— Ещё чего...
— Только они не просят, герр майор... Комендант, простите. Требуют. Именем императора.
— Какого... — начал было Холле и недоговорил. Ропот и гул голосов снизу стал глуше. И разом — отчетливей. Резче. Закричали в одной стороне, потом в другой. Крик пролетел по плацу, от стены до стены и замер, оборванный парой коротких, лающих звуков — команд. Холле — плащ крылом за спиной — кинулся от стены к стене. К той, что нависала над двором каменной галереей.
— Какая сволочь без приказа командует? — прошептал он, кривя губы. Пальцы впились в парапет. Истово, до белых костяшек.
Вахмайстер внизу строил почётный караул. Холле сверху видел, как дергаются его черные усы, взлетают и падают вниз руки.
— Какого черта? — рявкнул Холле. Ветер налетел, закрутил плащ, кинул майору в лицо снег и ледяную, мелкую крошку. Заслезились глаза. Майор отвернул голову. Орудийная площадка — внизу. Тонкие дула, лафеты, черные стволы глядят в поле, перед воротами. Как раз на ползущую по полю толпу. Один залп. Холле мысленно поблагодарил бога за удачу а себя — за предусмотрительность Час назад приказал зарядить картечью. Для учений. Один залп. Всего. Холле открыл было рот — скомандовать "огонь". И закрыл, молча, так ничего и не выговорив. Пушки стояли на дворе брошенные, одни, сиротливо щуря стволы в далекое небо. Пушкари, бросив орудия, спешили вниз. Без команды, без строя — толпой. Упал в снег, зашипел брошенный пальник. Плюнул сизым дымком и погас. Снизу — удар и протяжный скрип. И стук сапог. Ворота открылись.
Рука Холле дернулась в к поясу — судорожно. Схватила плетку. Потом пальцы опомнились — перепрыгнули рядом, на эфес. Двое рядовых пробежали мимо. При виде майора — не обернулись, лишь взяли правее, обогнув бледного от ярости Холле по широкой дуге. Даже не прервали разговор. «Жалование, — пролетело в уши майору короткое слово. И ещё, — тридцать лет. Надоело".
Майор Холле потянул саблю вон — судорожно, уже понимая, что не поможет.
— Какого черта? Я командную ..., — рявкнул Холле, раздувая ноздри. Крик взлетел, смялся и канул. В пустоту над крепостным плацем.
— Но платит — то император, — развел руками посыльный. Сдул с носа пшеничный чуб и ушел, удивляясь, что важный господин майор столь простых и очевидных вещей не понимает.
Снизу, со двора — опять стук сапог. Уже осмысленный. Потом лязг и отрывистый голос:
— Майор Холле, сдайте оружие. Майор обернулся. Навстречу ему, из полутьмы крепостных коридоров шагнул человек. Холле его узнал. Яков Лесли, капитан пехотной роты. Той самой. Холле оскалил зубы: "Привет, капитан"
С тихим шелестом скользнула из ножен кривая турецкая сабля.
— Холле, не дурите, — бросил Яков, шагая вперёд. Ещё. Лицо у майора — белое от гнева и унижения. Пальцы на эфесе свело, сабля застыла, на половине длинны от свободы.
— Ваши далеко. Крепость взята. Вы не прорветесь, майор, — сказал Яков ещё раз, прямо в это лицо. Не хотелось Якову устраивать драку сейчас. Уже после победы, так на потеху. Да и графиня просила этих Холле поберечь.
— Они редкие, — вспомнил вдруг капитан. Сделал ещё шаг, надеясь, что разум в майоре проснется. Вдруг, снизу, раскатом пролетел крик "ура". Ещё и ещё, эхом от валов, стен и башен. Холле вздрогнул, невольно бросив взгляд в ту сторону, через парапет. Яков — тоже. И даже сморгнул на миг. Вахтмайстер крепости решил слегка польстить въезжающим в крепость господам — или что там ему наговорили. Наскоро построил солдат, встретить криком "ура" въезжающую в крепость карету их светлости. Немного ошибся — торжественный крик достался обозной повозке с Анной на козлах. Рыжим пламенем — волосы по плечам. Холле обмяк. Как то сразу и вдруг. Зазвенела по камням брошенная Якову под ноги кривая восточная сабля.
— Ваша взяла, — прошептал он — в никуда, пустому серому небу. Огляделся — ещё раз, будто искал пути для бегства. Не нашел, поник, сунул руку в карман.
— чёрт возьми, а если сейчас перекинется? — спросил сам себя Яков, — у всех на глазах? Что тогда солдатам врать будем?
Из-за спины — опять стук сапог. Рейнеке — юнкер. Холле перевёл на него глаза, дернулся, руку из кармана убрал.
"Так-то лучше", — подумал Яков про себя, улыбнулся и сказал уже вслух:
— Ладно, Холле, подурили и будет. Скажите, где французы и серебро...
При слове серебро майор дернулся. Собрался, сощурил глаза. Оскалились зубы — хитрым, лисьим манером.
— Серебро, говорите... Пойдемте, господа, покажу...
С обзорной площадки бастиона спустились втроём — Холле впереди, руки за спину, Яков Лесли и Рейнеке — сзади. Вниз, через площадь, по сизым, скользким от снега камням — к внутреннему двору. Тому самому, за чёрной решеткой. По дороге к капитану за спину пристроился сержант, потом хмурый стрелок и Лоренцо. К решетке подошли уже хорошей толпой. Знакомый Анне каретный сарай, потом ворота во внутренний двор — козырек и арка серого камня. Витые столбы. Частый, переливчатый звон — на брусчатку вниз, с козырьков падали капли.
