— Представь, потянись. Мы уже там, мы всегда там и здесь, тебе надо просто сделать реальным там, а не здесь.
Его голос сочится рокотом водопада, проникает в меня, заставляет кровь бурлить и метаться по сосудам.
— Поле… звёздное небо… дом…
Зажмурившись, представляю поле возле дома Ариана.
«Мы там», — уверяю себя. И внутри что-то вздрагивает. Волна щекотки прокатывается по телу, я судорожно вдыхаю.
— Отлично, — шепчет Ариан, продолжая обнимать. — Голова не кружится?
Неужели всё? Неужели это так легко? Или он помогал мне?
Запрокидываю голову: безумно огромной луны больше нет — обычное земное небо мерцает над нами россыпью звёзд. Кругом шелестит трава, и ветер треплет волосы Ариана. В его глазах полыхает луна отколотого мира.
А на меня накатывает дурнота и ощущение нереальности происходящего — совсем как в утро, когда шла из леса домой, то и дело проваливаясь в забытьё.
Находясь в надёжных руках Ариана, даже не пытаюсь сопротивляться дурноте, и она повторяется: урывками воспринимаю, как он несёт меня на руках к задним воротам, потом уже по двору, по дому. Укладывает на кровать, укутывает, целует в лоб.
— Первые семь переходов самые трудные, — шепчет на ухо, и его палец скользит по моим губам, — а потом ты сможешь свободно шагать между мирами.
«Может, тогда я смогу убежать от женишков?» — мелькает мысль. И я утыкаюсь в мохнатое плечо. Хочу сказать, что всяким мохнатым место на коврике у двери, но почему-то запускаю пальцы в тёплую шкуру.
«И когда это он раздеться успел?» — но даже удивление не даёт сил прогнать его. Шкура пахнет очень приятно, она такая мягкая, и так успокаивает звук мощного сердцебиения Ариана…
Пробуждение настигает резко, вырывает из чего-то приятного и мягкого. Постанывая, разлепляю глаза: портьера сдвинута в сторону, и в комнату льётся солнечный свет.
Скольжу ладонями по жемчужинам на церемониальном сарафане, перебираюсь на подушку рядом, на покрывало — холодные. Значит, Ариан давно со мной не лежит… Сердце неприятно сжимается.
Впрочем, он, конечно, не может постоянно меня караулить, у него свои дела должны быть — князь как-никак.
Потягиваюсь на постели. Зеваю.
В доме очень тихо.
И сердце снова ёкает от мысли: а вдруг я здесь одна? В этом огромном доме…
Резко сажусь на кровати, прислушиваюсь: тишина.
Жутко. Сердце бешено колотится.
Быстро посетив ванную, умывшись, крадучись выхожу в коридор: пусто. Но дверь в кабинет Ариана приоткрыта.
В надежде увидеть его там, бросаюсь к двери, влетаю внутрь, но его нет. Тихо гудит на столе ноутбук. Открытый ноутбук, на котором Ариан что-то делал. Но как давно?
Решаю подойти и потрогать обивку его высокого кожаного кресла: если она тёплая, он был здесь недавно. Приближаюсь с каким-то непонятный трепетом. Опускаю ладонь на сидение — холодное. Скашиваю взгляд на монитор и замираю.
«Волонтёры с нескольких областей обходят торговые центры, призывая людей поддержать богоугодное восстановление храма», — гласит заголовок статьи на православном сайте.
Полтора десятка этих волонтёров — все женщины в тёмных длинных одеждах с кубышками — сфотографированы на фоне звонницы местного старинного монастыря. Взгляд жадно скользит по скорбным лицам, но мать я узнаю в первую очередь по росту и той одежде, в которой видела её последний раз.
Лёгкий холодок пробегает по спине: Ариан всё же копается в моём прошлом.
Скольжу взглядом по названиям открытых вкладок. А у Ариана ещё и Одноклассники открыты. Любопытство оказывается сильнее здравого смысла и деликатности. Скольжу пальцем по тачпаду, переключаю вкладку.
И оказываюсь лицом к лицу со страницей моей матери.
Запись недельной давности оповещает, что батюшка её церкви благословил рабу божию на присоединение к волонтёрам, которые должны собирать подаяние на восстановление храма.
Проматываю ленту: селфи в автобусе с ещё одной будущей волонтёркой. Селфи в нашем областном монастыре. Селфи на фоне торговых центров и с много подавшими женщинами и мужчинами. Фотографии тех, кто грубо отказался помогать святому делу, и сетования на засилье дьявола. Так похоже на мать…
А потом идёт пронизанный истерическими нотками и смайлами пост о божественном испытании: встрече с дочерью-сатанисткой, занимавшейся развратом с демоном прямо на глазах честного народа. О попытках вразумить пропащую, ободряющем шёпоте ангела и дьяволе, наславшем на блудницу глухоту и чёрствость сердца. И назидательный совет лучше приобщать деток к святой матери церкви, запретить телевизор, компьютерные игры и общение с неверующими.
Мне должно быть больно. Должно быть неловко. Но такое чувство, что написано это всё не обо мне. Словно и не моя мать пишет этот бред. Комментариев к записи много, открываю их. И улыбаюсь: а некоторые её высмеивают, просят предоставить снимки разврата с демоном или хотя бы фотографию демона.
Снова открываю ленту. Проматываю ниже записей о волонтёрстве: иконы, селфи на фоне храмов, селфи на могиле брата, цитаты молитв, поздравления с многочисленными церковными праздниками. А на сердце у меня — пусто.
