торых саму идею пыток и тюрем находили противоестественной и жуткой, палачей не водилось отродясь. Поэтому в подобных рассказах «палачи» обычно представали кошмарными монстрами, мало похожими на творения Создателя — для них, если верить слухам, всего губительнее был дневной свет, наибольшее же удовольствие эти твари находили в пытках и воплях умирающих жертв.
Дайен всегда считал, что верить подобным страшилкам для детей ниже его достоинства. Тем более, что рассказчики противоречили сами себе: если никто из узревших «палачей Владыки» не остается в живых, а сами монстры не показываются на свет, откуда в таких подробностях известен их облик? Дайен знал наверняка, что катакомбы возникли много позже самого Древесного Чертога, следовательно, узники покойного Эрианна Ладрейна никак не могли томиться в сырых подземных склепах. И все же, чем глубже уводила лестница — на восьмой дюжине ступенек он сбился со счета, — тем сильнее нарастал внутри него неосознанный животный страх, странное чувство, неизведанное доселе для бессмертного альба. Ведь для чего-то же существует это проклятое место. Что, если хоть малая часть жутких слухов окажется правдивой? Что за звонкая капель слышна впереди — там что, большое открытое пространство? Кто-то вскрикнул — или только показалось? И куда, во имя Предвечного, подевался Ирваст?
Сотая или, возможно, двухсотая ступенька вдруг сменилась ровным полом, а лестничная спираль — широким коридором, в конце которого забрезжил неяркий свет, мертвенное бело-голубое мерцание. Так могло бы светить скопище гнилушек летней ночью в лесу, однако непроглядная тьма все же сменилась серыми сумерками. «Ночное зрение» теперь было ни к чему. Дайен с облегченным вздохом снял заклятие.
Впереди открылся огромный зал — сотня шагов в длину, в ширину он был немногим меньше.
Рассеянный голубоватый свет, холодный и неживой, как лед, покрывающий вершины самых высоких гор, лился с потолка, парящего на высоте не менее семидесяти локтей. Два ряда тонких колонн соединяли потолок с полом из грубых каменных плит, но явно служили лишь декоративным целям. Если бы вся эта чудовищная масса вздумала вдруг просесть, подумал Дайен, даже впятеро большие опоры хрупнули бы, как полые тростинки. Совершенно не к месту вспомнилось, что над головой не только земля и камень, но и весь огромный Древесный Чертог, и от этой мысли альба пробрал озноб.
В странном неживом свете зал казался затянутым инеем, колонны выглядели как сталактиты. Возможно, так оно и было на самом деле. Вдоль боковых стен тянулись грубо вырубленные в скале квадратные пещеры, забранные стальными прутьями толщиной в руку. В некоторых что-то двигалось, но Дайен не горел желанием узнать, что именно. Внимание мага привлекло иное. Дорожка из темного камня, казавшаяся единственно реальной в этом призрачном царстве, заканчивала свой бег, прямой, как полет стрелы, круглым каменным возвышением. На возвышении стояло массивное кресло или, скорее, трон с высокой спинкой. А прямо перед ним из ледяной стены выпирал гладкий, бессмысленно блестящий бок хрустального магического шара, самого обычного, каким пользуются маги и провидцы с незапамятных времен.
Только гигантского — от пола до потолка. Сознание отказывалось воспринимать рукотворную вещь такой величины, и голова кружилась от одной попытки представить чудовищную массу, впаянную в камень. Внезапно шар ожил. Внутри него взметнулся хоровод неясных теней, а еще одна смутная тень метнулась откуда-то сбоку.
Ошеломленный Дайен не успел закрыться. Ирваст, возникнув как из-под земли, нанес ему страшный удар под ребра обрезком толстого железного прута. Альб согнулся, крик застрял у него в горле. Повелитель Йаули размахнулся своим оружием, как дубиной и со всего маху обрушил тяжелое железо вниз, рассчитывая раздробить противнику череп, однако за мгновение до неминуемой гибели Дайен резко повалился на спину. Железный прут высек искры из каменного пола и вырвался из рук Ирваста, ободрав ему и без того обожженную ладонь.
Дайен снизу, в перекате, метнул заклинание — первое, что подвернулось, летучую ледяную стрелу. Ирваст, шипя от боли и злости, распылил ее на полпути. Однако к этому моменту Дайен уже поднялся на ноги.
Теперь двух магов разделяла каменная дорожка, посередине которой валялся бесполезный теперь железный штырь. Ирваст неловко скособочился на правый бок, раненный кинжалом Каури под лопатку, с правой ладони у него срывались редкие капли крови; Дайен же при каждом движении ощущал, как трутся друг об друга обломки сломанных ударом ребер. Оба болезненно морщились, но были готовы начать поединок не на жизнь, а на смерть.
Огненную стрелу Ирваст отразил с той же легкостью, что и ледяную, и ударил в свою очередь заклятием паралича — на мгновение тело Дайена словно бы покрылось каменной корой, но только на мгновение. Дайен едва заметно улыбнулся — на всякий случай он загодя обмотал правое запястье тонкой золотой паутинкой, нейтрализующей вредоносную магию, так что теперь заклинание, способное превратить свою жертву в неподвижную куклу, лишь немного замедлило его движения. Ирваст изрыгнул изумленное ругательство. Не давая противнику опомниться, Дайен атаковал трижды подряд, наслав «Пылающие Оковы» и материализовав из воздуха потоки жгучих ядовитых брызг.
