И Ньето. Его поиски задержат меня на несколько суток. Думаю, в ближайшие дни суфрагану очень не повезет быть ограбленным. Фатально не повезет — ведь какого только сброда сейчас нет в Меоте…
Я крепко зажмурилась, вызывая образ пустыни, и окунулась в жар барханов. Приклеенная к табурету свеча дрогнула. Заплясал язычок пламени, стекла восковая слеза.
Бланкар любил свечи, и в комнате, которую он разделил со мной, как в Храме, пахло медом и копотью. Свечи были повсюду — на заваленном бумагами и оружием столе, на каминной полке, на табурете, даже на сундуке и божнице — маг зажигал их все разом, одним коротким выверенным пассом. А потом, задумавшись, пил живое пламя.
— Вам не больно? — не удержалась я вчера. Или сегодня утром?..
— Ты не спишь? — поднял голову Бланкар, и огненная перчатка на его руке медленно впиталась в кожу.
— Нет… Вам не больно, господин?
— Не больно, — улыбнулся Бланкар. Потом заметил, как я съежилась, как потерлась обожженной щекой о плечо, и сжал ладони в кулаки; свечи потухли — остались лишь три огонька на табурете.
— Я думала, магию можно брать только из потоков и мест силы.
— Я не беру магию из огня. Он помогает настроиться, — Бланкар сел рядом, ощупал мою ногу, проверяя, как идет сращивание кости. — Откуда девушка без Дара знает о способах подпитки?
Брыг!
— Разве это тайна? — ответила я, глядя в стену, и только потом сообразила, что вопрос был задан на тирошийском. И ответила я на том же языке.
Дважды брыг!
— Я буду рассуждать, — сказал Бланкар, зачем-то разминая мне стопу. — Ты лизарийка, но отлично говоришь на меотском, знаешь классический диалект Арааса и, как мне кажется, неплохо понимаешь рау. Ты не задаешь глупых вопросов о лечении, со знанием дела следишь за перевязками и сама начала делать разминку для суставов. Ты не боишься оружия и, подозреваю, умеешь им пользоваться. — Он сделал этот вывод лишь на основании того, что я задержала взгляд на кинжале?! — У тебя красивые ноги, — неторопливо продолжил маг. — Раньше ты носила хорошую обувь, — провел он пальцем по не успевшей огрубеть коже. — Под Пратчей по тебе стреляли, тебя пытали. Сначала я думал, что ты обычная беженка — крестьянка, горожанка. Просто та, которой не повезло, — Бланкар кивнул на мой шрам, — но… Не сходится. Если же предположить, что ты одна из леди Лизарии, причем Высокого Рода — Младших так не учат, — либо спутница некоего влиятельного лорда, получится очень правдоподобная картинка… Кого ты не захотела оставить под Пратчей, Лира?.. Мужа? Отца?.. Или любовника? — заглянул мне в лицо Бланкар.
— Вы во всем ошиблись, — задрала я подбородок, скрывая растерянность и легкий испуг. Он ведь прав! Прав во всём, кроме того, что я лизарийка!
— О да, — хмыкнул маг. — Как я мог забыть о знаменитой гордости лизарийских простолюдинок!.. Я не прошу исповеди, Лира, но зная, откуда исходит опасность, смогу лучше защитить тебя.
— Почему вы возитесь со мной?
Я задала этот вопрос отнюдь не потому, что не знала ответа. Жгутики флера вихрились у зрачка рау, но их оказалось слишком мало, чтобы Бланкар перестал соображать. Маг наблюдает за мной, анализирует мои слова и недомолвки, делает выводы, и неизвестно, до чего додумается сам, если я не спрошу.
— Ты мне нравишься, — просто ответил Бланкар. — И я люблю загадки Кажется, я собираюсь тобой увлечься, лисенок, — улыбнулся мужчина. Его глаза горели, как два хризопраза, а губы были горячими и сухими.
От поцелуя я увернулась — почти увернулась. Рот Бланкара скользнул по щеке, скуле, прижался к шее. Ненадолго. Но этого хватило, чтобы сердце сделало кульбит.
— Не надо, пожалуйста!.. — уперлась я рукой в его плечо.
— Не буду. — Маг отодвинулся, и я с облегчением выдохнула. — Не буду, пока ты сама не захочешь.
— А если я никогда не захочу? — взглянула я исподлобья.
Бланкар усмехнулся и вернул на место сползшую бретель моей сорочки.
Снова сон, еда, пожилая служанка, обтирающая меня влажным полотенцем. Душная комната, полная теней и свеч. Руки — непослушные, неуклюжие, будто не мои, и я упрямо рву в клочья бумагу, перебираю пуговицы и мелкие белые камушки с вкраплениями кварца. Как же все-таки сложно их удерживать…
Сон, еда и довольный Бланкар — я восстанавливаюсь гораздо быстрее, чем он ожидал. Думаю, в немалой степени благодаря ослиному упрямству, с которым раз за разом поднимаю тяжелый глиняный кувшин с водой. Рох бы усами подавился, глядя на мои «тренировки»…
Сон, еда, опротивевший полезный творог. Жирный, чуть желтоватый, влажный — я давлюсь им, вызывая смех мага, и удивляюсь собственному непостоянству: всего несколько дней назад я, не особо брезгуя, пила плесневелую простоквашу, а тут, надо же, творог с вареньем не лезет.
Кстати, а какой сегодня день?
— Пятница.
— Как пятница? До сих пор?..
— До сих пор, — кивнул Бланкар. Сел на край кровати, вложил мне в ладонь кожаный шнурок. — Завяжи, пожалуйста.
