вкус всё равно отдающую банальной сивухой!) водку, которую сегодня пила наравне со всеми, куском лимона:
— А что, тот п…рас, который сейчас сидит там, в диспетчерской — давно он там?
— Нет, что ты. — Сандру, явно не привыкшую к спиртному, да ещё качественному и дорогому, уже подразвезло: язык чуть заплетался, и глаза словно подёрнуло поволокой, — Никакой он не п…рас. Он, как и я — больной! Ему вырезали простату и отрезали яички — рак. И поскольку он больше ничего уже не может, посадили перебирать бумажки, и отдавать распоряжения!
— Вот блин. Знала бы — не… А впрочем — вряд ли. Всё равно наехала бы! Ладно, чёрт с ним. Пусть радуется, что хоть жив. А вот Анни, Наталью и Марину жаль… Что-то у вас здесь часто люди мрут от рака и болезней «внутренних органов»! — она обратилась теперь к Людмиле. Та тоже словно задыхалась, да и лицо стало ещё красней, если только её не обманывает зрение: спиртное, что ли, тут так действует на всех?!
— Ну так — «экология», будь она неладна! Уже приезжал к нам Комитет из Метрополии — как раз по поводу этой самой высокой смертности… Сказали, что что-то у нас тут в воздухе: не то — пыльца местных растений, как-то скрестившихся с пшеницей, не то — споры дрожжей, облучённые слишком сильной дозой ультрафиолета… — она кивнула вверх, туда, где по орбите плыл могучий Трилорн, — Словом — пока мы здесь всё выращиваем, разводим и удобряем, улучшение этой… Экологии… Невозможно!
То, что на Глорию приезжали спецы аж с самой Ньюземли, о многом сказало Ленайне. Они появляются только там, где ситуация со смертностью или ухудшением здоровья реально может повредить экономике и промышленному потенциалу всей планеты. Похоже, положение с этим делом даже хуже, чем рассказали местным. Работягам.
— А как там поживает Альфия? Всё ещё с Феофаном?
— Да что ты! Феофан уж лет, почитай как пять… или шесть — помер! Терапевт сказал, что не выдержало сердце. Ну и правильно: Альфия-то наша уж больно зло…чая! Ей надо не меньше, чем по три раза за ночь!..
— Надо же… Ну и дура она. Спорим, больше желающих на такую «активную» не нашлось?
— Найти-то нашлось… Правда, оба уже сбежали. Одного хватило на неделю, другого — на два месяца. Перевелись в Сибирь. Теперь там выращивают кедровые орешки… И оленей — для экспорта экзотического мяса гурманам.
Ленайна не без удивления смотрела, как крепкая на вид Людмила уже с трудом сидит на стуле, всё время утирая обильный пот со лба и шеи — похоже, не слишком её подруги привыкли к алкоголю. Да и к хорошей еде. Сандра, пока её не спрашивали, помалкивала, крохотными кусочками отщипывая от варёной курицы мясо, и долго-долго жевала, уставившись невидящим взором куда-то в угол.
Линда всё время переводила взгляд с одной сокурсницы по Интернату на другую, и возвращалась взглядом к Ленайне. Той нетрудно было ощутить, как мысли и эмоции напарницы при этом словно неслись вскачь: то она печалилась по умершим, то горячая волна воспоминаний о жёстком и жестоком детстве заливала её душу до самой макушки. А ещё Линда злилась на проклятую войну, доведшую её одногодок, оставшихся на Глории, да и остальных колонистов, из старшего поколения, до такого состояния.
Ленайна же всё расспрашивала — про Мэри, Галину, Мадину, Хильду и остальных.
Людмила, прервав ответ, вдруг выбралась из-за стола, держась одной рукой за столешницу, а другой придерживая живот:
— Простите… Ленайна, а где тут ванная?..
Звуки рвоты не заглушала даже пущенная на полную струя воды. Сандра сказала:
— Я не хотела говорить при ней… У неё астенозная миома матки. Ей бы не нужно пить… А уж про секс…
— Сандра!.. Боже мой! Что же у вас здесь происходит, чёрт его задери?! Почему вы все такие больные?! И мрёте — ты уж прости! — как мухи?!
