— От Василия пахнет уксусом? — Ариан поворачивается к чёрному волку.
Тот медленно подходит к Васе. Склоняется, нюхает его лапы. Морщится и нехотя признаёт:
— Не пахнет. — Нависает над Васей. — Видел кого-нибудь?
— Нет. Я сначала за Томарочкой хотел бежать, а потом, когда сообщение услышал, рванул к месту выстрела, да было поздно.
Металлический бок винтовки ярко отражает лунный свет. Большая и наверняка дорогая. Почему преступник не взял её с собой? Боялся, что продвинутый князь экспертизу гильзы и пули устроит? Так пуля смята, а гильзу можно было с собой утащить.
Или убийца бросил винтовку из-за её веса? Не сбежал в Сумеречный мир, не спрятал там, а бросил здесь. Что, на этот раз жрица не участвовала? А ведь если бы я спряталась в Сумеречном мире, меня там при свете дня было бы проще застрелить.
А если жрицы не было, то почему? Занята? Испугалась? Её убрали, как свидетельницу?
— Проваливай, — рявкает чёрный волк. — И чтобы я тебя здесь не видел!
Поджав хвост, Вася снова жалобно на меня смотрит. Оставить бы его, подлечить, напоить, накормить. Стая сверлит его злобными взглядами. Чёрный волк рычит.
— Береги себя. — Надеюсь, по моему взгляду Вася поймёт, что о случившемся я сожалею.
На его морде отражается облегчение, он разворачивается и осторожно подступает к толпе. Оборотни рычат, щёлкают зубами, но пропускают его. И он, всё быстрее и быстрее, уходит от нас. А, оказавшись вне толпы, припускает так, что только пятки мелькают.
На последнем видимом изломе дороги Вася перекидывается в человека, поворачивается и с улыбкой машет мне рукой.
Кажется, не всё так плохо.
Вслед ему воют, и он уносится прочь.
— Продолжим, — рычит чёрный волк и косит взгляд на разглядывающего винтовку Ариана.
Толпа рассеивается вмиг. Мои сопровождающие, кроме двух подхвативших винтовку, выстраиваются в прежнем порядке. Мы снова проходим под аркой. Ариан демонстративно топчет газон.
Скользя взглядом по мерцающим голубым плитам дорожки, думаю о Васе: как он? Не поймают ли его ещё раз, подальше от моих глаз и присмотра Ариана? На сердце тревожно из-за милого волчишки.
Оглядываюсь на Ариана: он мрачнее тучи, в глазах слишком ярко вспыхивают отблески света. И шерсть на загривке дыбом. И, кажется, шкура посветлела.
Меня отвлекает движение впереди: округлые створки распахиваются в стороны, хотя никто их не трогает. Впечатление магии быстро рассеивают едва заметные в верхней части дверей обыкновенные земные механизмы.
В белых внутренностях дома всё столь же покато и округло, как в наружных частях домов. Стены идут лёгкой волной, потолок скруглён. Точечки светодиодов напоминают светлячков. Не сказать, что освещение очень яркое, но ярче лунного, теплее и привычней для моих глаз.
Ни ковровых дорожек, ни фанфар, только всё громче, насыщеннее рокот: то ли мотор, то ли отзвук множества голосов. И с каждым шагом всё таинственнее кажется лабиринт коридоров, изгибающиеся колонны небольших холлов.
Процессия постепенно замедляет шаг, а рокот всё громче, ближе. И внутри всё вибрирует от него. Катя приникает ко мне боком, поджимает уши. Но Ариан смело шагает рядом, и это вселяет уверенность, что стая, несмотря на нежелание слушать лунного воина, князю всё же лояльна.
Впереди показываются голубые двустворчатые двери неровной органической формы. Мы минуем предваряющий их холл с колоннами-грибами.
— Добро пожаловать, жрица. — Чёрный волк, а следом за ним и остальные, отступают в сторону, и створки приходят в движение.
Пахнет жареным мясом. Пиршественный зал огромен, два десятка похожих на сросшиеся сталактиты и сталагмиты колонн поддерживают вогнутый тёмный потолок со светодиодами в форме созвездий. Всепроникающий рокот, почти мучительный гул — это возгласы барабанов, на которых пляшут размалёванные белой краской женщины и мужчины в шкурах.
Длинный с ответвлениями стол петляет по полу, складываясь в растительный узор, и гости сидят за ним на скамьях и стульях: хмельные, но чинные, в шкурах и цветных тканных сорочках — что мужчины, что женщины. На всех блестят, вспыхивают в сиянии электрических свечей украшения: серьги, бусы, ожерелья, браслеты. И зубы, зубы у всех сверкают рекламной белизной.
Меж узоров стола тянется красная дорожка к изгибу стола на возвышении, где на золочёном кресле с медвежьими мордами по бокам сидит мужчина в шапке с перьями и золотым орлиным клювом, свисающим над его острым ноздристым носищем. Кожа мужчины отливает бронзой, тёмные волосы спутаны с пёстрыми кожаными косичками и бусинами. На широких плечах скреплена бурая медвежья шкура, и лапы свисают на мускулистую грудь.
«Шаман», — приходит первейшая мысль.
Глаза шамана вспыхивают голубоватым отсветом. Барабаны гудят, рокот усиливается, темп ускоряется. Сквозь него пробивается трепет свирели, струнный звон.
Взгляд шамана, весь его яркий вид притягивает взгляд, мешает рассмотреть сидящих справа от него кудрявых юношей в шкурах и сидящих слева девушек в расшитых яркими узорами платьях. Но сидящий следом за тремя девушками мужчина резко и непреклонно заставляет обратить на себя внимание, потому что он сияет. Не слишком ярко, но его кожа источает жёлтый, сочащийся сквозь белую рубашку свет. И волосы точно из расплавленного золота, по скулам вьётся узор из золотых чешуек, а глаза… тут достаточно светло, чтобы понять: у него вертикальные зрачки. Чешуйки и на пальцах, настолько длинных и тонких, что это кажется неестественным.
Рядом с ним сидит такая же золотистая строгая женщина в венке из жёлтых и белых ажурных цветов. Белое платье плотно облегает её тело, и сияющая кожа, высвечивая каждый изгиб тела, создаёт усиленный эффект наготы.
Эти существа настолько неместные, что почти тяжело на них смотреть.
— Лунная жрица Тамара, — громовой бас шамана заставляет музыку умолкнуть, а танцорам на барабанах перейти на лёгкий рокочущий ритм. — Приветствую тебя в стае высоких холмов.
И вот стою я на дорожке красной и не знаю, что ответить.
— Приветствую стаю высоких холмов.
— Лунный воин. — Шаман кивает Ариану, затем Кате. — Кати из стаи за стеной.
Аутентичные у них названия, ничего не скажешь. С другой стороны, сразу всё понятно.
— Представляю вам моих сыновей. — Царственный жест вправо. — Орой. И Улай. Дети первой крови. С сыном второй крови, Дьаару, вы уже знакомы.
Кивок за наши спины. Неосторожно поворачиваюсь: там стоит хмурый голый мужик. Среди оставшихся у дверей волков сопровождения нет чёрного. Ну и так, судя по наглости поведения, этот длинноносый голыш — наш чёрный волк, настаивавший на проходе Ариана под аркой.
— Представляю вам моих дочерей. — Шаман указывает влево. — Милике, Саану, Эскинчи.
Надеюсь, мне не потребуется называть их по именам. Шаман между тем руку не опускает. Выдерживает многозначительную паузу и с некоторой даже гордостью продолжает:
— А это мои гости из Солнечного мира.
Судя по торжественному выражению лиц окружающих, это — знак высокого статуса или особого положения.
— …быстрокрылый Ярейн и легкокрылая Лимери.
— Ящерицы, — шепчет Катя.
Ариан выступает вперёд и совсем чуть-чуть склоняет голову, тут же вскидывает нос:
— От лица лунного князя приветствую солнечных гостей. Урожая вашему миру, безоблачного полёта на долгие года вам.
— Благодарю, лунный воин, — тоже едва-едва склоняет голову Ярейн. — От лица солнечного князя приветствую тебя. Урожая вашему миру, неиссякаемой силы твоим лапам на долгие года.
Шаман хлопает в ладоши и расплывается в широченной улыбке:
— А меня зовут Амат. Вот и познакомились, присоединяйтесь к столу, угощайтесь. Сразу столько добрых гостей в доме всегда в радость. Садитесь-садитесь.
Танцоры на барабанах вновь ускоряют ритм, верткие слуги приставляют к узору стола новый завиток напротив места семьи вожака, и, сев, я оказываюсь напротив Ороя и Улая. Катю тоже устраивают напротив них, а Дьаару и Ариана — напротив девушек. Причём Ариан только в последний момент успевает присесть между мной и голым оборотнем, и хоть он жаловался на невнимание женщин, эти три девицы взглядом его практически пожирают. А одна бросает в серебряное блюдо перед ним ломоть шоколадки.
Так, вроде у них сладости значат предложение коротких отношений без обязательств. Очень хочется взять блюдо и треснуть бесстыдницу по хитрому лицу. Ну в самом деле: при отце, при высоких гостях — и такое откровенное предложение!
И Ариан ещё нюхает шоколадку!
А если он её лизнёт, то всё, считай, предложение принял?
Хочется демонстративно отвернуться, но тревожное волнение пересиливает. Даже барабанные вибрации, пронзающие всё тело, отступают на задний план. Из пасти Ариана выскальзывает красный язык, пробегается по куску шоколадки. У меня сердце в пятки уходит, и тут Ариан ухватывает зубами край миски и переворачивает. Шоколадка слетает на пол. Бросившая её девица поджимает губы, ноздри её гневно дрожат, а глаза вспыхивают.
Ариан преспокойно берёт с поднесённой девчонкой-разносчицей миски рульку, прижимает её лапами к столу и вгрызается в мясо. На губах дракона Ярейна проскальзывает улыбка, но взгляд остаётся цепко-змеиным. Задерживается на мне, проходит по телу горячей волной и ощущением, что меня раздевают. И ведь не оспоришь, не скажешь ничего в ответ на его чуть более широкую, чем прежде, улыбку.
С демонстративной заинтересованности оглядываю стол, на который выкладывают всё больше и больше блюд с мясом: тут и рёбрышки, и ещё рульки, и гусь, и горка маленьких тушек — то ли перепела, то ли цыплята.
Яростно хватаю птичье тельце, вгрызаюсь в грудку. Вкус у мяса будто концентрат курицы. Отрываю нежное мясо, жую. Снова вгрызаюсь. Очень помогает не думать об Ариане и о горячем пошлом взгляде дракона. Тушка кончается очень быстро, отбросив костяной остов на блюдо для отходов, вгрызаюсь в следующую тушку.
— Здоровый аппетит — здоровый дух. — Вожак Амат вскидывает кубок. — Хорошую жрицу предлагает князь, выпьем за её здоровье.