— Из погребов Амата.
— О, — дружно одобряют гости.
Они принимают из его руки бокалы, но ни единым взглядом или мимическим движением не выдают отношения к тому, что мизинца их гостеприимного хозяина не хватает. Меня же жутко тянет рассмотреть, как зажила рана, и в то же время стыдно за бестактное любопытство. Но оно побеждает, и когда Лерм подаёт бокал, в упор смотрю на его руку: место зарубцевалось так основательно, словно прошло несколько лет, а не двое суток.
Вскидываю взгляд на лицо Лерма, он слегка улыбается, будто понимает и принимает мой интерес. Но нет в нём ни злости, ни боли, как нет у остальных злорадства или недоумения. Все они, от главы стаи до отпрысков глав стай, безропотно и с уважением принимают наказание князя. У людей такую покорность власти я представить не могу.
Хотя и здесь есть паршивая овца, ведь кто-то хочет меня убить.
— За здоровье жрицы! — Хором звучат голоса. Бокалы взвиваются вверх, к потоку гонимого кондиционером воздуха, и к запахам цветов и жареного мяса резко примешивается терпкий хмельной аромат. — Долгих ей лет!
Очень актуальное пожелание. Вино подслащает горечь этого осознания, теплом прокатывается по пищеводу и отдаётся лёгким звоном в голове. Знаменитое креплёное вино Амата.
— Вот теперь да начнётся пир! — выдыхает Ламонт, и все опять жадно набрасываются на мясо, норовя утащить кусок из тарелки соседа.
Первые мгновения эта дикость, мельтешение рук, вырывание кусков чуть не изо рта, больше похожи на кошмарный сон, но хмель затирает во мне цивилизованно-брезгливые нормы, гасит привычное человеческое, и в битве за лучшие куски мяса я нахожу очарование первобытной силы. Лучшие самцы — каждый как с картинки: сильный, широкоплечий — сражаются за еду, хищный азарт преображает их лица, движения полны звериной грации…
Сидящие рядом Вася и Дьаар ухватываются за один стейк, тянут каждый на себя, порыкивая и скаля белоснежные зубы. Резко дёрнув, Дьаар заваливается набок, и вылетевший из середины кусок стейка приземляется на Пьера.
— Ты мне трусы испачкал! — подскакивает тот и оттягивает кружевные оборки с тёмными пятнами жира. — Мои любимые!
Ответ ему — всеобщий взрыв хохота. Обиженно поджав губы, Пьер садится и оттирает любимые трусы салфеткой. Шутливая борьба за мясо и вино продолжается…
— Вот всё, что ты просил, — нежнейший женский шёпот выталкивает из темноты, где Пьер, обхватив меня за плечо, качает красными трусиками и сетует:
— Понимаешь, они все прикалываются, а я просто кружева люблю, фетиш у меня такой. Я их просто люблю.
— Спасибо, — отзывается Ариан, окончательно вырывая из объятий кошмарного сна: когда вчера подвыпивший Пьер доверительно жаловался на шутки над своим фетишем, он сидел на полу рядом, меня не трогая, и качал бокалом вина, а не подаренными мне кружевными трусами. А я боролась с желанием спросить: «Порка тоже твой фетиш?»
Укрытая одеялом почти с головой, ещё разморённая со сна, до конца не переварившая обильный затянувшийся ужин, приоткрываю глаза: на кресле у двери сидит девушка. Молочная кожа будто светится в полутьме. Каштановые кудри окутывают плечи, но не тугие полушария грудей. Изгиб талии достоин красоваться на полотнах классицистов. Ноги крепкие.
Но хуже того: Ариан стоит, прислонившись к косяку, в человеческом виде. Хоть бёдра полотенцем с сердечками обвязаны и то ладно. Но всё равно впервые вижу, чтобы он перед кем-то, кроме Ксанта, раскрывал своё инкогнито. Сердце мерзко сжимается.
— Вот отчёт. — Девушка протягивает планшет. — С драконами пока договориться не удалось. Они вообще отрицают, что принимают в Солнечный мир перебежчиков.
— А когда им напоминают конкретные имена?
— Посол говорит, что такого не было, — с горькой усмешкой отвечает она.
— Ящерицы, — тянет Ариан.
Но почему, почему перед ней он открылся? Обида и гнев окутывают меня холодом и жаром, дыхание сбивается, пальцы впиваются в одеяло.
Ариан и девушка одновременно поворачиваются ко мне, их ноздри трепещут, а в глазах мерцает белый свет. Значит, ночная гостья — жрица. И вновь вопрос: почему перед ней Ариан не притворяется, как перед другими?
— Извини, что разбудили, — мягко улыбается она. — Ариан опасается отходить далеко.
Придерживая одеяло, я, объятая жаром ревнивого гнева, сажусь на постели.
— Всё-всё, ухожу, — девушка подскакивает.
— Нет, Олка. — Ариан вскидывает руку, останавливая её перед дверью. — Ты у меня запланирована для демонстрации.
— А предупредить? — Жеманно сетует обнажённая Олка. — Должна же я подготовиться к демонстрации. Кстати, что демонстрировать? Надеюсь, не прыжки сквозь кольца и умение подавать лапу?
Постыдное желания зарычать на неё раздирает лёгкие. Так бы и оскалилась, хватанула зубами. Совсем с этим зверинцем озверела.
— Тамара, Олка моя племянница. Помнишь, я обещал тебе её показать как пример счастья в сговоренном браке. Вот тебе счастливая жрица, мать двоих детей и моя родственница, с которой у меня исключительно платонические отношения.
