А сержант вышел в середину освещённого круга, остановился и небрежно бросил
— Вольно, — уставная команда сопровождалась величественным взмахом руки. Достойным иного маршала. Яков не знал, что старый волк задумал, но, на всякий случай, решил подыграть.
— С кем имею честь? — спросил он сержанта — вежливо, с поклоном, как старшего по званию.
— Йорг фон Фрундсберг, к вашим услугам. Толпа испуганно зашумела, попятилась …
— Но... но ваша.... — запинаясь, спросил кто-то из задних рядов...
— Зовите меня просто — герр оберст, — тем же тоном проговорил сержант.
— Герр оберст, но вы же умерли. — Знаменитый фон Фрундсберг, полковник ланскнехтов действительно умер добрых двести лет назад. Пугать его именем детей и шведов это пока никому не мешало.
— И что? — ответил сержант, ловя храбреца взглядом, — это повод оставлять полковое знамя? Тем более, что на нем изображены Христос, Богородица и все святые... А с таким знаменем, строем и под барабан — черти в аду закрыли все, что можно закрыть и спрятались перед нами. На всякий случай. Разумная, с их стороны предосторожность, я вам скажу. Вот и идём, по старой памяти обратно на землю. Без меня в Германии еретики расплодились, говорят… — тут сержант обернулся, внимательно посмотрел на привязанную к столбу фигуру, хмыкнул в усы и сказал
— Что, уже искореняете ? Правильно, так и надлежит поступать с врагами римско-католической веры... А больше лютеран здесь нет? Ну тогда можете идти по домам, я вас больше не задерживаю. — сержант сделал величественный, явно подсмотренный у архиепископа жест — отпускаю, мол.
Поле опустело вмиг, только пятки засверкали... Сержант задумчиво поглядел вслед убегавшим, пару раз пнул ногой потерянные в давке вещи, нагнулся, подобрал чью-то шляпу, повертел в руках. Оглядел поле ещё раз и глубокомысленно заметил:
— Да, капитан, такого быстрого бега я давно не видел. Надо будет наших орлов подучить...
— Только берет не потеряйте и наши себя ещё покажут... герр оберст... — страх ушёл, Якова почти против воли потянуло на веселье... тут он напомнил себе, что пехотному офицеру ржать как лошадь неприлично, отвернулся и пошёл к солдатам.
Спасённую Рейнеке попытался донести до лагеря сам, не доверяя никому такое дело. Итальянец Лоренцо сунулся было — то ли помочь, то ли посоветовать что-то весёлое. Сунулся и отлетел, как ошпаренный. Впрочем, голосу разума в лице увязавшейся за мужем Магды парень вскоре внял. Спасённую девушку — капитан заметил длинную прядь волос — уложили на сымпровизированные Гансом носилки. Дальше солдаты дошли без приключений. И ношу свою драгоценную донесли, даже не уронили ни разу.
Пока капитан сдавал лошадей, церемонно извинялся перед французами — гигант де Брасье извинения принял, пусть и с ворчанием — Магда бесцеремонно заставила юнкера уложить его ношу на лавку и погнала за водой. Солдаты сгрудились вокруг, Яков подошёл тоже — интересно было посмотреть, из-за кого чуть не пришлось под крестьянскую косу подставляться.
Девушка. Совсем молодая, лицо — простое, круглое с россыпью ярко-рыжих веснушек. Довольно милое... Яков скосил глаза на Рейнеке и подумал, что вслух это говорить не стоит. Не типичное для этих мест лицо, капитану почему-то пришёл на ум полковник О'Рейли. Яков даже пытался вспомнить, а не проходил ли их полк в этих местах лет эдак пятнадцать — шестнадцать назад. Лицо бледное, щеки горят, глаза — закрыты.
«Если умрёт — будет обидно. Зря подставлялись» — подумал было капитан, но тут девушка на мгновение открыла глаза и прошептала пару слов. Капитан расслышал «Милый ангел», а дальше шёл совсем бред. И провалилась в беспамятство снова.
— Что с ней ? — спросил Рейнке сам не свой от волнения. Магда пощупала девушке лоб и от души выругалась.
— Да заморозили девчонку, ироды деревенские. Вон, горит вся. Шутка ли мороз такой... простудилась...
Пристроившийся в углу у печки мастер-сержант на этих словах весело хмыкнул:
— Простудилась, бедная. На костре стоя. Ну точно, ведьма... Эй, Рейнеке, я же шучу... — поспешно добавил он, видя как юнкер тянется к кинжалу.
Капитан подумал, что теперь без него разберутся и ушёл наверх. Спать хотелось ужасно.
1-10
Решения
Комната Якову досталась маленькая, тёмная и довольно грязная. Но кровать в ней нашлась и даже стол с табуреткой. Капитан сел на тонкий матрас, огляделся — клопов вроде нету и подумал, стоит ли раздеваться или судьба подкинет ещё один аларм на ночь глядя. Потом решил, что на сегодня приключений достаточно и начал стаскивать с себя сапоги. Стащил один и тут в дверь постучали. Тихо, но настойчиво...
— Да, — прорычал Яков. Дверь распахнулась. На пороге статуей застыл Рейнеке. «Опять он, — подумал капитан, — но в этот раз, хотя-бы одет для разнообразия».
— Что случилось ?
— Герр Капитан, я … я протестую.
— По поводу чего ?
— Вы говорили, про передачу нашей, — тут парень на миг замялся, — в инквизиционный суд.