"Скоро весна", — подумал вдруг капитан и огляделся. Вокруг него — только свои, солдаты из роты. Люди вахтмайстера отстали и держались поодаль. Шум умолк, в спины его людям косились — опасливо.
"Чего это они?" — подумал было Яков. Мысль умерла. Решетка впереди дрогнула и зашаталась. До Лесли донесся длинный, пронзительный звук. Оттуда, из тьмы за решеткой. Донесся, пробежал по ушам, отдаваясь в спине неприятной дрожью. Лязгнула сталь. Яков дернулся, потом сообразил, что это его собственный клинок звенит в ножнах. Рука дернулась, стиснула эфес. Спереди — опять удар и, тут же шелест песка. Яков невольно сморгнул, увидев, как гнутся в пазах кованые прутья решётки.
— Что это? — прошептал он, отступая на шаг. Щелкнул курок. Резкий, лающий смех — это, прислонившись к стене, засмеялся майор Холле:
— Разрешите представить вам местного коменданта. Их милость барон Вольфхарт фон Ринген, собственной персоной.
Новый удар, решетка трясется и ходит в пазах. Ворота, арка, полутьма впереди, под козырьком. Глаза скользят, не в силах схватить контуры трясущей решетку фигуры. Тяжелые лапы, на загривке — клоками шерсть. Двумя угольками — глаза. Низкий рык рванул воздух опять, ввинтился винтом в уши.
— Похоже, он рад вас видеть, — засмеялся Холле. Якова передернуло — смех был похож на лай. Зверь взревел. За спиной — шепот и лязг. Мушкетер Ганс развернул стрелков в линию. Сошки уперлись в камень, полки открыты, в скобах зажаты тонкие, дымящиеся фитили.
— Стрелять по команде, — рявкнул Яков и шагнул вбок, освобождая мушкетам линию огня. Тень впереди почуяла дым, прыгнула в сторону. Задрожала решетка. Зверь исчез на глазах.
— Что у Вас тут, Холле, за чертовщина творится? — спросил капитан, переводя дыхание.
— Их милость, господин комендант. Немного не в себе, после общения с сыном, вы уж извините. Можно понять старика, молодежь нынче такая непочительная... — Холле отвечал, откровенно издеваясь, скалил зубы, глумливая улыбка плясала по лицу. Капитану очень захотелось его ударить. Но, вместо этого он огляделся — слава богу, чужих нет, только свои, посвящённые в тайну. Хорошо, не придётся лишний раз наводить тень на плетень. Рявкнул команду:
— Все оцепить, лишних не пускать
— Уже, — доложил сержант. Яков оглянулся — точно, парни из роты — тройным кольцом вокруг. Подумал ещё раз, пытаясь прикинуть, что делать дальше. Холле откровенно скалился, стоя у стены. Его все происходящее веселило.
— Рекомендую послать щенка вперед, — проговорил тот, — Они с папой в прошлый раз недоговорили слегка... Да и невестку для их милости было бы неплохо рассмотреть поближе.
Вперёд протолкался Рейнеке-юнкер. Прямой, собранный. Бледный немного, но — держится хорошо. Козырнул.
— Разрешите обратиться, герр капитан.
— Слушаю
— Чертов лис... Майор Холле прав. Извините, но это и впрямь семейное дело. Разрешите пройти вперёд...
Вот тут Яков разъярился не на шутку:
— Семейное дело? Три фута в холке, клыки, что рейтарская сабля и хвост — это у вас семейное, юноша, да? Нет уж, стойте здесь, ждите команды и не лезьте, куда не просят, — тут Яков заметил, как у парня дернулось лицо и сбавил тон. Слегка, — успеете гробанутся, вы ж теперь женатый, юноша...
Заметил Анну, сосредоточенно пробирающуюся к решетке с какой-то тряпкой в руке и рявкнул опять:
— И жену держите, пока тоже не нарвалась. Я с вами скоро сам озверею, хвост выращу и загрызу кого-нибудь...
Тут Яков выдохнул и подумал. Туннель под аркой был тих, молчал внутренний двор, лишь гонял снег и след по камням зимний ветер. Зверь затих. Затаился должно быть. "Может, обойти?" — подумал Яков и отверг эту мысль. В замковых коридорах их капающая слюной милость куда опаснее, чем на плацу, под дулами мушкетов. Вообще, в предложении парня резон был — зверя спустить на зверя. Старый барон, на вид куда страшнее и больше, чем юнкер в образе, но тут Рейнеке и не надо побеждать — просто выманить на чистое место, под выстрел. И все же...
"Посылать сына против отца — грех будет на мою душу, — угрюмо подумал Яков, — А их там и так... Да и солдатский залп, скорее всего, убьет обоих. Нет, надо думать дальше"
Тут Яков огляделся ещё раз, заметил все так же скалящегося майора Холле. Из за решётки — новый рев. Зверь еще здесь, затаился. Ждёт. Капитан поймал глазами майоров взгляд и тоже оскалил зубы:
— А вперёд мы чертова лиса пустим, — улыбка майора пропала враз. Зато улыбнулся Яков. В ответ.
— В конце — концов, чье начальство озверело, майор? Надо было беречь...
И тут новый голос хлестнул по ушам. Резко, хлыстом — по нервам.
— Отойдите все.
Яков перевёл глаза. Их светлость. Ну, конечно. Мир трясется, чудеса бегают, начальники звереют — и все это вдруг без неё?
— Откройте решетку и уберите людей, капитан, — их светлость прошла вперёд. Все так же невозмутимо. Только...
"Только голос у неё какой-то не такой" — подумал Яков. Половиной мозга, вторая судорожно искала вежливую форму к словам "а в уме ли вы?".