— Пф, всего лишь такая демонстрация? А я думала, хоть палить по мишеням велишь или самцам носы хвостом утереть в гонке на скорость. Правда, то, что у вас на первом этаже отсыпается, сейчас и щенок обгонит.
Племянница… и всё равно внутри кипит от раздражения: вот она стоит перед ним абсолютно нагая, ничуть не стыдясь. И Ариан это позволяет, и даже слова не говорит о приличиях. Может, ему нравится, когда голые девицы рядом?
— Пожалуй, я пойду. — Олка, опускаясь на четвереньки, превращается в белоснежную волчицу.
— Попроси Ксанта поторопиться. — Ариан отворяет ей дверь.
Махнув роскошным хвостом по большому пакету у порога, Олка мелодично желает:
— Удачи.
С её уходом наступает тяжёлая звенящая тишина.
Умом понимаю, что причин ревновать нет, но первые мгновения осознания, что Ариан так доверительно общается с нагой девушкой, да ещё пока я сплю, ещё давят, отголоски этих испепеляющих эмоций слишком сильны.
Под пальцами Ариана щёлкает замок. Планшет находит место на комоде возле двери. Ариан плавно надвигается на меня, и в глазах сияют луны.
— Всё хорошо. — Усевшись в изножье, он находит под одеялом мои стопы, пробегается пальцами. — Не злись.
— Я не злюсь, — почти рычу я.
— Мм, — кивает Ариан, щурит сверкающие глаза.
Высвободив ноги из его тёплых рук, отворачиваюсь. Щёки пылают от стыда: глупо себя веду, ещё и при его родственнице чуть не сорвалась. Ариан придвигается и вновь находит под одеялом мои ноги. Тёплые прикосновения напоминают, как на ужине Вася, пользуясь всеобщей расслабленностью, изменил голову на волчью и вылизывал мне ноги. Катя тогда сказала: «Даже из недостатка сумел сделать достоинство». Я не поняла, и Лерм пояснил: «Хорошей считается только полная трансформация, частичная — детский недостаток». «А по-моему, виляние хвостом выглядит миленько», — вступилась я за Васю. И тогда все остальные, кроме затянутого в штаны Ламонта, вырастили хвосты и дружно ими повиляли.
Сейчас и Ариан виляет хвостом, смотрит хитро.
— Только ноги не вылизывай, — предупреждаю я. — Иначе целоваться с тобой не смогу.
— Бедный Вася, он так старался, — ухмыляется Ариан.
Кажется, я понимаю, что чувствует он, когда кандидаты вокруг меня крутятся. Пальцы уверенно скользят по моим стопам, разминают, согревают.
— Расслабься. — Ариан тянет за ноги, укладывая меня на постели. — Осталось немного.
— Да тут даже весело.
— Вот видишь, а ты боялась Лунного мира и его обитателей, — улыбается в ответ Ариан.
А ведь он прав: после этого безумного вечера все мои женихи не то что бы стали родными, но что-то близкое к друзьям. Не страшные волки в духе Красной шапочки, а вполне нормальные молодые мужчины с несколько необычными для меня увлечениями: охотой, изготовлением украшений, кружевами…
— Все вы хорошие, когда спите зубами к стенке, — чисто из упрямства ворчу я, и Ариан понимающе усмехается, растирает мои стопы.
— Или когда в зубах несём что-нибудь вкусненькое.
— Но только если при этом не роняете.
— И не прижимаем к другим частям тела.
Вспомнив, как с паха Васи «смотрел» на меня окосевший поросёнок с яблоком в пасти, я заливаюсь смехом.
— Вот так-то лучше. — Ариан массирует свод стопы. — А теперь отсыпайся, завтра тебя ждёт новое испытание.
— Какое?
— Похмельные оборотни. Не всё вино было от Амата, так что головы у некоторых будут болеть и плохо влиять на характер.
— Откуда ты знаешь, что не от Амата? Ты же и глоточка не сделал.
— У меня свои источники информации, которые я поведаю только своей законной супруге.
— О. Ну что ж, тогда не буду покушаться на сокровенные тайны. — Опускаю веки, но исподволь наблюдаю за Арианом.
Он гладит и мнёт мои ноги, но смотрит на лицо. После некоторого молчания, разомлев и успокоившись, наконец уточняю:
— Зачем приходила Олка?
— Передать отчёт Ксанта и кое-что из заказанных вещей.
— Дай угадаю: целомудренное платье.
— В точку, — кивает Ариан.
Остаётся только усмехнуться. Не паранджа и то хорошо. Хотя, предложи он мне паранджу, самому бы её носить пришлось. В воспитательных целях, так сказать.
Остатки ли хмеля или волшебство расслабляющих движений Ариана тому виной, но я снова проваливаюсь в сон. В этом сне с огромным сачком и паранджой я по лесу ношусь за белым волком, уговаривая его примерить замечательный наряд. Но когда белый волк попадает в сачок, вместо паранджи в руках у меня оказывается алая кружевная комбинация.
— Не надену! — вопит Ариан, раздирая сачок когтями. — Спасите, помогите!
Когда я уже почти хватаю мохнатый хвост, он выскальзывает в прорванное отверстие, и охота возобновляется. Я бегу по залитой лунным светом дороге. Но тут из кустов доносится:
— Псс!
Оглядываюсь: никого нет, ни единый листик не шелохнётся.
— Псс! Псс! Псс! Псс! Псс!.. Псс!.. Псс!..