— Ты голоден?
Шоколадное тепло глаз обволакивает мое лицо и мою душу.
— Очень.
Переместившись на кухню, я быстро накрываю на стол поздний завтрак из омлета с ветчиной и кофе, и усаживаюсь напротив Тайлера. Вчера у нас не было время обсудить его арест, но сейчас это просто необходимо сделать.
— Что сказал Тодд по поводу твоего дела, Тай? — сжимаю в ладони кружку с кофе. — Какой у него план относительно твой защиты?
Замерев с вилкой в руках, Тайлер отрывает взгляд от тарелки и смотрит на меня. Я знаю, что ему непросто бороться с привычкой быстро уничтожать пищу, но он очень старается.
— Тодд сказал, что запросил данные с дорожных камер. Если подтвердится, что я был в дороге, меня оправдают.
Проглотив смешанный ком из невров и облегчения, ободряюще улыбаюсь ему:
— Тогда нам не о чем волноваться.
— Ты так веришь в меня, Рика.
Я с удивлением вглядываюсь в обычное серьезное лицо, ища подтверждения того, что искорки озорства, мелькнувшие в темном взгляде, мне не почудились.
— Тай, — с подозрением щурю глаза.— Ты что, сейчас надо мной пошутил?
Тайлер молчит, но по сощуренным уголкам его глаз, вижу, что я права. Он действительно подтрунивает надо мной.
Делаю большой глоток кофе и понимаю, что не могу перестать широко улыбаться. Мой Тайлер умеет шутить.
Оставшееся время нашей утренней трапезы я сражаюсь с сомнением озвучить свои подозрения относительно заключения Тайлера, и, в конце концов, решаюсь. Я и так слишком долго прятала голову в песок.
— Мне кажется, что Итан причастен к твоему задержанию, Тай. — выжимаю из горла непростые слова. Ведь всегда остается шанс, что я не права.
Встречаюсь со спокойным взглядом и невольно поджимаю пальцы ног. Не хочу, чтобы мои домыслы стали причиной нового конфликта между братьями.
— Я знаю.
То есть для Тайлера подлость старшего брата не новость. Даже не знаю, хорошо это или плохо.
— И что ты собираешься делать? — вглядываюсь в невозмутимое лицо. Понятия не имею, какого ответа я от него жду, но вряд ли какой-либо из них мне понравится.
— Ничего.
— Ничего? Но… — мысли начинают метаться словно пойманная в стекло бабочка, — Может быть, стоит обратиться в полицию…
— Я не верю в полицию.
— Но… — в растерянности смотрю на него. — ведь что-то нужно делать…
— Я знаю, что нужно делать. Но тогда я нарушу свое обещание тебе.
От этих слов внутри загорается красная лампочка, подавая сигналы тревоги, и мне приходится несколько раз сморгнуть, чтобы отогнать их от себя.
— Какое, Тай?
— Быть дома, с тобой.
Я не знаю, что и думать. С одной стороны, единственное, то сейчас имеет значение — это свобода Тайлера, но с другой стороны... так быть просто не должно. Нельзя безнаказанно сфабриковать дело, запереть человека в клетке и остаться безнаказанным.
— Это несправедливо, Тай… — шепчу, опуская глаза в стол. — То, что произошло... такого не должно было случиться.
— Если выбирать между тобой и справедливостью, я выберу тебя.
Пока я судорожно обдумываю ответ, слышу:
— И всегда буду выбирать.
**************
Первое, что я делаю, после того как Тайлер отвозит меня на работу — иду в лабораторию к Клайду. Кладу перед ним конверт с прядью волос, а рядом ставлю большой стакан с его любимым пряным мокко.
— Сделай анализ как можно быстрее и будешь получать порцию кофе каждый день в течение месяца.
— Я бы согласился и на один поцелуй в щеку, милашка. — игриво подмигивает Клайд, отщелкивая пластиковую крышку стаканчика.
— Боюсь, моему парню это не понравится, дон жуан. Он у меня боец, если ты не знаешь.
— Тогда, пожалуй, обойдемся лишь кофе, — ухмыляется тот, — Как только анализ будет готов, я тебе сообщу.
В течение дня я целиком ухожу в работу, наверстывая пропущенные часы. К счастью, вчера не было грандиозного наплыва пациентов, и я могу не уничтожать себя чувством вины за то, что подвела доктора Поллак. Я ценю ее расположение ко мне и меньше всего хотела бы ее разочаровать.
Когда рабочий день подходит к концу, мой мобильный, наконец, разражается долгожданным звонком.
— Зайди ко мне, милашка. — весело произносит голос Клайда. — Волосики готовы давать показания.
Я соскакиваю с рабочего кресла, едва его не уронив, и на дрожащих ногах устремляюсь в лабораторию. Не хочу верить в то, что Итан подмешал мне наркотики. Не знаю, по какой причине он так ненавидит Тайлера, но он мог поступить со мной так…Отравить наркотиком, чтобы воспользоваться моим беспомощным состоянием и заняться сексом. Для чего? Какое удовольствие заниматься этим с тем, кто не отдает отчета в том, что происходит? Если только… нет, даже думать об этом не хочу. Не хочу верить, что два года жизни отдала человеку, который способен на такое.
— Что там, Клайд? — еле слышно шевелю пересохшими губами, когда подхожу к столу, уставленному реактивами.