— Я думаю, это от того, что мы плохо питаемся. И не можем нормально отдохнуть от работы. Отпуска отменили. А вкалывать по одиннадцать часов, пусть даже есть роботележки и электродробилки — не сахар. Изматывает. Хуже всего изматывает нервы. Душу.
А уж после того, как сбежали из барака последние два мужика, хоть на что-то способные… И которые тут, пользуясь монополией, даже ввели что-то вроде права первой ночи, но… Не выдержали первыми!..
У нас нет даже «универсального средства для расслабления» — секса. Приходится использовать искусственные …! Ну а женщине всё-таки — сама знаешь! — нужны мужские гормоны. Хотя бы изредка. Для восстановления чего-то там. Важного.
Или хотя бы — чтоб не росли усы. — горечи в тоне не заметил бы только стол, уставленный полупустыми тарелками и бутылками.
— Гос-споди! И сколько вы уже без этого дела?!
— Я — года три. (Ну — я-то — ладно. Больная же!) А Людмила, и остальные девочки — считай, побольше года!
— А почему же вам сюда не распределяют мужиков-то?! Для работы же они нужны?
— Да в том всё и дело, что уже — нет! На нашей ферме всё теперь могут делать и женщины. А мужиков теперь ставят только туда, где они в силу специфики действительно незаменимы: к проходческим комбайнам в шахтах, к домнам сталеплавильных комбинатов, да к токарно-фрезерным автоматам! Изготовляют оружие, чтоб его черти взяли!
Из ванны буквально выползла Людмила:
— Ленайна, Линда… Вы уж извините. Можно я пойду лягу?
Ленайна и Линда переглянулись.
— Иди, конечно. Давай я отведу тебя, — Ленайна поторопилась подскочить к опиравшейся на косяк женщине и подставила плечо. Людмила с благодарностью навалилась на него немалым весом.
Когда её «сгрузили» на трехспальную, поистине необъятную кровать, женщина только вздохнула:
— Спасибо, Ленайна… Кровать-то какая мягкая… Хоть полежу по-человечески! — Ленайну покоробило от вида слёз, появившихся в краях глаз Людмилы.
Теперь Ленайна сама ушла в ванную. Она тоже включила воду — чтоб не было слышно её рыданий! (Ну так!.. Танкистка же! Со стальными нервами и мышцами!..)
Боже — до чего же тут довели их сопланетников! Неужели всё это — только из-за того, что война требует всё больше и больше?!..
Сил. Времени. Ресурсов.
Человеческих жизней.
Как же пристукнуть навсегда этого Молоха, этого кровавого вампира, волосатого мерзкого клеща, мёртвой хваткой впившегося в тело человечества?!
Когда она вышла из ванной, ситуация наводила тоску: Линда сидела, глядя куда-то в пол, и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Миша откинувшись на стуле, блаженно закрыл глаза: водки он, похоже, выпил в свою норму, и теперь просто слушал музыку из наушников, не заморачиваясь ни экологией, ни болячками незнакомых баб.
Сандра взглянула на Ленайну, подняв глаза от пустой тарелки. Ленайна села.
— Прости, что спрашиваю. Почему вы не… сопротивляетесь? Ну, там, марши протеста, демонстрации, голодовки?
— Ха! — горькая ирония в тоне сказали обо всём ещё раньше, чем прозвучали слова, — Теперь все наши мужчины, кто поздоровей, и не хочет ни …уя делать, идут в полицию!
Это же куда безопасней, чем подставлять свою задницу во Флоте! Потому что лупить резиновыми дубинками безоружных «бунтовщиков и бунтовщиц» куда веселей и безопасней! Особенно после того, как приняли этот, новый, Закон. О саботаже в военное время.
Поэтому у нас теперь если что и работает без перерывов, и с перевыполнением плана — так это сволочные урановые рудники в Заречьи!.. Правда, говорят, там трудно выдержать больше пяти лет. Живым. Поэтому недовольные, и «организованно» басту