— Только не говорите, что ослеплены моей красотой, капитан, не поверю, — прозвенел в ушах царственный голос. Женский, ровный, уже слегка дребезжащий по стариковски. Яков открыл глаза. Ну, разумеется. Годы забрали у этой дамы красоту, оставив взамен царственный голос, осанку и блеск бриллиантов, скрывавших морщины. Старая знакомая, черт ее побери. Их светлость, графиня Амалия. Госпожа тёща имперского главнокомандующего. И теперь она даже не делает вид, что они с Яковом встретились случайно.
— Рад приветствовать, Ваше... — попытался поговорить что-то учтивое капитан.
— Без чинов, капитан, Вы, гляжу, все так же красноречивы, как и при прошлой встрече... — последовавший за фразой смешок был добродушен, тонок и обиден до крайности. Настолько, что Яков собрался и вымолвил:
— Чем обязан Вашему высокому визиту?
— Не здесь, капитан. Проводите меня, нам есть о чем поговорить.
И пришлось капитану делать учтивый вид, подавать даме руку и провожать к себе. Осторожно, стараясь не оттоптать подол сапогами.
" Интересно, как же она все-таки проехала сюда, посреди зимы, — подумал Яков, украдкой оглянувшись назад, на лакированную карету, — впрочем, о чем это я. Эта везде проедет"
— Итак, Ваша светлость, чем обязан? — спросил Яков ещё раз, уже у себя в комнате. Спросил, гадая как можно сидеть на простой табуретке так, как будто это трон. Но их светлости графине Амалии это вполне удавалось.
— Дела, — ответила графиня с улыбкой.
— Не смею спрашивать, какие.
— А зря. Ваши дела, капитан. Вот, полюбуйтесь, — и под носом у Якова захрустела, разворачиваясь, бумага. "Ничего себе", — тут Яков не сдержался, присвистнул себе под нос. Почерк майстера Хазера, штадтшкрибера города Мюльберга. На имя герцога. Донос. На него, Якова Лесли. Объемистый, зараза. Полный лист, мелким аккуратным почерком. Пунктов там. На три петли, расстрел и колесование в придачу. Дойдя до последнего, Яков совсем озверел, не сдержался и помянул писаря по матери, на московитский манер.
— Что, капитан, часовню тоже вы разрушили? — с коротким смешком спросила графиня. Видимо, тоже прочла последний пункт.
— Часовню мы как раз починили. Десять лет без ремонта была, — довольно таки невежливо огрызнулся капитан и посмотрел на самое важное — на дату. Две недели назад. Бумага ушла в первый день, едва они вошли в город. Хороши были бы они, пытаясь отсидеться.
— Откуда это у Вас? — спросил, наконец, Яков.
— Рыбка на хвосте принесла, — ответила графиня с такой же непроницаемой улыбкой.
"А разве не птичка? Хотя кто их непростую светлость знает, может это и не поговорка вообще. Один ее протеже с лохматым хвостом, почему бы не быть и второму — с чешуйчатым?"
— Так что у Вас тут произошло, капитан?
Яков усмехнулся и, как мог кратко, рассказал — что.
Герцогиня выслушала. Молча, непроницаемо. Лишь когда дело дошло до найденного в сундуке указа — улыбнулась и заметила.
— Ах, помню. Намучился же отец Ламормайни тогда.
— Простите, Ваша Светлость, кто?
— Отец Ламормайни, духовник его величества. Знали бы вы, капитан, чего стоило ему выбить этот указ из императора. Ему и всему ордену иезуитов. Даже после Бамберга — а местный пал лишь бледное подобие того, что натворил там епископ. Стон тогда стоял на всю империю. Но голос разума чертовски тих, когда дело касается привычки. Привычки, суеверий, денег, страха. Уж не знаю, чего было больше. К счастью, их величество опасно заболел, и отпущение грехов... То есть угроза оставить без отпущения своё дело сделало. Удачно получилось. Но это вам знать совсем не обязательно, капитан. Продолжайте.
И капитан продолжил, гадая про себя, насколько случайной была столь вовремя приключившаяся с их величеством болезнь.
— Получается, я спешила сюда зря, — задумчиво проговорила графиня, когда Яков закончил, — вы, капитан, справились сами. И опять сумели меня удивить ... Это в какой раз?
— В третий, — ответил Яков, вспомнив предыдущие два. Заныло плечо, пробитое когда-то шпагой полковника Мероде. Графиня улыбнулась.
— Ну, раз так, я, пожалуй, хотела бы посмотреть на автора этой в высшей степени занимательной бумаги. И, кстати, вы ужасно невежливы, капитан.
— Простите, Ваша светлость?
— До сих пор не предложили даме выпить.
Теперь усмехнулся уже капитан, встал, посмотрел в окно. Из города шёл сержант, медленно, борода торчком. По-хорошему надо бы спуститься, выслушать фальшивый, до скрежета зубовного, доклад — извините, мол, герр капитан, недоглядели. Объявить столь же фальшивый выговор в ответ. Нужно. Но лениво. И так сойдет. Капитан пожал плечами и повернулся к окну спиной.
— Посмотреть уже не получится. А вот выпить — можно, если местная водка вас не оскорбит. Только не чокаясь.
— Я так понимаю, вы провожали этого типа в последний путь, когда я приехала?
Капитан кивнул.
— Тогда почему не чокаясь? Повод, по — моему, вполне достойный.
Капитан пожал плечами еще раз. За окном шел Рейнеке, с Анной под руку. Умудрился ничего не заметить, стервец.
