— Спасибо, что меня не окунул.
— Это было бы слишком жестоко. — Он предлагает руку, и я вкладываю пальцы в мокрую горячую ладонь.
— С чем связана эта традиция и чем вы занимаетесь в сердце зверя? — Воспоминание о нашем взаимоуспокаивающем поцелуе накатывает волной смущения, и я опускаю взгляд.
— Как ты заметила, моя стая довольно цивилизованная, — Пьер переплетает наши пальцы, — ориентированная на Сумеречный мир. Это настолько давняя традиция, что некоторые сомневаются в свободе нашей звериной сущности и обвиняют в потакании человеческой. Конечно, это глупости, ведь зверь и человек у нас одно целое, но злым языкам лишь бы за что зацепиться.
— Понимаю. — Я разглядываю пляшущие тени под нашими ногами, мелькающие каменные плиты в паутине трещинок и сколов. — Это древнее место?
— Ещё со времён покинувших нас богов. Человеческая постройка. Откололась от Сумеречного мира, так что люди теперь… ох, наверное, тут людей не было несколько столетий, если не тысячелетий. Ты первая.
— Ого.
Мы входим в тень каменных плит. Воздух здесь вязкий, сладкий, будто в буйно цветущем саду, хотя цветов мало: серебристо мерцающие звёздочки рассыпаны по земле и сетям плюща. Сверху их не видно, но здесь внизу… их с каждым мигом всё больше, они распускаются повсюду, скрывая под собой камни. Воздух становится ещё слаще, опьяняет дурманом.
— Здесь трудно почувствовать запах, выследить свою пару, но если уж желание велико настолько, что выследил, если поймал… — исступлённо шепчет Пьер и сверкает глазами, — то…
— То? — уточняю я, не дождавшись продолжения и чувствуя, как от лица уходит кровь и вместе с сердцем прячется в пятки.
Пьер тихо смеётся, посверкивая глазами:
— Будь ты волчицей, было бы бурное страстное воссоединение, считающееся у нас заключением священного брака.
Что-то мне не хорошо, и лицо холодеет, как и кончики дрогнувших пальцев.
— Не бойся, Тамара. — Пьер сжимает мои руки. — Мне чужды звериные игрища, я голову не теряю. Хотя, должен признать, это развлечение бодрит.
— Какое развлечение? — На случай внезапного отступления искоса оглядываю дорожки между камней.
— Охота, — Пьер наклоняется, обжигает висок дыханием, — за самкой.
— Это у вас такие свидания?
— Аромат этих цветов пьянит, бодрит и омолаживает. И бегать здесь весело. Можно выбегать и за пределы каменного алтаря. Ты вольна носиться, где хочешь.
— А сразу назад?
— Тогда свидание не засчитывается. К тому же… я буду следить, чтобы ты не выбежала раньше, чем через полчаса, и если попадёшься — укушу. Рр-ам. — Он резко наклоняется и слегка прикусывает шею. — Полчаса продержишься, выбежишь отсюда — и свободна.
Кажется, хорошо, что на мне кроссовки.
— Шутишь? — уточняю я.
Мурашки бегают по телу, сердце ускоряется. Кажется, от запаха цветов я впрямь пьянею, иначе чем объяснить то, что предложение Пьера побегать кажется привлекательным?
— Рр. — Развернув меня, Пьер прикусывает за ягодицу, подталкивает. — Вперёд. Считаю до ста, если не сбежишь, ты моя по праву. Как счёт дойдёт до конца, я завою. Раз. Два. Три. Четыре…
Я срываюсь на бег. Сзади размеренно быстро звучит отсчёт. Луна и фосфоресцирующие цветы укрывают всё призрачным светом с вкраплением резких теней. Каменные плиты вздымаются выше и опускаются ниже, проносятся мимо. Каждый вдох наполняет лёгкие сладким пьянящим воздухом, каждый вдох как глоток вина. Шорох моих быстрых шагов, трепет листьев. Это похоже на сон. Сюрреалистично прекрасное видение. Я знаю, как схитрить: надо обежать комплекс по кругу и выскочить наружу. По выбранной дорожке это минут двадцать пять-тридцать.
Хотя, нет, надо сбить со следа: ныряю в ворота из каменных плит, пробегаю шагов сорок и ныряю в следующие ворота ближе к центру комплекса. А ещё через десяток метров выбегаю на внешний круг, мельком гляжу в сторону… и застываю: вместо желоба с водой и сходящих в землю плит амфитеатра в форме месяца за внешним кругом камней поднимаются исполинские сосны. Далеко в вышине шелестят кроны, стволы поскрипывают. Одуряюще пахнет смолой.
Откуда здесь этот лес? Его не было видно даже сверху!
Прислушиваюсь: голоса Пьера, его мерного отсчёта не слышно.
Так, спокойствие только спокойствие. Вдохнув и выдохнув несколько раз, медленно пячусь, вхожу во второй от края круг, затем в третий. Поднимаю голову: огромного леса не видно. Фух! Теперь назад. И дать Пьеру по башке за то, что не предупредил о странностях места. Правда, через сотню шагов начинаю подумывать, что лес мне померещился: надышалась чего-то, вот и чудится всякое…
Вот и дорожка, по которой вошли в местный Стоунхендж. Лестницы, по которой спустились к комплексу, нет, только высокая стена каменного амфитеатра, — абсолютно цельного, явно нерукотворного, — площадка перед ней и водопады по бокам.
Выхода нет. Сердце бешено стучит, дыхание перехватывает.
— Этого не может быть, — шепчу я. Затем повторяю громче: — Этого просто не может быть.
