— В письме сказано. И еще… Если Лира беременна, ты усыновишь ребенка, или я тебя из Подвалов Темных достану, — плюнул злыми искрами амулет связи.
— Я бы сделал это и без вашего… кхм… указания, — тихо сказал Тим. — Я люблю ее.
Граф замолчал.
На той стороне что-то звякнуло, стукнуло, забулькало.
— Вопросы, Орейо?
— Кого еще взять? Вы сказали, что транспортник на троих.
— Пантеру.
12
В ночь перед штурмом мне приснился отец.
Косой шрам на смуглой шее, потертый шнурок амулета, усталые добрые глаза и мозолистые ладони — шероховатые, они царапали щеки, когда папа вытирал мне слезы, — больно уж сказка о рыцаре-эльве была грустной.
— Ну вот, расстроил тебя, — вздохнул отец. — Надо было про лису рассказывать.
— Про лису я уже знаю, — шмыгнула я носом и прижалась к его боку.
Мы сидели на высокогорном лугу, заросшем ромашками. Где-то вдалеке мычали коровы, звенели бьющие в подойники струи молока, лаяли собаки. Тепло было. Хорошо…
Шмель жужжал.
— Пап, а почему мама с нами не поехала?
— Не захотела.
— А почему? — не отставала я. — Почему она никогда с нами не ездит? Ни на праздник, ни на ярмарку, ни кататься?
— Сложно это, котенок.
Отец сорвал и прикусил тонкий стебель пастушьей сумки, лег на траву, положив голову на согнутую в локте руку. Глядя на него, я сделала то же самое.
— Пап?
— Что?
— Это потому, что ты ее украл, да? Поэтому она нас с тобой не любит?
Отец резко сел, прошипел что-то на незнакомом мне языке.
— Кто тебе сказал это, котенок?
— Никто… — смутилась я. — Я случайно слышала… От госпожи Ринон и госпожи Унц.
— Курвы старые… Не слушай их, котенок, они все врут. Мы с мамой… Иногда мы ссоримся, но мы тебя любим. Очень-очень, поняла? — щелкнул он меня по носу.
— Поняла, — улыбнулась я. — А что такое «курвы»?
— Это плохое слово, котенок. Никогда его не говори, — поморщился отец. И, кажется, даже покраснел.
— А почему ты сказал?
— Я солдат, мне можно.
— Я тоже хочу быть солдатом! — вскочила я. — Как ты!
Отец засмеялся.
— Тогда уже рыцарем! Хм… Но рыцарю нужны меч и конь… Что бы придумать… — Оглядевшись, он сорвал длинный стебель ромашки и коснулся им моего плеча. — Сим нарекаю вас, леди Лира, рыцарем войска райанов!
Я восторженно завизжала и захлопала в ладоши, а папа схватил меня под мышки и усадил себе на плечи.
— Копье наперевес! — скомандовал он, крепко держа меня за лодыжки. — В атаку-у-у! — И побежал вниз по склону, пугая коров и крестьянок с подойниками…
Картинка сменилась.
— Пап, а тебе обязательно ехать? — спросила я, глядя, как отец навьючивает лошадь.
— Да, котенок, — погладил он меня по косичкам. — Еще два контракта, и мы сделаем тебе татуировку, как у настоящей райаны.
— Не хочу татуировку, хочу, чтобы ты остался, — заныла я, вцепившись в его ногу.
— Я тоже хочу остаться, маленькая. Но ты помнишь, о чем я тебе рассказывал? Про татуировку, ферму, свой дом? Про школу для тебя…
— Помню…
— Ну вот. Не нужно плакать, Лира. — Отец поднял меня, посадил на сгиб руки. — Будешь меня ждать?
— Буду, — шмыгнула я носом, уткнувшись ему в шею.
Косой шрам, потертый шнурок амулета… Запах кожи, металла и шипра.
Морской соли и йода.
— Я обязательно вернусь, котенок. Клянусь Светлыми.
И снова луг. Но солнца нет, нет коров, нет травы по колено — только голые камни и хриплое карканье ворон. И почему-то заснеженная дорога с горящими зеленым столбами. А далеко впереди — крепость Альери.
— Папа, не уезжай! Папа! Папа!
— Не плачь, это просто сон… Плохой сон, слышишь? — Граф крепко обнимал меня, позволяя выплакаться. — Все хорошо. Я здесь, никто тебя не обидит, никому не позволю… Все хорошо, котенок…
— Нет, не хорошо, — глухо сказала я, прижавшись мокрой щекой к мужскому плечу.
— Что не так? Ну?..
— Будьте осторожны, господин…
— Ты из-за меня плачешь? Странно, а драконы еще не вернулись, — пошутил Йарра, поглаживая меня по волосам, по спине. Рука у него шершавая, мозолистая. — Меня сложно убить, Лира. Веришь?
Граф сжал мой подбородок, осушая губами слезы.
— Веришь?
Я кивнула и, зажмурившись, обняла Йарру. Сама. Крепко. Как раньше обнимала только Тима.
В объятиях графа было тепло и уютно.
А утром — отчаянно стыдно: за слезы, за то, что прижималась к нему, рисуя пальцем узоры вокруг шрамов, за то, что до рассвета рассказывала об отце, вываливая на Йарру детские воспоминания.
К счастью, Его Сиятельство даже не намекнул на произошедшее ночью — перед штурмом ему явно было не до меня. Граф хотел все проконтролировать лично, везде успеть и нетерпеливо постукивал по столу, дожидаясь, пока я переоденусь.
— Готова?
— Да, господин, — прижала я к груди драгоценные свитки ассаши.