— Вам расчесаться нужно.
Бланкар тут же протянул щетку, и я улыбнулась — Тим точно так же напрашивался на косы, усаживаясь у моих ног.
Сон, еда, лечение. Тени и свечи — маг сам меняет их, расставляя витые столбики в только ему понятном порядке. Сон, еда, служанка, обтирающая меня полотенцем, — я научилась считать дни по ее появлениям. Сон, еда, тихие, почти неразличимые голоса наемников за стеной и сеансы лечения, ставшие короче и чаще. Я снова могу писать! «Л-и-р-а» — вывожу я на райанском и, испугавшись, рву листок в клочья, а потом еще и съедаю его. Мало ли, вдруг маг умеет восстанавливать бумагу из пепла…
Сон, еда, лечение. Пытающийся разговорить меня Бланкар. Иногда я поддерживаю беседу, но чаще отмалчиваюсь — мне так проще.
Сон, еда, лечение. Дурацкое ощущение, что я знакома с магом чуть ли не с детства. Я понимаю, что все это из-за вливаний силы — Бланкар отдает частичку себя, пропуская и направляя магию, заключенную в накопителе, но поделать с приязнью ничего не могу.
— Не смущайся, — гладит мою ладонь рау, — я чувствую то же самое… — Мужчина тянется ко мне, но я снова отодвигаюсь, отворачиваюсь. — Нет?.. Почему нет, Лира? Это же просто поцелуй, он ни к чему не обязывает.
Ну да, ну да. Можно подумать, я не знаю, к чему ведут поцелуи…
— Да пребудет с вами благодать Светлых, господин. Пожертвуйте храму.
Стол для подношений сегодня укрыли ризами, и служитель с сухим, удивительно бледным для меотца лицом, низко кланяясь, обходил прихожан. Звенели о поднос монеты, шуршала подпоясанная вервью хламида, босые ноги неслышно скользили по мраморному полу.
— Пожертвуйте храму.
Леди Виктория опустошила кошель, благоговейно приняла благословение и снова прикрыла глаза, перебирая четки.
Арбалет Марио исчез в широком рукаве, и рау прислонился к колонне, слушая хорал. Мелодичные голоса то почти стихали, то, нарастая, отражаясь от стен, оглушали, вызывая оторопь и дрожь. Узорная деревянная решетка скрывала певчих, и, казалось, музыка льется из-под купола храма, сияющего благодатью Светлых даже в самый пасмурный день.
Все дело в акустике и расположении зеркал, объяснил когда-то восхищенному мальчишке молочный брат.
Служитель, как огромный блеклый мотылек, вынырнул из полумрака, склонился в поклоне.
— Пожертвуйте храму. — И зашептал: — Ваш друг в опасности, его околдовала лизарийская девка, которую он подобрал. Во имя Светлых, не позвольте ведьме окончательно свести его с ума, избавьтесь от нее! — Служитель перестал гнуть спину, расправил плечи, и Марио узнал его — последние два дня меотец бродил вокруг занимаемой отрядом таверны.
— Идите с богом, не лезьте не в свое дело. — Наемник покачал головой и отвернулся.
— Вы не понимаете, ваш друг одержим!
— Если мой друг чем и одержим, то хорошенькими женскими мордашками, — хмыкнул Марио.
Удивленный поначалу эскападой Арно, положившего глаз на нищенку, — это после придворных-то дам и Амелии! — он лишь повертел головой при виде отмытой девушки, спящей в постели приятеля.
— Как?..
— Нюх, — улыбнулся маг, разбирая пальцами ее локоны. — Слюни не распускай, делиться ею я не буду.
Глаза храмовника горели фанатичным огнем, и Марио поморщился.
— Если она ведьма, то почему разгуливала на свободе? Светлые с вами, отче, — обошел он служителя, пробираясь к леди Виктории.
Слова храмовника другу он все же передал. И вместе с ним посмеялся, вспомнив о безуспешных попытках приворота Арно соблазненными магом женщинами.
У «Лозы и Единорога» меотец больше не появлялся.
Сон, еда, лечение. Хмурый Бланкар, вливающий силу. Он старается скрыть плохое настроение, но его выдает складка меж бровей — как у Йарры.
— Что-то случилось?
— Нет, лисенок, все в порядке, — успокаивает он скорее себя. Потом не выдерживает: — Сколько времени женщина может проходить беременной?
— Э-э… Не знаю, господин…
Беременности и беременных я побаивалась с детства. Отекшие руки и ноги, вздувшиеся вены, огромные животы, вдруг растягиваемые маленькой рукой или пяткой, тошнота и красные пятна на лицах… И если находящиеся в интересном положении леди не показывали носа из своих покоев, то на островитянок, обрюхаченных солдатами гарнизона, я насмотрелась на всю жизнь вперед. А услышав крики рожающей двойню служанки, порадовалась, что Айвор напоил меня воробейником, — особенно в свете строгого внушения Йарры. Граф еще осенью предупредил меня даже не помышлять избавиться от его ребенка, иначе…
Осторожно расспрашивая мага, я узнала, что госпожа Виктория, дочь его нанимателя, перехаживает. Правда, с чего волноваться рау, так и не поняла — девушка беременна, и что? Целитель у отряда есть, маг в лице Бланкара имеется… Потом вспомнила количество наемников, богатый портшез, род занятий отца и умершего мужа Виктории и прикусила язык: я не я, если из Лизарии везут не только госпожу Боттичелли, но и драгоценности, доставшиеся ей в приданое и в наследство. А какого только сброда сейчас нет в Меоте…