Бросаюсь вперёд, на место, где должна быть лестница: если у меня галлюцинации, наткнусь на неё. Но я пробегаю всю площадку и врезаюсь в тёплую стену. Слева и справа рокочут водопады, их удары заставляют вибрировать каменный массив, и кажется, что скала дышит, а в её глубине стучит сердце.
— Выпустите меня отсюда! — Ударяю кулаками по стене. — Отпустите! Ариан!
Мой голос эхом проносится над комплексом.
— Волчица лунного князя, — шепчет скала, — ищешь ли ты своего волка, убегаешь ли от чужого, ты должна бежать, бежать, бежать…
Где-то в Стоунхендже протяжно взывает волк. Закончив считать, Пьер отправляется меня искать. А раз найдёт, значит, выведет из этого безумного места.
— Беги, волчица, — шепчет скала.
Я вздрагиваю, хотя пора привыкнуть, что в Лунном мире всё странное и в любой момент может стать чёрте чем.
— Никуда я не побегу, — складываю руки на груди.
— Тык если он тебя поймает, он женится на тебе, — чуть громче произносит скала. — Разве ты этого хочешь?
— А если я его первая найду и поймаю?
— А справишься? — уточняет скала с изрядной долей сомнения.
Вот и дошла до ручки: со скалой разговариваю.
Налетает мягкий ветерок, с цветов взвивается сияющая пыльца, кружится, несётся над каменными арками и плитами… Сладкий запах усиливается, и меня ведёт, сердце странно сбоит.
Справлюсь ли я с ловлей Пьера? Интересный вопрос… Голова кружится. Воздух почти липкий, густой от сладости цветочного аромата. Хорошо. Да, очень хорошо. Только на душе скребут кошки: кажется, что-то тут неправильно.
Тряхнув головой, направляюсь к лабиринту из камней.
— Удачи, — шелестит скала.
Только в чём: в побеге от Пьера или его поисках? Или в поисках выхода в нормальный Лунный мир?
Подумав немного в первом круге камней, прохожу до плиты в четвёртом ряду, преграждающей путь к центру, обхожу её справа. Оглядываюсь: прежних наружных кругов камней нет, лишь чистое поле, залитое лунным серебром и звёздочками маленьких цветов.
Может, лучше стоять на месте? А то заберусь непонятно куда. Касаясь тёплого камня плиты, обхожу её с другой стороны и попадаю в круг камней. Теперь до края их не три, как раньше, а несколько десятков, и над ними покачивают ветвями кряжистые деревья. Кажется, дубы.
Так, всё, пора даром лунной жрицы вернуться на Землю. Надо было сразу это сделать.
Прикрыв глаза, взываю к неведомым силам.
Но открыв глаза, обнаруживаю себя на прежнем месте. Порыв ветра опять срывает с цветочков искорки пыльцы. Несколько былинок оседают на моих руках.
Надо добраться до говорящей скалы, с ней хоть поболтать можно в ожидании Пьера, а может, и расспросить что полезное.
Петляя между камнями и входя в арки, я упорно двигаюсь вперёд, стараясь не замечать, как при каждом повороте сменяются виды над рядами камней и само их количество.
«В опасное место Ариан бы меня не отпустил, — уверяю себя, высматривая впереди заветную скалу-полумесяц. — И Пьер бы в опасное место не пошёл, это вообще их культовое место, они здесь регулярно брачуются, так что ничего опасного быть не должно… наверное».
Нога внезапно проваливается, и я срываюсь в водяной канал. Вода выталкивает меня, не позволяя достать дна, тянет несколько метров между увитых плющами плит. И вдруг выплёвывает на берег с бурлящим ворчанием:
— Осторожнее надо, бегают тут всякие…
Стоя на коленях, пока по мне быстро сбегают струйки воды, я делаю очевидный вывод: стая Пьера — конченые психи. У них крайне извращённое представление о свиданиях. Ариан тоже извращенец, если решил меня сюда отправить.
Поднявшись и отжимая подол, оглядываюсь по сторонам. Никого. Тихо журчит вода, лунные блики мерцают на ней, сливаясь с уносящимися прочь точечками пыльцы… А здесь красиво, и, если смотреть под ноги, в каком-то смысле мило.
Покрякивая мокрыми кроссовками, отхожу на несколько кругов назад и снова поворачиваюсь в ту сторону, где по моим расчётам находится выход или говорящая скала.
— Я нашёл тебя, — голос Пьера странно низкий, сипло-урчащий. Разворачиваюсь: он, склонив голову набок, крадётся ко мне, глаза горят. — Никогда никого не находил, а тебя нашёл, Тамара.
В одно смазанное молниеносное движение он оказывается рядом, и я выдыхаю уже в кольце сильных рук. Блаженно жмурясь, Пьер обнюхивает моё лицо, волосы…
— Запах, твой запах теперь сильнее, — бормочет он и проводит языком по виску, прихватывает ухо. — Как же сладко ты сейчас пахнешь…
Где мой «Антикобелин»?! Его надо в сумочке носить!
Пьера сотрясает дрожь. Он прижимает меня крепче, и сердце взвывает. И вдруг притискивает к каменной плите, впивается в губы, зарываются в волосы. Поцелуй как удар горячей волны. Ноги подкашиваются от дрожи, вторящей дрожи пальцев Пьера.
Огонь пробегает по телу, отзывается тянущей сладостью внизу живота, и кожа вся становится чувствительной, каждое касание — как удар тока, как вспышка страсти. Лишь в сознании пульсирует мысль: «Ариан, Ариан, Ариан». Близость Пьера одуряет, его руки скользят по бёдрам, распаляя желание, но вне вспышки звериной страсти я совершенно его не хочу. И когда губы освобождаются от глубокого поцелуя, выдыхаю: