Сидя на табурете перед пианино и машинально закручиваясь то в одну, то в другую сторону, я ждал. Аньес и Жюлия вернулись в гостиную, убрали посуду. И тут Жюлия воскликнула:
— У вас есть карты!
— Мы ими никогда не пользуемся, — ответила Аньес.
— А ведь это так увлекательно! Хотите, я погадаю вам? Жюлия, гадающая Аньес! Сумасшедший дом, да и только!
— Бернар! — крикнула Аньес. — Идите сюда! Вы нам нужны… Почему вы скрывали от нас таланты своей сестры?
— О! Только не принимайте всерьез. Это просто способ убить время, а бывает, карты говорят правду.
— Где вы этому научились?
— У одной соседки в Сен-Флуре. Когда скучно или плохие известия, мы спрашиваем карты. Явно заинтересовавшись, Аньес положила колоду на стол.
— Я буду смотреть, — сказала она. — Попробуйте погадать на Бернара… Ну же, Бернар, не будьте букой!
— Сними, — обратилась ко мне Жюлия.
Затем, по известным ей одной правилам, она стала вынимать из колоды карты и раскладывать их в стопки по три. Вскоре перед ней образовался полукруг.
— Неплохо ложатся, — прошептала Аньес.
— Этот король — ты, — сказала мне Жюлия. — Сними еще… Как странно!
Она пересчитала разложенные карты. Семнадцать. Ее указательный палец стал переходить с карты на карту.
— Трефовый туз означает деньги. Тебя ждет много денег. Десятка пик… Но есть одно затруднение. Не знаю какое… Ты не можешь завладеть этими деньгами… Пиковая дама — брюнетка… Бубновый валет — почтальон… Эта брюнетка получила письмо… Десятка бубен — дорога… Она то ли уже приехала, то ли собирается в дорогу…
— Брюнетка — это, конечно, ты. Тебе не кажется?
— Может, и так, — пробормотала Жюлия. — Девятка пик — болезнь. Эта женщина рискует заболеть… Не берусь ничего утверждать. Во всяком случае, с ней может что-то произойти… Бубновый король — какой-то военный… Больше ничего не разобрать.
— Да уж, брюнетка, военный… Все это не очень ясно.
— Десятка треф… Опять деньги.
Аньес, с коленями забравшись на стул, внимательно наблюдала за нами. Глаза ее были полуприкрыты веками, как у человека, пытающегося разгадать полный намеков разговор.
— Дама червей… тебя кто-то любит… Трефовая дама… это могла быть твоя жена, будь ты женат.
— Элен, — вставила Аньес.
— А дама червей — это, конечно, вы, — заметил я.
— Все это совершенно бессмысленно, — буркнула, покраснев, она.
— Разумеется! — подхватила Жюлия. — Смысл раскрывается позже.
Мы забыли, что речь шла лишь о том, чтобы убить время. Мы были в напряжении, как игроки, рискующие состоянием, а может, и кое-чем покрупнее.
— Пики, пики… — вновь заговорила Жюлия. — Бедный мой Бернар, ты со всех сторон окружен пиками. Семерка — неожиданность, но неприятная, особенно когда она выпадает мастью вниз. И последняя карта — семерка треф — деньги.
Жюлия собрала все семнадцать карт и разложила их небольшими стопками в виде креста.
— Сейчас узнаем, что нас ждет в ближайшее время, — объявила она. Одну за другой вынимала она карты из центра креста.
— Трефовый король… Семерка пик… Семерка бубен… Дома тебя ждет неожиданность.
— Нельзя ли поточнее? — попросил я.
— Нет. Кажется, тебя ждет неприятное известие.
— Так я и думал. Аньес недоуменно обернулась ко мне, затем вновь сосредоточилась на картах. Продолжайте, — сказала она. — Что будет дальше? Жюлия посмотрела карты, лежащие слева, справа, снизу, сверху от центра креста.
— Пиковая дама, девятка пик, бубновый король, трефовый валет… Понятно, — скорчив гримаску, сказала она. — Военный причиняет зло брюнетке. Вообще-то он не один. Этот валет не внушает мне доверия! Внезапно тыльной стороной руки Аньес смела карты, и они посыпались на пол.
— Смешные вы оба. Не нравятся мне ваши недомолвки. Если вам нужно что-то сказать друг другу, я уйду.
— Недомолвки? — удивилась Жюлия. Но Аньес не хотела больше ничего слышать. Она поспешно вышла.
— Странная девушка! — воскликнула Жюлия.
Затем, обнаружив, что мы остались наедине друг с другом, она тоже встала, но сделала это так медленно и настороженно, словно я был каким-то пресмыкающимся, которое от любого ее движения могло прийти в ярость. Я неторопливо двинулся в обход стола.
— Оставайтесь на месте, — приказала Жюлия. Она быстро огляделась, прикидывая, как улизнуть.
— Даю вам слово, Жюлия, вам нечего бояться.
— Еще один шаг, — сказала она низким голосом, — и вам будет худо. Не спуская с меня глаз, она попятилась к коридору.
— Но, Жюлия… вы ведь понимаете, что нам необходимо поговорить.
Она достигла двери и медленно закрыла ее за собой. Устремленный на меня глаз сверкнул напоследок, и медная ручка бесшумно повернулась.
Повсюду в беспорядке валялись карты, словно это притон, где только что произошла драка. Я с отвращением собрал их. Как и Аньес, только лучше, чем она, понял я недомолвки Жюлии. Она ошибалась, думая, что эти завуалированные намеки могут удовлетворить мое любопытство. Я устрою так, чтобы Аньес с Элен куда-нибудь вместе вышли. Затем, если понадобится, выставлю дверь ее комнаты. Постучусь, если надо. Но она заговорит, клянусь господом, как миленькая заговорит…
Чтобы успокоиться, я поднял крышку рояля и, положив ладони на клавиши, долго сидел так, мысленно исполняя произведения Альбениса [7] — столь безмятежные в их полном отчаяния отрицании. К чему все эти метания, этот натиск, эти подскоки! Я погиб!… Впрочем, мне уже не впервой сдаваться без боя.
Было чуть больше четырех часов дня. По коридору на кухню прошла Элен. Собиралась приготовить чай. Ходил кто-то еще — мне бы прислушаться, но я пребывал в одном из тех состояний, когда хочется лечь на землю и ждать смерти. Ни с кем не столкнувшись, я вошел к себе; мне тут же бросилось в глаза, что створки алькова не полностью притворены.
— Кто здесь?
В тот же миг в столовой послышались голоса трех женщин. Я был смешон. В то время как они, по крайней мере с виду, пытались найти общий язык, я, как мальчишка, вообразил, что кто-то забрался в альков. Я раскрыл створки, на кровать упал дневной свет, я остолбенел. Ошибки не было. Там кто-то побывал. На подушке лежала маленькая фотокарточка — мне не нужно было брать ее в руки, чтобы разглядеть, кто на ней изображен. Это был Бернар. Фотокарточка с удостоверения, похожая на те, что он показывал мне в лагере. Перед тем как уйти на фронт, он спешно снялся. В то время волосы у него были подстрижены ежиком. Бернар! Я опасливо дотронулся до карточки. Кто побывал у меня в комнате?.. Кто давал мне понять, что я раскрыт?.. Кто, как не Жюлия?.. Она прекращает игру, поскольку чувствует себя в опасности. Представляет доказательства, что сила на ее стороне. Достаточно взглянуть на это фото, чтобы убедиться в сходстве брата и сестры. Второе фото в комнате Элен. Третье — у Аньес. Все кончено!… Возможно, это последняя ее хитрость. Она не станет даже доносить на меня. Вместо нее это сделает Бернар. Мой бедный Бернар! Единственный, кто когда-либо верил в меня. Единственный мой друг.
Я сунул карточку в бумажник и вытер о покрывало вспотевшие ладони. Лучше сразу удостовериться. Я на цыпочках прокрался по коридору к комнате Элен и приоткрыл дверь. На постели ничего. Вернулся, обошел столовую и пробрался к Аньес. Тоже ничего.
— Бернар! — Это звала Элен. — Бернар! Идите пить чай.
Глава 9
Все были в сборе: намазывали хлеб маслом, улыбались, были дружески настроены, меня встретили очень благожелательно.
— Вы что же, спали? — спросила Аньес.
— Так, думал о разном.
— За ним всегда водилась рассеянность. Когда он был маленьким, за ним приходилось ходить в детскую. Вечно сидел, уткнувшись в журнал с картинками. Ну не сволочь ли! Ложь слетает с ее уст, как цветы.
— Должно быть, ребенок он был непростой, — за метила Элен. — Вам, как старшей, было с ним нелегко?
— Еще как, — очень серьезно отозвалась Жюлия. — Не хотел трудиться.
— А успевал ли он по музыке? Прежде чем ответить, Жюлия обмакнула тартинку в чай и откусила от нее.
— Не так чтобы очень. Его преподаватель часто на него жаловался.
Мне казалось, я слышу голос матери. Мальчиком я примерно раз в неделю появлялся перед ярко накрашенными дамами, которых она приглашала на чай, и они точно таким же тоном говорили обо мне, а я стоял перед ними, понурив голову, и мне не терпелось поскорее уйти.
— Вы молодец, — сказала Элен, обращаясь к Жюлии.
— Не хвалясь скажу: в том, что он стал таким, есть и моя заслуга, — вздохнула та.
— Может, поговорим о чем-нибудь другом? — предложил я. — Я никогда не был силен в искусстве благодарности. Аньес одобрительно хмыкнула и подвинула ко мне сахарницу.
— Жюлия предупредила вас, что собирается уехать завтра утром?
— Нет, — воскликнул я. — С чего такое изменение в программе?
— Предпочитаю дневной поезд, — объяснила Жюлия.
— Но он же очень поздно прибывает на место, — возразила Элен.
— Что поделаешь!… Мне так больше нравится.
Вот откуда эта разрядка! Жюлия выходит из игры. Уезжает неожиданно, чтобы помешать мне перейти в наступление.
— Жаль, — вежливо обронила Элен.
— В котором часу у тебя поезд? — осведомился я.
— В половине седьмого утра.
— Экая рань! — вставила Элен. — А ведь вам придется выйти из дому как минимум за час до отъезда. Поезда переполнены.
— Возьму такси.
— Не найдете. Их очень мало, да и те все заказаны заранее.
Спокойствия у Жюлии, казалось, поубавилось. Она чуть было не взглянула на меня, но нагнулась над чашкой, сделав вид, что размышляет.
Ну, до вокзала не так далеко, чемодан не тяжелый, в любом случае я провожу Жюлию. Стало быть, никаких проблем, — как ни в чем не бывало проговорил я.
— Мы сейчас же приготовим вам бутерброды, — продолжала Элен. — Я сварю яйца вкрутую. Это позволит вам продержаться до Сен-Флура.
— Спасибо, — сказала Жюлия. — Но я бы не хотела никого беспокоить. Она повернулась ко мне.