— На крови, — отрицательно качнул головой Сэли. — Марионеткой я не буду.
Граф остро взглянул на него исподлобья, кончиками пальцев выбил дробь по подлокотнику.
Степняк невозмутимо рассматривал карту на стене.
— Можешь остаться в замке, — решил наконец Йарра, — в свите леди Рэйлиры, раз уж ты пожелал служить женщине. Ритуал крови проведем на рассвете.
Лисанти дымила погребальными кострами. Запах смолы и обугливающейся плоти доносился даже сюда, к холмам, и Стрига нервно прядал ушами, переступая с ноги на ногу.
На ее похоронах он не был, лишь велел оставить тело в усыпальнице Виоре. В тяжелом саркофаге, чтобы ни одна скотина из будущих поколений не смогла избавиться от девушки из рода Орейо, лежащей среди Драконьих Всадников.
— Сэли, что твоя вера говорит о мертвых?
— Они рядом, Ваше Сиятельство. Духи предков защищают…
— Я не о предках.
Степняк надолго замолчал.
— Невинные души уходят к чертогам Матери, где ждут перерождения. Но иногда остаются — если их держит любовь, жажда мести или невыполненное обещание.
— Тэфлис? Мы поедем в Тэфлис?!
— И в Аграбу, посмотришь на восточный базар. В Магрик — там гробницы древних царей, а в Фессе Великий Сфинкс, может, он даже загадает тебе загадку.
— Вы были в Фессе?!
— Был.
— А песчанников видели?! Расскажите, господин!
Парные браслеты, имитирующие погремушки песчаных духов, он собирался подарить ей после Пратчи. Браслеты и ожерелье, прикрывающее грудь. Юбку одалиски она давно сшила сама, еще зимой — Раду застал ее перед зеркалом. Лира тогда покраснела так, что, казалось, вот-вот вспыхнет, и, спешно переодевшись, затолкала наряд на дно сундука.
…прозрачная юбка, длинные стройные ноги, тонкая талия, маленькая девичья грудь стыдливо прикрыта ладошками:
— Я… Я просто… Хотела… Как у Эванджелины…
Горло стянуло спазмом.
Ночь,
замок Виоре
В усыпальнице было тихо, лишь, осыпая ржавчину, покачивалась, поскрипывала цепь, удерживающая крепление факела. Сухие лепестки диких роз бледно-розовыми шестиугольниками налипли на сапоги, подхваченные сквозняком, разлетелись по крипте, запутались в свисающей с колонн паутине.
Раду переложил на канун[28] букет свежих хризантем, провел ладонью по крышке саркофага, снимая печать.
«Лаура Рэйлира Орейо, любимая сестра. Мне тебя не хватает».
Похоронами занимался Тимар. Бальзамирование, обряжение, отпевание, поминальная служба — Раду так на них и не появился. И самого Орейо последний раз он видел три месяца назад — тот стоял на коленях в грязи, баюкая искалеченное женское тело.
Граф с усилием сдвинул крышку саркофага. Сверкнула серебряная маска, заблестели рыжие в полумраке волосы, пахнуло миррой и кассией. Раду осторожно погладил мягкие пряди, потянув, как раныие, намотал их на кулак и с проклятием отпустил. Приподнял серебряную маску — но так и не снял. Виконт Файлен, тоже участвовавший в поисках, как-то обмолвился, что лошадиное копыто превратило ее лицо в кровавое месиво.
Со стороны входа послышались шаги. Идущий приволакивал ногу, и Раду заторопился. Приподнял подол платья, юбки, достал из кармана браслеты для ног. Бубенцы печально звякнули.
— Dgorka r’es!
Браслет не застегивался, не сходился на щиколотке, обтянутой белым шелком чулка. Неужели не угадал?.. Поджав губы, он оставил погремушки в ногах Лиры и отбросил тяжелые кремовые кружева, укрывающие кисти рук.
Браслеты не сошлись и там.
Не может быть.
Ладно щиколотки, но запястья?! Тонкие, изящные, столько раз целованные, пахнущие вербеной в месте, где прощупывается пульс? Запястья, которые он с легкостью удерживал одной ладонью?
Медленно, как во сне, Раду поднял женские руки, свел их вместе, сжал…
Не те.
Не те!
Толще, крупнее.
Не ее.
Раду шагнул назад, налетел на канун, вцепился в каменную полку, испещренную оспой ячеек для свеч.
Это все опиум. Брыгов араасский мак, мешающий реальность с мечтами. Сколько раз он приходил в склеп, сдвигал крышку гроба и находил там Лиру — живую, плачущую в темноте! Она маленькая, хрупкая, у нее тонкие запястья и узкие ладошки, ей просто не хватало сил сбить тяжелый мрамор плиты!.. Он сжимал ее в объятиях, выносил на воздух, целовал мокрые щеки, дрожащие губы и просыпался. Раз за разом. И снова пил, вызывая запах вербены и ощущение женского тела в руках…
Рыжие в полумраке волосы, серебряная маска, белое платье невесты, лучистая звезда амулета, защищающего от тления. Скрип цепи, удерживающей крепление факела. Желтые хризантемы и алые герберы, лепестки диких роз.
Запястья. Не те. Не ее.
Он потер лицо, удивившись бороде и усам, запустил руки в отросшие до плеч волосы. Снова сжал женские пальцы, убеждаясь.
— Прости, — хрипло зашептал он, переворачивая тело на бок, — прости…
Маска скатилась, глухо стукнула о мрамор саркофага, и Раду прикрыл то, что осталось от лица, платком. Грязным, обтрепанным, с монограммой «А.Р.» в уголке.
Крючки не поддавались. Раньше он просто рванул бы, оторвал бы их к лешему, но сейчас… Медленно, аккуратно, один за другим…
Зажмурившись, представляя ее, он вел кончиками пальцев по позвоночнику, по лопаткам. Шрам был. Но — тоньше и длиннее. Не тот короткий бугорок.
— Откуда?
— Это в детстве…
— Откуда?
— Я упала на настил с торчащим гвоздем… Еще в княжеском замке.
— Ваше Сиятельство? Вы… Вы что творите?! — Голос Тимара прокатился по склепу, отразился гулким эхом от каменных стен. С силой, которой он никогда не подозревал, Орейо оттолкнул его от саркофага. — Вы в своем уме?! Позвольте ей хоть в гробу лежать спокойно!
Увидел расстегнутое платье и побелел.
— Вы… Вы… Храмовников на вас нет!
Костистый кулак Орейо врезался в солнечное сплетение, а от удара по уху у Йарры посыпались искры из глаз. Граф вскинул руку, закрываясь от набалдашника трости, пнул Орейо по больной ноге, и Тимар с проклятием рухнул на пол.
— Не троньте ее!
— Это не Лира, кретин!
— Вы не в себе! От вас маком за лигу несет!
— Я-то, как раз, в себе… — оскалился Йарра. — И все вижу! — Он снова шагнул к саркофагу и, заматерившись, упал рядом с Тимом, когда тот ударил его тростью под колени.
— Не трогайте ее! Хоть сейчас не трогайте!.. Убирайтесь! Вы и так ей всю жизнь испоганили, из-за вас ее убили, будьте вы про…
Схватив Орейо за горло, Йарра ударил его в зубы, заставляя заткнуться, а потом затылком об пол — раз, другой, — пока Тимар не обмяк. Тяжело дыша, разжал руки, встал. Голова кружилась.
Йарра выбросил из гроба цветы, стряхнул ворох лепестков — оказавшись вдали от амулета, они стремительно истончились и высохли, рассыпались пылью. Шнуровку панталон он оторвал, сдернул их, обнажив покрытые безобразными синяками бедра.
Родинки — маленькой, в форме полумесяца — не было. Боясь ошибиться, он проверил трижды.
— Это не она, Орейо! Не Лира!.. Ты на руки ее посмотри!.. На… Идиот! Что за крестьянку ты притащил в усыпальницу Виоре?!
— У нее шрам… — едва ворочая языком, выговорил Тим.
— На спине, от гвоздя! Он крупнее и ниже, под лопаткой! У Лиры родинка на бедре! А у этой… Светлые боги, Орейо, если она умерла, если я мог ее спасти — и не спас, — я убью тебя!.. Сибилл! — рявкнул граф, стискивая связник, служивший одновременно маяком. — Ко мне, немедленно!
Появившийся маг, округлив глаза, уставился на избитого Тимара, прислонившегося к колонне крипты, на Йарру с рассеченным ухом, на полуголое женское тело, свисающее из гроба.
— Я что-то пропустил, Ваше Сиятельство?
— Это не Лира, — мотнул Йарра головой в сторону саркофага. — Найди мне ее. Что хочешь делай, но найди!.. А ты, — повернулся граф к Тимару, — вели убрать это отсюда!
На лице Сибилла проступила и исчезла чешуя борга.
— Вы уверены, Ваше Сиятельство? В том, что это не ваша женщина? — Маг принюхался, покачал головой. — Араасский мак…
Татуировки Высокого Лорда полыхнули яростью, и рубашка Йарры загорелась. Граф прихлопнул синие языки пламени ладонью и тихо, срываясь на свист, заговорил:
— Я буду честен перед моим гос-сподином…
— Не стоит, Ваше Сиятельство, — поднял ладони Сибилл. — Я понял, это не она, все ищем леди Рэйлиру. Но позвольте напомнить вам — я маг, а не колдун. Мне проще сжечь и заморозить город, чем найти вашу подопечную. Тут ведьма нужна. Или шильда, вроде нее самой.
— Так найди мне ведьму!.. — вспылил Йарра. — Ведьму, колдуна, шамана! Обещай им все, что угодно! Деньги, артефакты, защиту от Паладинов! Драконью кровь!.. Я им своей кровью, кровью Всадника заплачу, если потребуется!
— Тетка Сэли… ведьма… — шевельнулся Тимар. — Если уговорите его…
Ночь,
Великая Степь
Их было четверо, вошедших в юрту.
Рослый костлявый мужчина с белыми волосами снежного волка, с пегой неухоженной бородой и безумным взглядом. Хрупкий хромающий юноша — Кэи слышала, что северные лорды застывают во времени, но впервые увидела это своими глазами.
— Сэли! — обрадовалась женщина племяннику. — О Матерь…
— Тетя, — Сэли опустился на колени, поцеловал руку знахарки. — Мы пришли за помощью.
— Я знаю, — закивала Кэи, и тот, кого духи назвали shiall, изумленно уставился на Пустельгу, расправившую крылья на женской щеке, на мотыльки донника, порхнувшие по ее лбу и скрывшиеся под волосами. — Я сделаю все, что смогу, но он, — указала Кэи на четвертого гостя, — он пусть выйдет.
Четвертый не был человеком. Его кожа шелестела чешуйками, а волосы пахли грозой и злым суховеем. Глаза — яркие, желто-зеленые, почти немигающие — заставляли Пустельгу заходиться беззвучным криком, а когда гость увидел трещотку гремучей змеи, висящую над дымоходом, его верхняя губа приподнялась, обнажая тонкие, как иглы для бисера, клыки.