Маг сделал короткий пасс, и свечи на табурете ярко вспыхнули.
— Рукав придется отрезать.
— Хорошо.
— Неразговорчивая женщина, надо же. Я думал, таких не бывает, — сверкнул зубами Бланкар. — Повернись к свету, — велел он, подцепив кинжалом потрепанный ворот блузы. Ткань поползла, открывая шрам от укуса гиены и черную полосу — след жгута.
Я отвернулась, чтобы не смотреть.
— Тебя собаками травили? — спросил маг.
Я кивнула.
— За что?
— Мне не сказали.
— За что ломали пальцы тоже не знаешь?
— Нет. — Мне даже врать не пришлось. Я ведь действительно не знаю, не представляю, почему и за что они надо мной издевались.
— Лира, — позвал Бланкар. — Да, я знаю твое имя, — ответил он на мой взгляд. — Ляг. И возьми это в рот, — протянул он кусок моего рукава.
— Зачем?..
— Будет больно.
Маг провел ладонями над свечой — не то очищая их, не то забирая ее тепло, — мужские руки загорелись розово-желтым, а свеча растеклась сальной лужицей. Бланкар несколько раз сжал кисти в кулаки, встряхнул ими, и я тихо ойкнула, когда с мужских пальцев сорвались самые настоящие искры, — попав на блузу, они прожгли ее, ужалили кожу. Руки мага засияли, стали прозрачно-алыми, и сквозь плоть, как в толстом витраже, проступила проволока костей и крупных сосудов.
— Готова?
Я кивнула.
— Не шевелись, — велел Бланкар и прижал ладони к моему плечу — туда, где я еще чувствовала прикосновения.
Сначала было тепло и легкая щекотка. Потом жар и зуд. Просто жар, просто зуд — куда слабее, чем пламя буристы и чесотка персональных порталов. Что вы знаете о боли, господин Бланкар…
А потом раздался треск — с таким разрушаются накопители, — и в мои вены хлынула кипящая смола. Густая, булькающая, она затопила с головой, выжгла связные мысли, превратила меня в зверя, ведомого лишь ужасом и одним-единственным инстинктом — бежать!
Маг навалился на меня, удерживая, что-то крича. Его рот открывался, губы выталкивали слова и фразы, но их смысл тонул в бело-розовом тумане всепоглощающей муки. Боль — чистая, слепящая — вытеснила рассудок, на секунду я окунулась в самум, рванулась прочь, налетела подбородком на что-то твердое и потеряла сознание.
Из забытья меня вывели осторожные похлопывания по щеке и масло герани.
— Как ты?
— Плохо, — прошептала я, не открывая глаз.
Тело ныло так, словно меня пропустили через мельничные жернова. Каждая клеточка пульсировала острой болью, сорванное криками горло саднило, а от ломоты в костях хотелось выть.
— Посмотри на меня, — велел Бланкар. Щелчок, и на кончике его указательного пальца загорелся огонек. Маг поводил им перед моим носом, удовлетворенно кивнул.
— Тошнота, шум в ушах?
— Немного… Господин, а рука?..
— С рукой все хорошо, — улыбнулся Бланкар. — Кровообращение восстановилось, мышцы я частично нарастил, кость собрал. Работы еще много, но все будет хорошо, — повторил маг. — Покой, нормальная еда, и через две-три недели ты будешь здорова. Хей, ты что, плакать собралась?.. — Маг присел на край кровати, знакомым жестом Йарры снял слезинки с ресниц, погладил по волосам. — Успокойся, лисенок. Все закончилось, тебя больше никто не обидит. Я позабочусь об этом, — сказал мужчина, и в его ярко-зеленых глазах мелькнули темные жгутики флера.
6
Время с Йаррой летело, как пришпоренный жеребец из Оазисов. Энергичный, предприимчивый, активный граф всегда был чем-то занят, что-то делал, что-то писал, с кем-то разговаривал, и даже отдых у него был ненормальным — охота, тренировки, ходьба под парусом, стрельбы… Находясь рядом с графом, я невольно подстраивалась под его ритм, успевая за день столько, сколько до того — за неделю. И время летело — невозможно быстро, стремительно, как Халле, на котором я носилась по полям, когда Галия уезжала на Острова.
Рядом с Бланкаром время тянулось каплей живицы, сползающей по стволу Лесного кедра. Я совершенно потерялась в днях, часах и минутах. Я ела, спала, просыпалась, терпела лечение, снова спала, опять ела — и с удивлением узнавала, что сегодня все еще среда, хотя по ощущениям прошло не меньше недели. А то и двух.
— Так всегда бывает при прямом вливании силы, — сказал маг, массируя мою правую руку. Размял мышцы, согнул в локте, разогнул. Повращал запястье, ощупал суставы на пальцах. — Болит?
— Немного.
Этой боли я радовалась. Раз болит — значит, есть чему болеть.
— Еще пара сеансов, и будешь есть самостоятельно, — улыбнулся маг.
Кормили меня с ложки. Иногда служанки, чаще сам Бланкар — его крайне веселило выражение лица, с которым я открывала рот, готовясь принять очередную порцию протертого супа, отварной куриной грудки или жирного творога с яблочным вареньем.
Моя левая рука висела в перевязи, ноги тоже зафиксировали шины — Бланкар сломал неправильно сросшиеся кости, растянул меня, как на дыбе, и дважды вливал силу, подталкивая образование мозолей. Благо, все это время я была без сознания.
Маг сжал мою ладонь меж своими, и я скривилась от жжения в пальцах — восстановление суставных сумок шло медленно.
— Почти все, — тихо сказал Бланкар. Покосился на мою щеку, поморщился. По-моему, шрам ему мешает гораздо больше, чем мне. — Может, все-таки?..
— Нет. Нет, пожалуйста! — взмолилась я. — Сначала ноги!
— Они прекрасно срастутся сами.
— Через месяц! Я с ума сойду, господин!
Этот спор у нас происходил трижды в день. Бланкар сразу предупредил, что сможет потратить на меня два накопителя, не больше. Их как раз хватит, чтобы привести в порядок лицо, руку, и ускорить выздоровление. Я упросила мага использовать оба рубина для восстановления ног и рук.
— Ты же девушка, Лира. Красивая девушка, — ворчал Бланкар, до жути напоминая мне Тима с его «ты-же-девочкой». — Неужели тебе все равно, как ты выглядишь?
— Я не хочу быть беспомощной, господин.
— Чего ты боишься, лисенок?
Ньето.
Я боюсь, до ужаса боюсь суфрагана. Того, что он войдет сюда, что снова засунет меня в клетку с гиенами. Или, что ничуть не лучше, расскажет магу о своих подозрениях. Что сделает, узнав о флере, Бланкар, я старалась не думать — инстинкт самосохранения нашептывал, что с этим магом я не справлюсь даже здоровая.
— Я хочу снова есть ножом и вилкой, а не ложкой измельченное мясо, — через силу улыбнулась я.
Маг хмыкнул, сдвинул руки от моих пальцев к запястью.
— Умеешь пользоваться столовыми приборами?.. Теория магии, языки — образ крестьянской девушки, прибившейся к римела, рушится прямо на глазах. Шпионки бы из тебя не вышло, — поддразнил мужчина. — Неужели ты боишься, что я выдам тебя кому бы то ни было? — серьезно спросил он. — Тебе ничего не угрожает, Лира. Тебя никто не обидит.
Никто, кроме самого Бланкара.
Я ведь вижу, как он смотрит на меня, чувствую, как трогает волосы, думая, что я сплю. А еще сорочка. Та самая, что была на мне надета, когда я очнулась. Служанки, если бы меня действительно переодевали они, никогда не спутали бы декоративные швы и изнанку.
— Ты боишься меня, потому что я мужчина? Или потому, что я незнакомый мужчина? — проницательно спросил маг.
— Я вас не боюсь.
— Но опасаешься. — Бланкар сжал ладонями мой локоть, и я ойкнула. — Еще две минуты, и до вечера все, — пообещал он. — Я не беру женщин силой, лисенок.
— Почему вы называете меня лисенком?
— Ты рыжая, — тряхнул головой, убирая непослушную прядку, маг.
— Я не рыжая! — возмутилась я.
— При свечах — рыжая. И краснеешь…
…как пансионерка на первом свидании.
— …до самого кончика носа, — засмеялся Бланкар. — Так только рыжие умеют. Все, отдыхай, — поднялся маг. — Мне нужно уйти.
Уходил он часто.
Бланкара нанял ювелир из Рау, чтобы маг и его отряд вывезли из Лизарии овдовевшую дочь мастера — ту самую темноволосую беременную девушку, что велела защитить меня от мальчишек. Муж госпожи Виктории Боттичелли попал под децимацию в Ториссе, сама Виктория едва не потеряла ребенка, когда к ней в дом вломились райаны. Бланкар нашел госпожу Боттичелли у соседей спустя две недели после казни мужа, каким-то чудом — ведь беременным нельзя пользоваться порталами! — провез ее сквозь центральные и северные провинции Лизарии, где шли бои, успел, как и римела, до закрытия Врат Меота — соседнее королевство больше не принимало беженцев, а теперь, когда до цели путешествия оставалась всего пара декад пути, отряд застрял в Аликанте из-за приближающихся родов. На мое счастье.
Я откинулась на подушки, сминая пальцами правой руки упругую морскую губку и преодолевая сон, в сотый, наверное, раз начала продумывать план возвращения в Лизарию. Самым сложным будет достать приличное оружие, обувь, одежду и коня, самым простым — пересечь горы: диких зверей я не боюсь, охотиться умею, от людей спрячусь. А после забегов по скалам, что устраивал для меня и Алана Рох, я и по козьей тропе без снаряжения пройду. В Лизарии же достаточно будет выйти к любому гарнизону, показать татуировку Орейо — и Йарра узнает обо мне в течение часа.
Йарра…
Йарра, Йарра, Йарра!..
Как же мне не хватает его! Его защиты, уроков, советов, подсказок, просто осознания того, что он рядом!.. Как я скучаю по его объятиям — в них можно спрятаться от целого мира, по его поцелуям, по кривой улыбке — в отличие от Бланкара, мой граф совсем не умеет смеяться. По запаху шипра, по ласковому прикосновению жесткой ладони к щеке… Светлые боги, я даже по нотациям его соскучилась!
…а еще он, наверное, выдерет меня за то, что ослушалась приказа, что подставилась сама и подставила его людей. Ну и ладно, потерплю. Не кнутом же он меня будет пороть, в самом деле…
…не выдерет — вспомнила я обжигающий лед его взгляда. Отругает наверняка, отшлепает, а потом… Я заалела при мысли, чем заканчивались все воспитательные беседы Его Сиятельства. По этому я тоже скучала.
Мне потребуется неделя, чтобы окрепнуть, еще две или три — добраться до гор, месяц, чтобы пересечь Срединный Хребет, — показываться вблизи Врат Меота я не хотела. Слишком много там беженцев, солдат, наемников и дезертиров двух армий — тех, кто слышал о Лауре Рэйлире Орейо или даже видел ее. Тех, кто сможет узнать меня и прельститься наградой за голову Волчицы.