– Что это? – спросил Логан, переведя дух.
– Частная железная дорога, – ответил Олбрайт, – когда-то это был главный вид транспорта – как пассажирского, так и грузового. В конце девятнадцатого века здесь работало много машинистов. Забросили ее в тридцатые годы благодаря нашествию автомобилей. По-моему, она протянулась через весь Адирондак к северной границе, к озеру Шамплейн.
Он склонился над этими разрушенными остатками, зловеще поблескивающими желтизной в лунном свете.
– Смотри-ка, – сказал он, показав на пару размазанных в грязи следов, – они ведут на запад к Уединенной горе. – Он взял немного грязи и, тщательно растерев ее между пальцами, добавил: – Их оставили менее пяти минут назад. Похоже, мы нагоняем его.
– Едва ли это вероятно… – начал Логан, но Олбрайт уже устремился дальше по этим следам, закинутая за спину винтовка дико подпрыгивала у него между лопатками.
Логан рванул за ним. Олбрайт опередил его всего лишь ярдов на двадцать пять, но тем не менее догнать его было совсем не просто. Джереми не ожидал, что будет так трудно бежать по этой заброшенной железной дороге: расстояние между шпалами оказалось на редкость неудобным для бега, а заросшие ежевикой и прочими лесными травами промежутки изобиловали предательскими ямами.
Следы стали менее четкими, и Олбрайт соответственно замедлил бег, но не остановился. То и дело он светил своим фонариком по сторонам, вглядываясь в темноту леса.
– Туда, – произнес он через минуту, махнув рукой в левую сторону и высветив лучом фонаря стайку крупнолистных буков.
Логан понятия не имел, почему Олбрайт выбрал это направление, но послушно последовал за этим опытным следопытом, уверенно бежавшим в ту часть леса. Ему показалось, что где-то впереди послышался тихий треск веток. Его рука покрепче сжала пистолет. Он вдруг задумался, что они будут делать, если догонят Фивербриджа… и почти мгновенно осознал, что это и так понятно.
Они взобрались на какой-то пригорок и вышли на маленькую поляну, со всех сторон окруженную буками. Впереди, примерно в полумиле от них, над оголенными кронами деревьев возвышалась очередная пожарная вышка, выглядевшая неповрежденной, в отличие от той, что лежала на исследовательской станции. Она напоминала огромный металлический скелет пару сотен футов в высоту, а на вершине примостилась смотровая будка, и к ней внутри вышки, крутыми пролетами, поднималась пожарная лестница. Но времени на подробный осмотр не осталось, поскольку Олбрайт уже бежал дальше.
– Наблюдательный пункт пожарной станции Фелпсовой горы, – бросил Олбрайт через плечо, – заброшенный, разумеется.
Они пересекли полянку, залитую ярким светом луны, подсвечивавшей также окружающие ее гряды облаков, и вошли в лес на другой стороне. Из темневшего впереди леса больше не доносилось никаких звуков. Несмотря на случавшиеся промедления или ошибочные повороты, Джереми поистине впечатлили следопытские навыки Олбрайта. Благодаря ли обучению отца, Наума Блейкни, собственному отроческому опыту или комбинации всех трех причин поэт умудрялся идти по следу, который Логан вообще не видел.
Буки вновь сменились сосняком, еще более густым, чем прежде.
– Странно, – сказал Олбрайт, останавливаясь и обследуя на уровне плеча очередную сломанную ветку, сочившуюся свежим соком, – он опять повернул к югу. Похоже, возвращается по своим же следам…
Внезапно справа от них раздался громкий треск, резко взметнулись сосновые лапы, и из леса к ним выскочило порождение ночного кошмара.
Лора Фивербридж стояла на пороге тайной лаборатории. Ей хотелось побежать за Логаном, но она не могла сдвинуться с места; казалось, потрясение последних минут парализовало ее. Она слышала быстро удаляющиеся звуки шагов, скрип тормозов, короткий взволнованный разговор… а потом – тишина.
Очнувшись, Лора медленно развернулась и прошлась по лаборатории. Инсинуации – обвинения! – Логана казались безумными. Много месяцев она трудилась вместе с отцом в поисках способа нейтрализации действия введенной сыворотки. Более того, бо́льшую часть работы проделал ее отец… неизбежно, поскольку днем ей приходилось продолжать исследования в главной лаборатории с двумя ассистентами… но она видела, как упорно он трудился и много помогала ему. Он не мог, не стал бы обманывать ее… после всех тех жертв, на которые она пошла ради него.
– Отец, – пробормотала она, – что они сделали с тобой?
Поначалу она двигалась медленно, неуверенно, точно лунатик, бесцельно переходя от стола к столу. Но чем больше она думала о таком ужасном повороте событий, тем более порывистыми становились ее шаги: «Что же делать? Что же делать?»
Она должна, она может что-то предпринять. Она поверила Логану, доверила ему их тайну… а он предал ее. Более того, он предал ее отца. Одному богу известно, как он поступит с этими знаниями. Однако в одном она была уверена: такие чудовищные обвинения после всех пережитых отцом унижений могут привести его к глубочайшей депрессии.