Клайд выглядит очень довольным собой. Засовывает за ухо карандаш и, откинувшись назад, начинает весело раскачиваться в кресле.
— Скажи своей подруге, милашка, чтобы переставала шарахаться по сомнительным вечеринкам. Потому что в ее волосиках я обнаружил остатки рогипнола.
— Рогипнол? — переспрашиваю, короткими рывками загоняя кислород в легкие.
— Наркотик изнасилования, милашка. Жертву накачивают этой дрянью и пока она лежит в отключке, используют как резиновую куклу. Я бы на ее месте бы сдал анализы на половые инфекции и…
Наверное, на моем лице написано вся гамма чувств, которые я испытываю в этот момент: шок, отвращение, испуг, гнев; потому что Клайд обрывает свою насмешливую фразу на полуслове и в течение нескольких секунд растерянно таращится на меня.
— Эй, милашка… это.. прости, я идиот. Я, правда, не понял…
— Спасибо, — успеваю сказать, перед тем как вылететь за дверь.
Я забегаю в рабочую душевую и начинаю истерично сдирать с себя одежду. Льющиеся обильным потоком слезы мешают видеть, а желудок подкатывает в горлу волной отвращения. Его непрекращающиеся спазмы ударяют под дых и опрокидывают меня на колени, после чего меня выворачивает на холодный кафельный пол душевой. Унижение и ощущение того, что я с ног до головы перепачкана грязью душат меня. Кто этот с человек, которому я подарила два года своей жизни и за которого когда-то мечтала выйти замуж? Как он мог так поступить о мной? Как вообще так можно поступать с людьми?
Я залезаю по горячие струи воды и стою там около часа, молясь, чтобы они помогли смыть следы моего прозрения от Тайлера. Несмотря на свое потерянное состояния, я твердо уверена: если я выдам себя, если позволю ему узнать об этом, случится непоправимое.
31
Как я не стараюсь замаскировать искореженное открывшейся правдой состояние, для Тайлера оно не остается не замеченным. По дороге домой он несколько раз спрашивает, все ли со мной в порядке, на что я, повесив на лицо пластмассовую улыбку, отвечаю, что ему не о чем беспокоиться. Знаю, что мне не удается его обмануть; чувствую это по тому, как часто он подходит ко мне, чтобы молча заключить в объятия или как без причины окликает, по нескольку долгих секунд всматриваясь мне в глаза. В эту ночь мы впервые не занимаемся любовью: Тайлер молча ложится рядом и, прижав меня к себе, гладит по волосам до тех пор, пока я вместе со своими тяжелыми думами не проваливаюсь в сон.
К счастью, к утру я чувствую себя значительно лучше: быть может, это заслуга целительных объятий Тайлера, а возможно, мне требовалось время смириться с мыслью о том, что человек, которому я безоговорочно доверяла, оказался способен на одну из самых омерзительных гнусностей, которую мужчина может совершить по отношению к женщине.
По дороге на работу я лихорадочно обдумываю план дальнейших действий. Первым в списке моих дел значится убедиться в том, что я не беременна. Я снова благодарю небеса и родителей за подарок в лице старшей сестры, которая заблаговременно порекомендовала сделать противозачаточный укол. Теперь я уверена: пропажа моих таблеток была не случайной. Но даже если случится так, что контрацепция не сработала, я сделаю аборт. Ребенок должен быть плодом любви, а не напоминанием о дне самого большого унижения.
Я не настолько наивна, чтобы не понимать, что спустя два месяца прядь моих волос вряд ли явится достаточным основанием к привлечению Итана к уголовной ответственности, как, впрочем, и мои голословные обвинения. Даже если мне удастся довести дело до суда, шансы на благополучный исход дела минимальны, и в конечном итоге случится то, чего я опасаюсь больше всего: Тайлер возьмет на себя роль судьи.
Но и оставить все, так как есть я тоже не могу, иначе крики отчаяния в моей душе так и не смолкнут. Мне нужно увидеть Итана и заглянуть ему в глаза. Сказать, что я знаю о наркотике и о том, что он причастен к аресту Тайлера. Пусть не думает, что и дальше исподтишка сможет безнаказанно вытворять все, что ему вздумается. Пусть сейчас закон и не моей стороне, но всегда есть альтернативные способы решения. Я обязательно дам ему знать, что если он снова предпримет попытку вмешаться в нашу с Тайлером жизнь, я расскажу обо всем отцу. А уж Джулиус Таунсенд не применет воспользоваться своим высокопоставленным положением, чтобы стереть в порошок того, кто портит жизнь его младшей дочери.
С трудом дождавшись обеда, я сажусь в такси и называю водителю адрес офиса Итана. По дороге визуализирую нашу встречу: как взгляну на него и скажу, что знаю обо всем. Что он мне ответит? Начнет отпираться? Или признается во всем и рассмеется мне в лицо? Как вообще реагируют на подобные заявления подлецы, вроде него? Не имею ни малейшего понятия, потому что до него с такими не сталкивалась.
— Возьмите, — протягиваю таксисту свернутую десятидолларовую купюру. — А сдачу можете…
Замолкаю, не договорив, потому что в этот момент вижу, как Итан выходит из здания с телефоном возле уха и направляется к своему Порше. И почему я раньше не замечала этого высокомерия и холодности в его лице? Как презрительно сжимаются его губы, когда он с недовольным видом выплевывает слова, и всю резкость его движений. Возможно ли, что все время, проведенное со мной, он лишь притворялся?