Пьер коротким рывком ставит меня на землю, я отпускаю подол, холодные волны ткани накрывают ноги. Пьер прижимает мою ладонь к своей груди, и сквозь шёлк рубашки я ощущаю бешеный стук сердца.
— Тамара…
Пальцы скользят по моей скуле, подбородку. Наклонившись, Пьер мягко целует меня в губы, сердце суматошно бьётся. Страшно и хорошо.
— Кхм. — Ксант неожиданно оказывается рядом. — Это, конечно, входит в свидания, но, может, не перед камерами? Мы и так задержались, а Тамару надо покормить.
За всеми этими волнениями голода я не чувствовала, пока он не напомнил.
— Что ж. — Пьер подставляет локоть. — Накормить женщину — святое.
Всё знакомо до мелочей: ароматы, тёмное дерево мебели, любезный хостес на входе, широкая мраморная лестница на второй этаж для более привилегированных гостей, полутёмный зал, расчерченный на зоны освещением и несколькими ложами — местами, отгороженными полумесяцами стенок из тёмных резных сеток в восточном стиле.
Как всегда, находятся любопытные посетители, разглядывающие поднимающихся по лестнице, но впервые за свой вид мне совсем не стыдно.
За одним из больших столиков, с группой солидных мужчин с раскрасневшимися от выпитого лицами, сидит Михаил. Сердце вздрагивает. Михаил раздевающе осматривает мою фигуру. Узнаю это довольное выражение лица: понравилась. На лицо он взглядывает мельком и отворачивается к собеседнику, а потом, нахмурившись, снова поворачивается. Его глаза удивлённо расширяются.
Узнал.
Глава 40
Пьер за руку проводит меня между столиков к одной из лож. Михаил сидит к ней спиной, и я облегчённо выдыхаю. Устраиваюсь на кожаном диване.
Пьер наклоняется:
— Что-нибудь не так?
Его ноздри трепещут. Облизнув пересохшие губы, я выдавливаю улыбку:
— Нет, всё в порядке.
Недоверчиво поглядывая на меня, Пьер садится напротив и, протянув руку, пробегается пальцами по тыльной стороне моей ладони.
Пока слежу за этой незавуалированной лаской, а официант раскладывает меню, Михаил меняется местами с одним из собеседников, чтобы оказаться лицом к нашему столику. Похоже, свидание будет не только под присмотром севшего по соседству Ксанта.
«Плюнь на него, — прошу себя. — Это твой вечер, пусть утрётся».
Усилием воли заставляю тело расслабиться. Улыбаюсь наблюдающему за мной Пьеру. Погладив по ладони, он раскрывает передо мной меню:
— Выбирай.
— А что обычно выбираешь ты?
— Боюсь, мой выбор трудно назвать оригинальным: стейк средней прожарки, овощи и вино.
— Я с тобой, только мне прожарку нормальную. — Захлопываю меню.
— А десерт? — лукаво уточняет Пьер.
Дёрнув плечом, будто сбрасывая тяжёлый взгляд Михаила, снова открываю меню.
Пьер серьёзно относится к необходимости меня покормить: никаких разговоров, пока не съедаю половину мягкого аппетитного стейка, слишком напоминающего ужин в доме Ариана.
А может, виной продолжительному молчанию Пьера и его томно-грустному взгляду неловкость из-за прошлого свидания.
Глотнув вина из третий раз наполненного бокала, Пьер тихо произносит:
— Прости. За то, что напал.
— Сработали инстинкты. — Пожимаю плечами. Он накрывает мою ладонь, и сердце обмирает. — Я понимаю, что… я очень благодарна, что ты сдержался, и не сержусь.
— Правда?
— Конечно. — Хлебнув вина, прикрываю глаза, наслаждаясь расползающимся по телу теплом и скольжением горячих пальцев по руке. — Зачем мне лгать?
— И в самом деле, бессмысленно, — томно соглашается Пьер и по дивану перебирается ближе ко мне. Дыхание опаляет плечо. — Даже не знаю, хорошо или плохо, что свидания у нас не в отдельной комнате, а у всех на виду. Ты такая… невероятная.
Дыхание касается скулы, пробирается к спрятанному в завитых волосах уху. Пьер шумно вдыхает. Вздрагивающая ладонь невесомо скользит по плечу, спускается к запястью, и наши пальцы переплетаются.
— С каждым мгновением мне труднее сохранять контроль, твой запах концентрируется… Пойдём, пойдём отсюда?
— Куда? — сипло шепчу я, не в силах унять участившееся сердцебиение.
— Не знаю… Гулять по городу. Без движения я сойду с ума.
— Какое гулять? Я на высоченных каблуках.
— Если надо, понесу на руках. Так даже лучше: выпущу лишнюю энергию.
Его дрожь передаётся и мне.
«Ариан бы точно его убил», — мелькает слегка отрезвляющая мысль — лишь слегка.
— Пойдём… — Пошатываясь от одурения, я следую за приобнявшим меня Пьером.
Михаил провожает нас странным взглядом. Догадываюсь, о чём он думает, какие именно гадости обо мне думает, но сейчас мне всё равно.
— …и вот я из-за этого кошмарного сна превратился в волка прямо в кровати общежития, ещё и в одеяле запутался, шумно грохнулся и перебудил половину наших похмельных друзей.
— О, представляю их реакцию: просыпаются, а у них волк.
— В трусах, — хмыкает Пьер, поддерживая меня за локоть, чтобы не свалилась с бордюра.
Спрыгнув с каменного ограничителя клумбы, плотнее укутываюсь в пиджак Пьера.
— На самом деле они даже не поняли, что я волк, решили, кто-то собаку запустил.
— О…
— И всё бы ничего, но девчонки начали меня жалеть: мол, зима, замёрзнет пёсик, надо его накормить и спрятать от коменданта, чтобы не выгнали. Представляешь?
— Вполне, — хмыкаю я. — Девушки бывают сердобольными.
— И они решили держать меня в шкафу. Запертым.
— А к ветеринару свозить?
— Да, была там одна, собиралась не только прививки сделать, но и кастрировать для контроля размера популяции.
— И как ты после этого сразу не обратился?
— Признаю, очень хотелось. — Пьер обнимает меня, вдыхает запах кожи на виске. Продолжает бодрым весёлым голосом. — Но конспирация, все дела, и я не хотел, чтобы мама заявила: «Я же говорила, что нам нельзя жить в общежитиях с обычными людьми».
— Да, она у тебя женщина строгая, наверняка бы отчитала.
— Что есть, то есть. — Пьер ловким движением прижимает меня к фонарю, разливающему по парку мягкий жёлтый свет. — Она была бы в гневе.
— И чем всё кончилось? — сбивчиво шепчу я.
Глупо отрицать, что близость Пьера меня будоражит, особенно после всех тех поцелуев, в которые мы падали, как в омуты, первый час прогулки.
— Кастрировать меня сразу не собирались, сначала хотели поискать хозяина. Выть и привлекать внимание коменданта был не вариант — на улице тридцатиградусный мороз, — сипло продолжает Пьер, разглядывая моё лицо с наслаждением, достойным шедевра искусства. — К тому же комендант могла вызвать отлов животных, а это совсем скандал.
— И…
Порывисто касаюсь щеки Пьера, он вздрагивает, губами ловит мою ладонь, шепчет в неё:
— Мне надо было вынудить их открыть дверь. Но прежде, чем это делать, они собирались запихнуть меня в шкаф.
— Ты сопротивлялся? — Обмираю от скольжения его ладоней по моим бёдрам.
— Рычал и скалился, делал вид, что нападу, пока они не перепугались достаточно, чтобы открыть бешеному псу дверь. — Пьер дышит мне в губы, а его руки так и блуждают по бёдрам…
— А дальше?
— Нужно было укромное место для перевоплощения. И я рванул в душ.
— И перепутал, попал в женский?
— В мужской. Но криков тоже хватило, шампунем облили.
— Бедняжка.
— Мне повезло, одна из комнат была открыта, я нырнул внутрь и там превратился. Оказался голым в комнате девчонок. — Он пробегается пальцами по бокам и очерчивает груди.
— И тебе пришлось выходить в женском халатике?
— Пришлось огрести сковородой по голове. Ну, почти, я всё же увернулся, хоть и был сильно с похмелья, а убегал голым.
— Весело тебе жилось.
— Сумеречный мир весёлое место. — Пальцы скользят выше, ладони застывают на моих щеках, Пьер заглядывает в глаза. — И Сумеречный мир создал тебя, а никого лучше и соблазнительней я просто не встречал, Тамара…
Наверное, это тысячный поцелуй за эту ночь, и снова меня захлёстывает жаром. Мы долго целуемся под фонарём, прижимаясь друг к другу, обнимаясь. Как и в прежние разы, Ксант и ещё один сопровождающий нас оборотень не вмешиваются.
«Ариан бы убил…» — думаю я, играя с языком Пьера, а он снова и снова проводит пальцами по спрятанной под подолом кружевной резинке чулок.
Горячие губы соскальзывают на шею. Пьер прижимается так сильно, что не понимаю, его ли дрожь сотрясает меня или моя собственная.
Он привлекательный, очень, но есть один момент, который нужно прояснить. Обязательно-обязательно, даже если стыдно об этом думать, не то что говорить. Пьер целует шею, а я, глубоко вдохнув, выпаливаю:
— Правда, что тебе нравится, когда тебя связывают и порют?
Отступив, Пьер усмехается и прячет руки в карманы.
— Да. Иногда. Очень. Хотя это и не является обязательным атрибутом. — Он склоняет голову набок. — Хочешь попробовать? У меня в городе квартира, там есть всё необходимое.
— Ты… серьёзно?
— Да. — Потемневшими от страсти глазами он внимательно следит за моей реакцией.
— Ксант… Ксант нас не пустит к тебе, наверное.
— Не имеет права: близость не обязательная, но допустимая часть свиданий по сумеречным обычаям, разве нет?
— Да, такое бывает. — Меня почти лихорадит, в груди то холодно, то жарко. И голос срывается. — Да, хочу попробовать.
Даже не верится, что я это сказала.
Из-за пробок такси едет ужасно медленно, и я всё больше волнуюсь, хотя Пьер обнимает меня и целует в плечо, сжимает похолодевшие ладони. Не понимаю, как он может миловаться, когда на переднем сидении с нами едет Ксант.
Квартира у Пьера в одном из самых крутых жилищных комплексов города. Когда в лифте, не тесном даже для троих, выясняется, что поднимаемся в пентхаус, я нервно усмехаюсь. Ксант бросает на меня неодобрительный взгляд. Надеюсь, Ариан не позвонит узнать, как у нас дела.
Возле двери Пьера у меня начинают постукивать зубы. Оба мужчины смотрят на меня странно.