— Господи, покарай еретиков, — прошептал Ганс, дернул губами. Огляделся. Флашвольф исчез.
— И ведь ничегошеньки, гад такой, себе не скопил, — сердито бурчала Магда, методично перерывая шкафы и ящики, — Ничего. Хоть бы куртку свою мне завещал. Даром мы тут что ли носимся на ночь глядя?
— Честный нашёлся, — подвела она итог наконец, вытирая лоб, — не рейд, а убыток сплошной.
— Лучше бы, чтоб воровал, — оскалились вокруг все. Ганс методично сгреб в мешок все, похожее на "вещественные доказательства". Магда выхватила у него из рук измятый листок, усмехнулась во весь рот и протянула Майеру — твоё, мол, ты искал.
Тот схватил, вгляделся, узнал потерянный договор.
— Спасибо, — ответил рядовой, внимательно разглядывая бумагу.
— Наплюй, все одно, недействительный.
— Как? — оторопело спросил тот, — как так, недействительный?
— Так, — сказала Магда, потом подумала, и решила, что правду говорить не надо — а то в следующий раз этот чудак найдёт словарь — и что, с князем тьмы тогда из-за него разбираться? Нет уж, пусть и дальше пишет через Т. Так что Магда встряхнула головой, поправила волосы и начала импровизировать
— Приказ капитана. Только с его разрешения и за его подписью. Ты, когда на службу нанимался, бумагу подписывал?
Майер кивнул.
Вот и продал тогда, — усмехнулась Магда, глядя на оторопелое лицо, — капитану.
— Пошли. Перевернем здесь все ещё раз, — окликнул своих угрюмый стрелок.
— Пошли, парни. Ганс, милый, хочу себе такую куртку, — откликнулась его жена. Ганс промолчал. "Сойдёт за обещание".
*** Капитан, Сержант, Прапорщик
— Ну как, есть что? — окликнул Яков Лесли сидящего за столом итальянца. В который раз уже? Яков надеялся, что дергает закопавшегося в бумагах по уши Лоренцо не слишком часто. Нехорошо, конечно, но слишком уж нестерпимым было ожидание.
— Серьёзного — ничего, — отозвался Лоренцо, поднимая голову, — ничего. Присяги свидетелей написаны явно задним числом, ордера на пытки — тоже, но чисто, не подкопаешься. Разве что время между допросом и снятием показаний — про законный день между пыткой и допросом Флашвольф напрочь забыл, писал в дело сразу. Но это мелочь, нас она не спасёт. Ищу, командир.
— Ну, ищи, — ответил Яков, машинально — больше, чтобы занять тоскующие по клинку руки — перебирая оставленные итальянцем в ящике бумаги. Вытащил один листок, посмотрел
— Да брось, — махнул ему рукой итальянец, — это совсем старье. Тут с времён Карла Великого бумаги копятся. Яков хмыкнул, поднёс к лицу — в самом деле, пожелтевший листок крошился в руках, буквы почти не читались. Отложил, полез за другим. Потом ещё и ещё. Уши слушали звенящую на все голоса городскую ночь, а рукам — рукам капитана все равно было нечем заняться. Желтый, мигающий огонек свечки, жёлтые, ветхие листы. Яков провёл ладонью — шелест страниц действовал завораживающе. Выцветшие буквы, древние дела, древние судьбы, спрятанные за завитушками почерка былых писарей. Бумага ласково шуршала под рукой — один жёлтый лист, другой. Фонарь мигнул, кривая Фемида словно подмигнула Якову со стены. Жёлтый лист. Опять жёлтый. Белый.
Яков невольно пролистнул и его, опомнился, выхватил на миг дрогнувшей рукой из пачки лист белой венецианской бумаги. Первой бросилась в глаза печать — красная круглая печать с орлом империи. Сургуч, кровавым пятном в свете фонаря. Потом — увидев подпись, Яков сморгнул ещё раз. И ещё, не веря собственным глазам. Знакомая капитану по гравюрам завитушка — Мы, Фердинанд, божьей милостью ... И так далее. Подпись императора. Потом глаза пробежали текст. Вначале — заголовок: "Добрым подданым разъяснение". А потом ниже. Угловатые буквы прыгали в глазах, упорно отказываясь складываться во что-то осмысленное. Яков продвинул фонарь к себе, игнорируя недовольный вскрик итальянца под ухом. Кровь ударила в виски, противно резко запахло палёным. Сладким, выворачивающим нутро запахом горелой шерсти и плоти.
— Боже мой, — прошептал он, чувствуя как плывёт под ногой гранит пола.
— Святая мадонна, — откликнулся ему в тон итальянец из-за плеча.
— Их всех повесят. Их, а не нас, — резко выдохнул капитан. Итальянец кивнул, глядя ошеломленными глазами на Якова. На лестнице глухо застучали сапоги, заскрипела дверь, Яков обернулся — вошёл сержант, теребя от волнения густую бороду.
— Ну что в хранилище, старина? — окликнул его капитан.
Сержант поднял на Якова глаза, дернул бородой, хрустнул костяшками, ответил угрюмо:
— Весело в хранилище, герр капитан. Денег нет. Такая вот закавыка.
— Как нет?
— А вот так. По бумагам — на месте, мешки лежат, печати нетронутые, а вместо полновесных талеров— валленштейновы. Помнишь такие?
— Действительные по предъявлению пистолета в лоб? — ответил Яков.
Валленштейновы талеры, которыми казна пыталась рассчитываться с армией в дни войны, он помнил хорошо. Они были похожи на настоящие, но серебра в них было — кот наплакал.
— Может... — начал было итальянец, но сержант перебил:
— Не может. У мамы Розы брали настоящие. И их кто-то украл. Чертовы шлюхины деньги....