— Зря грустите, капитан. В конце — концов кому надо, живы, кому надо — нет, а мой протеже, похоже, собирается сделать меня бабушкой.
Их светлость улыбнулась опять. Лисьей лукавой улыбкой. Сверкнули тяжелые перстни на тонкой руке. Багровым и ледяным, ослепительным блеском. Капитан сделал каменное лицо и подумал, что совсем не хочет знать, какой из этих перстней принадлежал дому Борджиа раньше.
— Крестной бабушкой, а не то, что вы подумали. Хорошо, хоть прямо не сказали. Как он, кстати говоря?
Служит исправно, — разговор стремительно сворачивал с колеи. Несся вскачь, по ухабам. "Эх, сержанта бы сюда, — вскользь подумал капитан, — но некогда. Другого шанса может и не представится".
— Служит исправно. Выговор недавно получил. За неуставную форму одежды, — тут графиня смерила Якова тяжелым , непроницаемым взглядом. "Чёрт, вести людей на французские мушкеты было проще" — эту мысль Яков затоптал и продолжил.
— За неуставную форму одежды. То есть усы, лапы и хвост.
Графиня улыбнулась. Тоже непроницаемо, не поймешь, как.
— Сурово, капитан. Так и знала, мальчик не сумеет сохранить тайну. Поэтому и отправила его именно сюда. У вас, капитан, хорошая репутация.
— Репутация? Какая у меня репутация, интересно?
— Репутация человека, который решает проблемы и не задаёт вопросов. И не орет "караул", столкнувшись с необычным...
— Да уж, — коротко усмехнулся капитан, невольно скосившись на сапоги. Противно заныло плечо. Будто к дождю.
— Да уж. Прошлые встречи для "необычного" окончились печально.
— Это не ваша вина, капитан. С Мероде вы перестарались, не отрицаю, но это дело прошлое. Сам напросился. К юному Рейнеке претензии есть?
— Нет. Сработались. Ещё бы десяток таких — хорошая получилась бы разведгруппа.
— Увы, капитан. Но его родственники вам не понравятся. Так что обходитесь, пока, одним.
— И все-таки — что он такое?
— Не что, а кто. Ваш юнкер. Человек, если хотите знать. Добрый католик. Его предки крещены еще святым Мейнардом, первым епископом краев Ливонских.
— А он знал?
— Еще бы. Предка Рейнеке крестили дважды, человеком и в облике, отдельно. И далее, их секрет был известен всем, кому это положено по статусу. Если хотите, капитан, покажу Вам бумагу за подписью папы. С предписанием всем добрым католикам оказывать содействие верным слугам империи и церкви, баронам фон Ринген в борьбе с мракобесием и крестьянскими суевериями?
Капитан замотал головой. Резко. Плохо это в голове укладывалось, пока. Плохо.
— Не надо. Я, если не забыли, добрый лютеранин.
— И правильно. Все равно поддельная, — похоже, оторопь Якова графиню слегка веселила, — Нет, не мной, ещё в пятнадцатом веке. Отец — инквизитор Праги, решил, что их святейшество ко "всем, кому надо" не относится. А потом еретики разгромили Пражский капитул и эта тайна, вместе с их архивом, досталась мне. Так сказать, по наследству. Не всегда приятное наследство, но полезное и... — тут графиня улыбнулась ещё раз, — но мы в ответе за тех, кого приручили.
— И все-таки странно. Чёрные... — тут Яков замялся на мгновение, вспомнив с кем говорит. А потом продолжил :
— Ваши черные попы добротой к неведомому не отличаются.
— Вы просто плохо учили священное предание, капитан. Перечитайте житие святого Христофора на досуге. И поверьте, это не самое большое чудо.
— Хорошо, — улыбнулся в ответ капитан. Все это надо хорошо обдумать, но потом. А сейчас... А сейчас надо соскользнуть как-то с опасной темы.
— Хорошо, Ваша светлось. Я понял. Дальнейшие действия?
— Продолжайте в таком же духе. Прикрывайте парня, обеспечивайте секретность... И дайте знать, когда этот обалдуй таки сделает меня бабушкой... За окном засмеялись. Луч солнца пробежал по столу, кольнул глаза. Капитан усмехнулся. Вроде, пронесло. Пронесло разговор, как карету — лошади, на полном скаку, по корням да ухабам, чуть не выкинуло. Но обошлось, вроде. Теперь можно и другие вопросы обсудить. Не столь острые, но насущные, вроде оплаты новых услуг. Эх, сержанта бы сюда... Последнее Яков думал уже доставая второй стакан. Булькнула мутная водка. Графиня выпила. Изящно, не морщась, будто в стакане и не дешёвый самогон, а жидкость из погребов его величества.
— Ваше здоровье. Ну и гадость вы пьете, однако. Надеюсь, автор этого... произведения под охоту попал?
— Нет.
— А жалко...
— Если подождете, я попробую добыть что — нибудь более приличное вашему званию, — задумчиво проговорил капитан, — У француза вроде бы оставалось...
— У какого француза?
— Да увязался тут за нами один.. Путешественник... Аббат без кафедры или вроде того. Дороги опасны.
Лицо графини собралось, стало вдруг жестким. Глаза сузились, посмотрели на Якова пристально. Будто черные дула ловили прицел.
— Маленький, лицо тонкое, в разговоре иногда трогает мочку уха?
— Да, — ответил Яков растерянно. Они что, знают друг друга? Определенно, да. Пальцы графини резко сжались, сверкнув в глаза ледяными и алыми бликами.