— Стали…
— Ждут чего?
— Мож, сдаваться приплыли? — хмыкнул Щепка.
Джонки, две галеры и несколько легких лодок — я не сразу разглядела их за парусами — перегородили выход из бухты, еще две галеры пошли на сближение, остановившись на расстоянии полета стрелы.
— Я говорить с главный! — прокричал с галеры островитянин с белой повязкой на лбу.
Прайс шагнул вперед, положил руку на рукоять меча. Высокий, в алом бархатном костюме, с серебряной цепью на шее — да уж, сразу видно, кто здесь самый родовитый. Картину портили только пропитавшаяся кровью повязка на ладони и общая бледность.
— Я адмирал Прайс! Говори!
— Мы пришли за Коста! Вы отдавать его, и мы уходить! Вы отказаться — мы вас убить и сжечь верфи!
— Так и черт с ним, пусть забирают, — буркнул стоящий неподалеку от меня Треньйе. — Нас мало…
— Еще мы хотеть Йарра!
Вот так.
Мозаика сложилась — последний недостающий кусочек занял свое место.
Мы физически не можем устранить всех недовольных — это значило бы вырезать Острова подчистую. Кто-то спрятался, кого-то спрятали. Кто-то не успел проявить себя, и его не заметили. Кто-то сдался, но не смирился. И вот теперь они собрались здесь. Потому что Прайс, наделенный княжескими полномочиями, подставил графа, оставив для охраны верфей галеас и двести солдат. И еще полсотни на берегу.
…Верфи Рисового — вторые по величине после тех, что на побережье княжества. Луар распнет Йарру, если с ними что-то случится.
Если Йарра выживет.
Вот так.
— Вы думать полчаса! — Весла плеснули по воде, и галера сдала назад.
— Может, их в зад еще поцеловать? — выкрикнули с кормы.
— Молчать! — рявкнул Прайс. — Нас двести восемьдесят человек, а их тысяча! Сорок две галеры на ремонте — вы такие деньги даже представить себе не можете!.. Косту расковать и поднять из трюма. — Помолчал. — И принесите Его Сиятельство.
— Адмирала?
— Графа?
— Отдать… этим?
— Вы шутите?! — Офицеры корабля разом шагнули вперед, перегораживая дорогу людям Прайса.
— Я, по-вашему, похож на шутника? Нас сметут к демоновой матери! Сожгут эллинги!
— С чего вы взяли, что они не сделают этого, если получат своего главаря?! Может, и выйдет из Треньйе адмирал…
Отвечать Прайс не стал.
— Я отдал вам приказ, виконт Треньйе. За неподчинение в условиях военного времени — виселица. А ваша семья станет семьей предателя. И это касается всех! — повернулся он к солдатам корабля. — Если для того, чтобы сохранить флотилию и ваши задницы, мне придется повесить десяток-другой — я это сделаю! Будьте уверены, на моем месте Йарра поступил бы так же!.. Косту и графа на палубу!
Треньйе отодвинулся, и на его место встала я.
Черта с два я отдам им графа.
— Расскажите о предательстве мне, лорд Прайс-с. — Я снова сорвалась на шипение. — Нас двести восемьдесят человек! — уставилась я на Щепку. Кричать, как это делал Прайс, я не могла, поэтому просто смотрела. В глаза. — На галеасе с полным боезапасом! — повернулась к другому солдату. Не командиру, но к нему прислушивались даже десятники — я запомнила. — Йарра столько раз вытаскивал вас из задницы, а вы готовы его продать?.. Скольким из вас он оплачивал лечение из своего кармана? Кто получал от него премиальные на содержание семьи? На учебу сына в морской академии? — Да-да, я видела вашу писульку с десятью ошибками в двух строчках, командир Онар! — Это ваша благодарность?!
Флер сиял и переливался, добавляя сочувствия и желания оберегать, артефакты медленно грелись. Меня трясло от злости и невозможности что-то изменить самой. Только через солдат, прямо сейчас отводивших и опускавших глаза.
— Уберите ее отсюда! — рыкнул Прайс.
— Только подойдите, — предупредила я. — Один шаг к каюте, и я вас на ленточки порежу.
Тренькнул арбалет.
Знакомый до мурашек холод предчувствия уколол бок, и я отбила летящий в меня болт, выпущенный подручным Прайса. Кусок оперения улетел за борт, жало громко стукнуло по палубе.
— Вы всегда пакостите исподтишка, верно, адмирал? — толкнула я наконечник мыском сапога.
И это прорвало плотину.
Прайса и его людей обезоружили, перевязали, как баранов, и забросили в трюм — у Косты появились соседи. Адмиральский жезл я отдала Треньйе.
— Мне?
— Ну а кому? Мне? Я ничего не смыслю в морских сражениях! — Я вдруг заметила, что выше его, и едва сдержалась, чтоб не схватить Треньйе за воротник. — Раду вас на контр-адмирала натаскивал! Командуйте, лорд! — всучила я ему жезл.
— Да, госпожа!
И глазки засверкали. Сколько ему лет, интересно? Явно не намного старше меня… Файлен — как Тимар, а этому… помощничку… готова спорить, и двадцати пяти еще нет.
Под прикрытием высоких бортов на галеасе началась деловая суета — я уже видела подобную перед сражениями. Со стороны кажется, что люди бессистемно мельтешат — но только не в армии Его Сиятельства. Каждый солдат, каждый командир графа всегда знал свое место, и Треньйе работал так же.