Заныла голень, простреленная много лет назад. Белый снег на чёрных, опаленных с края волосах. Палач был пьян или развлекался.
— Все так. Но ты ошибся, старина, — выдохнул капитан, — это не чертовы шлюхины деньги. Это чертовы императорские деньги. На, читай — и протянул ему найденный лист. Лист белой, гладкой венецианской бумаги.
Указ его величества, императора Фердинанда.
"О порядке розыска и судопроизводства по делам о ведовстве и связях с нечистой силой" Сержант осторожно взял лист, просмотрел, начал читать, шевеля губами.
— В середине, — подсказал капитан, — от слов "имущество осужденных...
— …конфискации в пользу суда не подлежит и является нераздельной императорской собственностью… — закончил фразу сержант
— то-то мы про охоту на ведьм десять лет как не слышали... — присвистнул Лоренцо, — дурных нет, на чужой карман дрова тратить. А фогта повесят теперь, клянусь Мадонной и моим факультетом.
Но сержант покачал головой ещё раз:
— Не его. Он был достаточно глуп, чтобы засветить свою подпись на каждой бумажке. И, потом, почему указ спрятали меж старых бумаг, а не уничтожили? Да чтобы, когда приедет настоящая ревизия — достать оттуда и пристроить мастера фогта в петлю.
Яков кивнул. Ветеран рассуждал здраво
— Уничтожить императорский указ — преступление, по тяжести равное мятежу. А так, указ лежит в ящике и, формально, действует. Фогт с епископом про него явно не знают, а то не подставлялись бы так.
— Флашвольф?
— Может быть. А может и нет. Кто-то ещё. Кто-то достаточно умный, чтобы все это затеять...
— Пусть этот умник купит себе лопату и закопается. Будет проще. Всем, и ему в том числе. — отрезал сержант, медленно сжимая кулаки.
" Воистину. Тем более, деньги у этого "него" теперь есть", — подумал про себя Яков, а вслух
скомандовал, — снимайте посты, сержант. Уходим отсюда.
3-17
На исходные
** **
— Вот послал всевышний идиотов, — угрюмо думал Александр, найтмейстер славного города Мюльберга, объезжая узкие улицы. Найтмейстер, мастер ночи, начальник стражи на высокопарном приказном языке. Звучит неплохо, если забыть, что к звучному имени прикладываются хмурые дни и вечера без сна. Темные, как сейчас, когда ветер с реки продувает насквозь старый плащ, копыта черного, в цвет званию, коня мерно лязгают по булыжнику мостовой, а уши мерзнут, ловя звуки, летящие из тьмы переулков. Впереди — громада ратуши, с призрачно-белой крышей и луной, зацепившейся щербатым кругом за шпиль на башне. Окна за ставнями, тёмные, глухие галереи. Одинокая фигура у закрытых дверей. Непорядок.
— Мне в наказание. Непонятно, за что, — привычно выругался найтмейстер еще раз, разглядев в фигуре у двери своего подчиненного. — Что он здесь забыл?
— Майстер фогт работает с документами, просили посторожить, — бодро доложил стражник. С документами, так с документами. Бывает, конечно, хоть и перед ревизией. Но редко.
— Наш фогт — и работать? Да еще ночью? Чем его так припекло, интересно? — усмехнулся Александр в длинные усы, отъезжая. И все же... Что-то не так. Слишком тревожно звенела в ушах тишина. Слишком отчаянно скосил глаза молодой стражник, отвечая. Скосил на дверь. Найтмейстер отъехал за угол, остановил коня, дернул за длинный ус и огляделся: каменная громада ратуши на вид пуста, стрельчатые окна темны и забиты. Все, кроме...Луч света уколол правый глаз. Желтого, неровного света из щели в рассохшейся ставне третьего этажа. Кабинет фогта в другом крыле. Непорядок.
— Что-то не так. Надо проверить, — подумал найтмейстер, огладил усы, примерился, и рывком запрыгнул с седла на балкон второго этажа. Вцепился руками в перчатках в каменную балюстраду, застыл на миг, вслушиваясь, как падает на землю из-под сапога мелкая крошка. Ветер ударил в спину, словно поддержал на весу. Тишина. Найтмайстер выдохнул, поддел пальцами ставню, аккуратно открыл и запрыгнул внутрь.
Внутри ратуши плескалась тишина — мертвая, звенящая в ушах тишина и чернильная тьма, в которой вязли лучи неровного лунного света. Найтмайстер аккуратно прикрыл ставню за собой, прислушался и шагнул вперед, благословляя ночь, тьму и мягкую кожу сапог, позволявшую ходить беззвучно. Шаг. Другой. Глаза привыкли, пелена темноты расслоилась в глазах на серые и черные пятна — письменный стол, дверь, лестница. Не скрипнул под ногой пол, Найтмайстер тенью скользнул вниз, на первый этаж, прислушался. Снизу, от входной двери — негромкие голоса и хриплое, тяжелое дыхание. Еще пара шагов, от колонны к колонне, от тени к тени, беззвучно. Свет струился сверху, через неплотные ставни стрельчатых окон — неверный лунный свет. Две тени впереди, у двери. Человеческие, вон стоят, прислонившись к стене, давно, судя по ленивым голосам и расслабленным фигурам. О чем-то переговариваются. Вот на кого так отчаянно косился молодой стражник. Хорошо. Один из пришельцев на миг оторвался от стены. Тяжёлый рейтарский пистолет вылетел из кобуры, перевернулся, беззвучно лег Александру стволом в руку. Шаг — с носка на пятку неслышно. Грубый смешок впереди — один из пришельцев о чем-то пошутил, как показалось второму — удачно.