«Оковы» достигли цели — несколько мгновений Ирваст вопил от боли, корчась в опутавших его змейках синего огня, но змейки очень быстро погасли, а более простые заклинания Повелитель Йаули отбивал шутя. Наступила краткая передышка, в течение которой противники копили силы, выжидая, пока один из них допустит роковую промашку. Дайен заметил полупрозрачную защитную сферу, постепенно облекающую скособоченную фигуру Ирваста, — он, как более могущественный маг, в состоянии был позволить себе такую защиту. Дайена поддержание сферы измотало бы очень быстро, и вообще он начал понимать, что напрасно понадеялся на свое умение. Еще несколько магических атак, возможно, две-три успешных защиты, и Ирваст возьмет его голыми руками.
Однако тот отчего-то не торопился нападать. На его лице появилась скверная усмешка.
— Время играет против тебя, жалкий колдунишка, — сказал он. Дайен вздрогнул: из-за какой-то особенности гигантского подземелья слова, произнесенные обычным голосом, усиливались многократно и отражались гулким эхом. — Дурак-стражник был прав в одном: женщины ненадолго занимают Владыку. Можете перебить хоть всю дворцовую гвардию, но как только в игру вступит Жезл Света, вам настанет конец. Ты не помнишь, как это было в Венаадде. А я помню, как Эрианн Хитроумный потешался над гордыми воителями, заставляя их бросаться со стен, или биться друг с другом, или целовать ему сапоги. О, насчет Каури у меня к Бастиану будет особая просьба!
— Разве мертвец может о чем-то просить? — пожал плечами Дайен, надеясь, что его ложь не слишком очевидна. — Если мы и потерпим неудачу, ты, цепной пес Эрианна, этому уже не порадуешься. Я не выпущу тебя отсюда живым.
Ирваст, закинув голову, разразился зловещим хохотом.
— Неужели ты полагаешь, что от тебя что-то зависит, хвастун? — ликующе воскликнул он, резко оборвав смех. — Я учился у самого Исенны в те времена, когда твои предки только пытались запалить свечку без огнива! До сих пор я просто развлекался с тобой, хотя мог бы сжечь живьем или обратить в ледяное изваяние, а потом наблюдать, как ты растекаешься грязной лужей! Но я поступлю иначе. Видишь эти пещеры? Знаешь, что в них?
Обмениваясь ударами и кружа по огромному залу, оба довольно далеко отошли от дорожки, рассекающей пещеру пополам, словно удар меча. Ирваст махнул рукой, указывая на ближайшую квадратную дыру в скале в двадцати шагах за своей спиной. Дайен понимал, что, возможно, Ирваст пытается отвлечь его внимание, чтобы затем вероломно напасть, но все же невольно бросил взгляд в темный провал. А раз взглянув, уже не мог отвести глаз.
Неясная тень, двигавшаяся за толстыми, покрытыми бурой ржавчиной прутьями, обрела очертания. То, что вышло к самой решетке, уставившись на непрошеных гостей красными углями близко посаженных глаз, словно явилось прямиком из кошмара безумца: короткие косолапые ноги, свисающие до колен руки в буграх мощных мускулов, могучий торс, покрытый свалявшейся в неопрятные колтуны грязно-серой шерстью.
Ростом существо превосходило Дайена вдвое, но казалось почти квадратным из-за чудовищно широких плеч, над которыми выпирал мясистый горб. Косматая башка, размером и формой схожая с гранитным валуном, загнутые, похожие на кривые кинжалы когти на пятипалых лапах и клыкастая пасть довершали картину. Дайену показалось, что даже на расстоянии в тридцать шагов он чувствует невыносимую вонь, исходящую от монстра, и видит свисающую меж желтых клыков блестящую ниточку слюны.
Чудовище, видимо, тоже почуяло чужаков и внезапно начало колотиться всем телом о стальные прутья, издавая низкий утробный вой, в котором смешались голод и бессильная злоба. Спустя мгновение такой же вой донесся из другой клетки… из третьей… Жуткий многоголосый рев, лязг и скрежет стали наполнили гигантскую пещеру.
— Прелесть, не правда ли? — издевательски выкрикнул Ирваст. Он поднял правую руку, и на кончиках его пальцев заиграли голубые искорки, собираясь в трескучий шар. — Таких нет больше нигде, кроме этого подземелья. Даже само название этих тварей забылось, настолько они редкие и древние… и, между прочим, бессмертные, как и мы. Были еще другие, но Владыка совсем не заботился о них, и они передохли с голоду. А этих я стал подкармливать, и с тех пор они даже размножились — где-то там пещеры соединяются между собой… У них как раз время обеда! Ну, выбирай, которому тебя скормить? Может, этому, с седой шерстью? Или вон тому, помоложе — он сожрет тебя побыстрее? Твое последнее слово перед смертью, слабак!
— Значит, слухи о подземельях были правдивы! — крикнул Дайен, внутренне сжавшись в ожидании последнего удара. Твари, которым не было названия, бесновались в клетках. — Только один вопрос, проклятый ты убийца! Палачи Владыки — кто они? Кому отдали послов Венаадда?