Впору думать, что ритуал Велиславы, отвязывающий меня от рода и прошлого, действует. Не чувствую я себя той запуганной девочкой, что прогибалась под ужесточающиеся религиозные правила матери. И даже фотография расставленных на знакомой, ничуть не изменившейся (если не считать более блеклых цветов) кухне куличей отзывается лишь едва уловимой грустью.
Никогда не верила в силу ритуалов и инициаций, но вот смотрю на страницу матери, на её фотографии, на выплеск его религиозного рвения, прежде так смущавший меня, а порой и сводивший с ума, — и ничего. Словно на чужого человека смотрю. Это-то и страшно.
«Что со мной?» — в растерянности открываю следующую вкладку.
Это письмо от «В».
К короткому досье прикреплена фотография Михаила.
И снова сердце спокойно.
Сухие факты о дате рождения, местах учёбы, первой работы… о разводе, не выплачиваемых алиментах первым двум детям, втором браке и детях, месте нынешней работы.
Нет, смотреть на это тяжело, но не так остро, не так ужасающе, как раньше. Ощущение, будто читаю о недобросовестном коллеге, за которого стыдно.
Но как такое возможно? Как простые вроде слова могут сделать такой мощный поворот в моих мозгах? Гадкое чувство, словно во мне, в моей душе поковырялись…
Передёрнувшись, отодвигаюсь от ноутбука. Охватываю себя руками, и жемчужинки впиваются в кожу.
Странно. Как всё странно. Какая страшная власть: получается, можно так запросто от кого-то отвратить. А к кому-нибудь привязать?
Страшно до дрожи.
На подгибающихся ногах выскакиваю из кабинета:
— Ариан!
Тишина. Я сбегаю с лестницы. Снова кричу:
— Ариан!
Замечаю клок пыли в углу холла. Пробегаю на кухню: в раковине стоит грязная посуда.
— Ариан!
Ужас оглушает, я снова бегу, теперь к входной двери, и она распахивается, заходит Ариан в обнимку с двумя большими бумажными пакетами.
— Что случилось? — Он с беспокойством смотрит на меня.
Хочется его ударить. Но шумно вдыхаю, машу рукой:
— Что вы со мной сделали? Почему я ничего не чувствую? Почему мне всё равно, какой бред несёт обо мне мать? Почему плевать на Михаила, хотя недавно хотелось выть от обиды? Что за проклятый ритуал надо мной провели?
— Ритуал изменения судьбы, он помогает жрицам стать независимыми от семей и стай, помогает им…
— Что вы со мной сделали? — Меня трясёт, наворачиваются слёзы. — Как такое возможно? Как можно так легко избавить от привязанностей?
Тяжело вздохнув, Ариан отпускает пакеты на пол и пронзительно смотрит на меня:
— Тамара, этот ритуал сработал так чисто, потому что ты хотела отстраниться от этих людей, хотела изменить свою судьбу и перечеркнуть прошлое.
Слёзы капают на сарафан. Мне страшно, и в груди будто вибрирует что-то чужое. Я сама себе кажусь чужой.
— Какие ещё это имеет последствия? Что это вообще такое? Как сильно влияет на меня?
— Судьбу определяют наши привязанности, чувства. Если говорить о физиологии: в этом ритуале были разрушены привычные нейронные связи. Эти связи заставляют нас реагировать на людей определённым образом. У тебя этих привычек больше нет, ты вольна начать отношения с чистого листа. Можешь заново полюбить, можешь забыть.
— Мог бы предупредить! — стискиваю кулаки, смотрю в пол. — Это было нечестно! Несправедливо! Я должна была сама принять решение.
— Ты лунная жрица с активным даром, у тебя не было такого выбора. Либо ты принадлежишь Лунному миру, либо… отдаёшь дар, — глухо звучит его голос. — И может, твой разум не согласен, может, твоему разуму это противно, но твоя душа позволила разорвать нити судьбы и рода. Вероятно потаённое, возможно стыдное для тебя, но у тебя такое желание было. Иначе зачем ты сбегала из дома, меняла фамилию, пыталась забыть прошлое?
Меня передёргивает от его правоты: да, стыдно, что хочу отказаться от семьи, от родства. Стыдно, что попалась на уловки Михаила. Хочу это забыть, вымарать из своего прошлого.
Губы дрожат. Закрываю лицо руками. Почти сразу оказываюсь в объятиях Ариана.
— Всё хорошо, — шепчет он, поглаживает меня по спине. — Если сейчас отпустишь прошлое, оно больше тебя не настигнет.
Неожиданно даже слёз нет оплакать изменённую судьбу и внезапное бесчувствие. Слишком тепло в руках Ариана, слишком хорошо, безопасно и спокойно. И я стою так долго-долго, а он даже не пытается отпустить.
Потом меня накрывает стыд за то, что сама разобраться с прошлым не смогла, пришлось через ритуал развязываться.
Наверное, за вмешательство я злилась бы больше, если бы не потрясающе ровное отношение к матери, Михаилу, коллегам, однокурсникам и одноклассникам. Словно и впрямь начинаю жизнь с чистого листа, с новой судьбы…
— А я тебе одежду принёс… — шепчет Ариан, продолжая соблазнительно поглаживать по спине, постепенно останавливая руку всё ниже и ниже, подбираясь к ягодицам.