Удар сердца — и я дома, на плацу.
Благословляющий знак я сделала уже в пустоту.
А потом пошла собирать вещи — сменную одежду, обувь, деньги, драгоценности и самые редкие свитки. Велела близнецам приготовить коней, а Сэли — оружие. Свистнула пантере и заварила сонный сбор для Тима — опоить и вывезти брата гораздо проще, чем объяснять ему, почему я не хочу отдаваться на милость князя, если с графом что-то случится.
Записка, придавленная плоским флаконом, лежала в центре кровати.
«Внутри яд. Он густой и хорошо держится на оружии. Л.О.»
Раду удивленно поднял бровь, встряхнул флакон и, отвинтив крышку, капнул на хлебную корку. Крыса, получившая нежданное угощение, умерла через два удара сердца.
…брыгова девка!
Штурм Альери начался в три часа утра, когда Сибилл проломил наконец защитный купол, укрывающий крепость.
Стягиваемые к назначенным местам солдаты матерились и отворачивались при виде сдвоенных молний, бьющих в заслон, — в мгновения, когда магия Сибилла сталкивалась с колдовством лизарийцев, защитное плетение вспыхивало сплошной белой стеной, выжигая сетчатку глаз. От грохота, сопровождавшего удары, закладывало уши, а земля, еще пару часов назад вязкая и сырая, засасывающая ногу, иссохла в пыль.
Вспышка, грохот, белое пламя высотой в полсотни локтей, обжигающий жар, раскаляющий доспехи.
Вспышка, грохот, пламя.
Вспышка, грохот… И над всем этим — Сибилл, дорвавшийся до родника, пьяный им, смакующий его, как коллекционное черное вино. Маг стоял на холме, прямо в центре выхода силы, и боль от потоков, проходящих сквозь тело, дарила эйфорию на грани экстаза. Сырая магия бурлила в крови, заставляя трепетать все его существо, трепетать и упиваться собственным могуществом. Он мог все! ВСЕ! Что такое этот заслон, что такое стены крепости, кто они такие, эти жалкие ремесленники волшбы, чтобы сопротивляться ЕМУ?!
Зрачки борга вытянулись в узкие щели, кожа покраснела, вспухла волдырями; она лопалась, оставляя кровящие струпья, сползала с мышц, слетала шелестящими змеиными чешуйками. Сырая магия осушаемого родника разрывала, изнашивала тело мага, но он все пил, пил, пил — как путник, добравшийся до колодца в пустыне, как новорожденный, припавший к материнской груди.
…как преступник, которому много лет назад заблокировали доступ к свободным потокам силы, разлитой по миру.
Сибилл уничтожил купол, проломил в двух местах городскую стену, и райаны пошли в атаку — закрываясь щитами, они наводили мосты через ров, взбирались на вал, скатывались, сраженные стрелами лизарийцев, снесенные осколками камней из требушетов, и все равно не отступали — так рыжие муравьи давят численным перевесом черных.
Раду прорвался к пролому чуть левее южных ворот в числе первых. Удар Сибилла снес бастион и верхнюю часть стены и вместе с ней защитников. Колонна, ведомая графом, быстро рассредоточивалась, вырезая на захваченном участке остатки лизарийцев, опрокидывая по ту сторону стен любезно вскипяченную ими смолу.
Справа, со стороны северных ворот, послышались крики, топот, лязг оружия — лизарийцы не собирались ждать, пока отряд Йарры укрепится.
— Щиты! — рявкнул граф, прячась за остатками катапульты.
По дереву загрохотали арбалетные болты.
— За мной!
Дыхание Раду участилось, кхопеш сам прилип к ладони, и короткий, резкий взмах серпа отбил шальную стрелу.
Лязгнули мечи, вырываемые из ножен, группа лизарийцев ощетинилась остриями, сомкнула плечи. Вперед выступила женщина — полная, круглая, с раскрасневшимся лицом, она свела вместе ладони, будто сминая снежный ком, и швырнула искрящий молниями шар в графа.
Йарра увернулся, почувствовав, как нагрелась на боку кольчуга, отразившая часть заклинания. Выхватил нож и в развороте метнул его в ведьму. Магиана отшатнулась, лезвие, вместо того чтобы войти в горло, царапнуло ей подбородок. Но этого хватило — яд, приготовленный Лирой, действительно был убойным.
Йарра ускорил шаг, побежал — прямо на лизарийцев. В него стреляли, швырнули каким-то амулетом, разнесшим зубец стены позади, когда граф пригнулся. Попытались окружить — и отхлынули, оставив обезглавленные трупы.
Он даже не дрался с ними — он их просто убивал.
Брызги крови на губах имели вкус и запах штормящего океана. ZiraSoy, как называют его на Острове Сладкой Росы, Безумный Старец, чья ярко-алая борода из цветущих водорослей, как невод, собирает утопленников.
…и душит еще живых, вливая им в горло их собственную кровь.
Участок стены вдоль южных ворот был зачищен быстро, и Йарра, оставив три четверти отряда, повел солдат на помощь виконту Файлену, осаждавшему бастион. В том месте глубина рва и высота вала были столь велики, что лестницы пришлось связывать по две — и все это под шквальным огнем неприятельских лучников.
Малую группу, движущуюся на них с юга, лизарийцы не приняли всерьез. Огрызнулись стрелами, заставив нападающих спрятаться за щитами, и послали новый залп вниз, выкашивая людей Файлена.
Обрубив впившиеся в щит стрелы, граф метнулся вперед, к стене башни, рывком вскочил на зубец стены и, опасно