Пока она нервно расхаживала от стола к столу, ее взгляд случайно упал на дверь в личную отцовскую комнату – комнату, где он сам проводил исследования и куда ей запрещалось входить.
Она остановилась. Конечно! Там могут быть доказательства; доказательства того, что он делал все возможное для исправления ужасных трагических последствий, доказательства его душевных страданий после неудачного эксперимента, и тогда слова о его притворных усилиях станут не чем иным, как подлейшей клеветой.
Слегка неуверенно она подошла к этой двери; вход в ту комнату казался ей чем-то вроде незаконного вторжения, но ею руководили лучшие побуждения. Немного помедлив, она переступила через порог. Обстановка комнаты отличалась удивительной скромностью: узкая кровать, раковина, стол и набор приборов, но сами приборы выглядели слишком просто, даже скудно – с их помощью едва ли можно было решить эту сложнейшую проблему. Разумеется, он не просил ничего особо экзотического… и, естественно, она заказывала все сама… но она предположила, что он забирал все необходимые приборы из основного помещения их тайной лаборатории и возвращал после окончания работы. Она не особо следила за тем, какие приборы в те или иные дни находились под рукой. В конце концов, отец был серьезным ученым.
Неужели он проводил основные исследования в большой комнате? Может, он считал эту комнатку своего рода монашеской кельей и удалялся сюда для раздумий, или простейших опытов, или… для безопасных для других страданий, запираясь на ключ в периоды полнолуния.
Ее взгляд упал на лабораторный журнал, прикрытый лежавшей на столе зеленой салфеткой. При виде этого свидетельства научной работы ее захлестнула такая волна облегчения, что она вдруг осознала, в какое смятение на самом деле привели ее утверждения Логана. Ведь это личный журнал отца! Именно в нем найдет она нужные доказательства. Разумеется, там есть записи о сделанных им попытках, всех испробованных способах, которые много обещали, но в итоге оказались неудачными.
Схватив со стола журнал, она начала быстро листать его. Но перестала уже через минуту. Лора взирала на открытую страницу с выражением откровенного ужаса.
– Не может быть… – прошептала она.
Дрожащими руками она перевернула страницу; пробежала глазами, перевернула следующую… журнал выпал у нее из рук.
Без малейших колебаний она выбежала из комнаты и устремилась к выходу из тайной лаборатории.
Логан похолодел при виде существа, появившегося между густых сосен. Перед ними стоял, несомненно, Чейз Фивербридж… но иной, чудовищно преобразившийся Фивербридж.
В обманчивом лунном свете он казался значительно выше своих шести футов и четырех дюймов роста. Его белоснежные волосы свалялись от налипшей на них и подсохшей грязи, и в этой жуткой шевелюре запуталось множество веток и опавших листьев. Его кожа пошла красными пятнами, усеянными сочащимися гноем фурункулами. Конечности покрылись густой пятнистой шерстью. На лице его застыл алчный оскал. Огромные руки с длинными лопатообразными хитиновыми ногтями изгибались, сжимались кулаки. Под шерстяной рубахой бугрились мощные бицепсы. Самое страшное впечатление производили маленькие красные глаза со взглядом, исполненным изголодавшейся ненависти. Логан видел однажды такие глаза: в отделении Скорой помощи, куда доставили юношу, накурившегося «ангельской пыли»[27]. Парень вопил как резаный, изо рта у него шла пена и – несмотря на то что полицейский ударом дубинки сломал ему руку – размахивал сломанной конечностью, точно оружием, не замечая боли и пытаясь выбить глаз санитарам, притащившим его в больницу.
Это наводящее ужас зрелище напоминало бессмысленную пародию безумной ярости на Зефраима Блейкни, только на порядок более мерзостного обличья. Исчез неуверенный в себе ученый; его место заняло чудовище, исполненное всепоглощающей страсти и звериного кровожадного вожделения. Ощущение порочности, испорченной, извращенной, иной природы, окатило Логана волной.
Все эти мысли пронеслись в его голове за какую-то долю секунды. Но вот Олбрайт начал снимать с плеча винтовку. Фивербридж рванулся к нему и одним ударом когтистой руки разодрал поэта от ключицы до груди. Олбрайт закричал от боли, но по-прежнему пытался достать винтовку. Тогда Фивербридж схватил Олбрайта за руку и мощнейшим рывком отбросил ее в сторону; послышался легкий щелчок, словно куриный окорочок отделился от тушки, и вывихнутая рука поэта повисла под странным углом. Голос Олбрайта сорвался от мучительной боли, а зверь бросился на него, раскинув свои ручищи с растопыренными когтистыми пальцами, явно собираясь нанести смертельный удар.
Логан вдруг осознал, что за мгновения этой неравной баталии невольно попятился, объятый ужасом. Опомнившись, он вскинул пистолет и выстрелил, ранив Фивербриджа в плечо. Раненый взревел, но это не отвлекло его от упавшего на землю Олбрайта. Второй выстрел попал ученому в ногу. Тогда, взвыв от боли, нападавший выпрямился. Логан выстрелил третий и четвертый раз, но его рука дрогнула и обе пули пролетели мимо. Фивербридж сгруппировался, готовясь к прыжку, а Джереми, не раздумывая, развернулся и, сломя голову, бросился наутек.