Якову остро захотелось рассмеяться. А потом взять и загнать парня в самый дальний караул до скончания времён, чтобы не издевался на ночь глядя над офицерами. Но потом расхотелось. Очень уж серьёзно выглядел пацан. Очень уж прямо держался. Даже кафтан застегнул на все пуговицы. Поэтому капитан просто сплюнул и выругался.
— Рейнеке, мать твою, ты хоть один инквизиционный суд в империи видел ? Их и нет уже давно. Хочешь знать — последний закрыли, когда сержантский берет ещё был в моде. Да в этой глуши вообще ни одного суда нет, передавать некуда. Но если ты так волнуешься — бери бумагу, пиши.
Юнкер подчинился. Капитан сплюнул ещё раз и начал диктовать.
— Заседанием суда военного трибунала» — поставь дату...
— А какое сегодня …
— Любую, не отвлекайся. В составе. Двоеточие. Как у тебя полное имя, парень ? С титулом ?
— Барон фон Ринген унд Лессе цу...
— Значит в составе благородных и достославных вольных солдат императора нашего Фердинанда, господ Фон Рингена и Лессе. Рассмотрел дело, подданной императора … имя потом впишешь. Подозреваемой в колдовстве. И вынес решение.
Юнкер вздрогнул, капитан усмехнулся и продолжил.
— А вот здесь пропусти пару строчек. И внизу напиши. Приговор окончательный пересмотру не подлежит. Все. Свободен. Печать у сержанта
— А … герр капитан. Какое решение писать ?
— А какое хочешь... под твою ответственность теперь.
Надо было добавить пару фраз — предупредить парня, чтобы не увлекался, но Яков взглянул в юнкеру в глаза и решил — сойдёт и так. И попросил юнкера закрыть дверь с той стороны. Спать хочется всем, даже иногда и начальству. Вот Яков подумал и завалился — как есть, в одном сапоге. А то мало ли что...
Дом затих, только Магда крутилась вокруг спасённой девушки. Магда, да Рейнеке-юнкер, прогнать которого у Магды не получилось. Девица то приходила в себя, то проваливалась обратно в беспамятство. В один из таких моментов Магда услышала вдруг, как юнкер, с совсем неуместной здесь церемонностью спрашивает у девушки её имя.
— Анна, — прошептала она и опять потеряла сознание.
«Замечательно, — подумала Магда, безжалостно отгоняя Рейнеке от больной подальше, — от кого же ты, красавец, бежал на ночь глядя, да ещё и в одном сапоге ? Сеновал теперь не повод для знакомства? Впрочем, кто бы говорил...»
Глава 2 - Марш в никуда
2-0
попутчик
Под утро выпал снег, укутал землю и еловые ветви в лесу блестящим, переливающимся искрами на солнце одеялом. Это было красиво — как отметил про себя Яков выйдя на двор. Отметил краем глаза, той частью головы, что не была наглухо забита ротными делами и бедами. Обоз, повозки, солдатская обувь, вся тысяча и одна мелочь требующая капитанского внимания. «Припозднилось начальство с роспуском на зимние квартиры, ой припозднилось» — вздохнул он тяжело, прикидывая про себя сколько бед несёт роте эта красота. Если бы вышли из лагеря на неделю-две раньше — шли бы спокойно по твёрдой земле. А сейчас — разлапистые зелёные ели за забором укрыли снежными шапками пушистые ветки, зимнее солнце пробилось из-за туч, светило вовсю, его лучи играли на снегу, пуская в глаза яркие разноцветные искры. Капитан поморщился. Белый, искрящийся снег лежал везде. Чистый, праздничный. Лесли представил себе пеший марш по такой красоте и от души выругался. И не идти нельзя — сейчас деревенские очухаются...
Внезапно под ухом заскрипел снег, оторвав его от невесёлых мыслей. Яков обернулся. По двору перевалку шёл мастер-сержант, задумчиво почёсывая на ходу лохматую бороду.
— Доброе утро, герр капитан. — вежливо поздоровался тот.
— Доброе, сержант, доброе. — ответил Яков, смотря как парни из третьего капральства пытаются вытолкнуть обозную телегу за ворота. Колеса скользили по снегу и льду, застревали в ямах, оглобли выворачивались из рук. Люди ругались, кляня на чем свет стоит тяжёлую махину.
— Если конечно его можно так назвать.
— Почему же нельзя, можно. Утро, оно завсегда доброе. Когда не последнее. — усмехнулся сержант, откашлялся и продолжил:
— Тут такое дело, герр капитан. Вчера ночью на поле. Олухи то эти деревенские. Ой, скажу я вам, дров они хорошо натаскали, много. На пару талеров. Это по меньшей мере, а если с душой к этому подойти — Яков обернулся на каблуках и сердито посмотрел на улыбающегося в бороду сержанта. Знал он это сержантское «с душой» отлично знал.
C того сталось бы продать деревенским их же собственные дрова. А потом ещё раз, их соседям. А потом дождаться, когда все передерутся, торжественно разнять и снять со всех штраф за нарушение земского мира. В свой карман, разумеется — старый вояка проделывал такое не раз и не два на капитанской памяти. Только тогда шла война и жаловаться пострадавшим было некому.
— Дрова, говорите? Сжечь одного самозванного оберста ? Даже не думайте, мастер-сержант.
Сержант обиженно засопел, сверкнул на капитана злыми глазами.
— Вот я то, капитан, как раз и думаю. Я — думаю. — повторил он, упрямо, сквозь зубы выговаривая слова, — О том что идти нам на юг. Долго. Вначале пустошь, потом Эльба. И единственный мост — в Мюльберге, правильно?