Надевались доспехи, крепилось оружие. Стрелометы аккуратно опустили на бок, снарядили лежачими, чтобы потом, по команде, выровнять и дать залп. Расчехлили катапульты, подготовили горшки с зажигательной смесью. Треньйе же придумал сделать кукол — под шум и гам на палубу вытащили «Косту» и с почетом — «Йарру».
Настроения были боевыми, приподнятыми. А меня откровенно потряхивало, потому что в этом бою мы должны не просто не проиграть, а победить вчистую.
— Виконт… Вас как зовут?
— Филипп, леди, — удивился моему вопросу Треньйе.
— Филипп, если я не остановлюсь, облейте меня водой, хорошо?..
Боевой транс не игрушки, говорил Йарра. В шторм нельзя лезть на холодные мышцы, на нерастянутые связки. Он не для поединков или соревнований, он выпивает силы и сводит с ума. Единственное, что поможет тебе вернуться из бури, — якорь. Дорогие места, любимые люди. Они не позволят раствориться и стать просто орудием Кориса.
Я стояла на корме, на том самом пятачке, где столько недель тренировал меня Йарра, и, вспоминая уроки графа, загоняла себя в самум.
Моя пустыня… Яркое белое солнце и линялое небо цвета глаз Раду, слепящий блеск столба караванной тропы и детский смех песчаных духов — они появляются на краю зрения и исчезают, стоит мне повернуться. Дразнят, играют со мной, оставляя цепочки следов… Бубенцы и медные каракибы,[52]тягучая песня свирели, зовущая в финиковую рощу…
Не сегодня. Не сегодня, простите меня.
Песок. Мягкий и шелковистый — но моя воля делает его острым, колючим. Музыка замолкает, захлебывается, только каракибы гремят все тревожней и громче. Пустыня наполняется шепотками. Шорохом, шелестом — чешуя по камням — и чьим-то плачем. Солнце тускнеет, заболевает страхом. Ветер крепчает, и песок взмывает вверх темными вихрями. Взмывает и опадает, но рев бури становится все отчетливее.
Где-то там, по ту сторону жизни, кричат и суетятся люди. Галеас, галеры, джонки… Хлопают катапульты, свистят стрелы. Крошкой льда ложится на плечи холодное плетение хауберка.
Я иду между барханами навстречу буре — барханы раздвигаются, и у них, человеческие лица. Ветер бьет в лицо — мой или настоящий, от резкого движения галеаса вперед? Неважно. Тонкая струйка песка спиралью поднимается к моей ладони, и пальцы сжимаются на рукояти фламберга. Странно, раньше он не был изогнутым… Не важно. Это тоже не важно.
Важно помнить Тимара. И Йарру. Мне есть кого защищать и ради кого возвращаться.
Три галеры пылали; вопящие солдаты прыгали в воду, перебирались на джонки. Весла «Райанского Волка» взлетали и опускались, разгоняя корабль для столкновения с последней, четвертой — только у нее остались катапульты с драконьим огнем. Несколько горшков со смесью пролетели мимо, но один попал, и парус вспыхнул. Ненавижу огонь!..
Надводный таран «Волка» пробил борт галеры, соединил корабли, превращая их в поле боя. Я первой запрыгнула на бушприт…
и шагнула в самум.
20
О сражении в бухте Серебряного Рога до сих пор говорят разное. Кто-то думает, что это был грандиозный план князя Луара и тогда еще просто лорда Виоре по выманиванию затаившихся, как крысы, сепаратистов, желающих отколоть от княжества Рисовый Архипелаг. Кто-то считает, что Виоре все придумал сам, а помогал ему в этом лорд Прайс — ведь чем еще можно объяснить беспечное поведение адмирала в те дни, кроме как хитрым планом? Не идиот же он, в самом деле!..
Правда, кое-кто, понизив голос, говорит, что Прайс именно идиот и флотилия Рисового не была сожжена только благодаря военному гению Лорда-Адмирала Треньйе, ведь самого Виоре никто не видел. Есть только догадки, что он сражался в черненом хауберке Той Самой араасской саблей, которую одолжил своему нынешнему родственнику Император Син.
А еще… Впрочем, это такая ерунда! Но если угостите стаканчиком портвейна… Говорят, солдат в атаку вела женщина. Какая? Садитесь ближе, скажу на ухо, молодой господин… Да-да, она самая! Ну вот и я думаю, что чушь! Я ее видел однажды — махонькая, беленькая — как голубка! Красавица наша, матушка! Куда ей саблю? Да араасские сабли больше, чем она сама!
А вот я почти ничего рассказать не могу, хоть и была непосредственным участником событий. Помню стычку с Прайсом, подготовку галеаса к бою, танец змеи, загоревшуюся мачту и дрожащую в руке саблю — она сама прыгнула мне в ладонь, и это отнюдь не эвфемизм. Потом провал. Единственной вспышкой — перепуганные глаза мальчишки лет двенадцати, зажимающего рассеченное ухо, — в последний момент я успела развернуть саблю плашмя. Отвесила прыгнувшему на меня с ножом сопляку, из-за которого я выпала из транса, оплеуху — он полетел под лавку, — сделала два шага и упала: самум высушил меня до капли. Опять пустота. Дальше теплый бок, к которому уютно прижиматься, шершавая ладонь на щеке и чуть хриплый голос, будто его владельцу больно говорить: