ец! Или ты забыла бедную Катрин, умершую по его вине? И Жана, нашего Жана!»
Базиль ее не понимал. Клер сдалась, смирилась. Она говорила себе снова и снова, что все идет как должно. Вчера, после заключения гражданского брака, Фредерик принял в Понриане нотариуса, мэтра Керана. Этот почтенный господин, в настоящую минуту дегустирующий кусок свадебного торта, проследил, чтобы Клер подписала документ, в котором был указан размер назначенной ей супругом ренты и ее будущих личных доходов. Бертий гарантированно получит деньги, которые решат проблемы Гийома; Соважон, сидящий на цепи на мельнице, назавтра после свадьбы перейдет жить в усадьбу. «Я все ради них сделала, — убеждала себя Клер. — Что станет со мной, мне теперь все равно, раз Жан умер!»
Но как лечь в постель с Фредериком, принимать его ласки и все, что за ними последует? Перспектива ее страшила. С отсутствующим видом она смотрела на гостей — и их не видела, равно как и поданных на серебряной посуде разносолов. Клер перечитала меню. Отпечатанный на глянцевой бумаге с золотым тиснением — гирлянды из роз и голубков, — перечень яств плыл у нее перед глазами. Паштет из мяса жаворонков с трюфелями, заливное из пулярки, закрытый пирог с мясом перепелов, жареная оленина, сливочный мусс с карамелью, выдержанные бордоские вина…
Клер отложила согнутую вдвое картонку, попробовала пирожное с пралине, выпила еще глоток шампанского. Фредерика, следившего за ней краем глаза, ее испуганный вид только умилял. Вспоминались наставления тети Аделаиды. Уезжая, та шепнула ему на ухо: «Будь с нею деликатен, внимателен. Не пугай своими замашками самца-покорителя! От этого зависит ваше будущее счастье. Если поспешишь, впредь она будет упрямиться…»
Фредерик вздохнул. Пожилая дама не подозревала, что ее внучатый племянник пребывает на трудном пути исправления. Откуда ей было знать, что он пользуется в регионе дурной репутацией соблазнителя, и заслуженно. Фредерик же был уверен, что победил своих демонов. Смерть отца принесла ему умиротворение. Священник в храме дал ему очищение от всех его прошлых прегрешений.
«Я буду нежно любить Клер! Заботиться, уважать!» — в который раз пообещал он себе, любуясь ее изящной шеей, белыми плечами и красивым профилем.
Он показал себя таким щедрым, доброжелательным и терпеливым, что даже Колен Руа уверовал: его дочь получила отличного мужа.
В шесть вечера фиакры и приватные коляски стали разъезжаться. Бертрану предстояло переночевать в доме друга, в Ангулеме. Аристид Дюбрёй долго пожимал Клер руку. Ей же хотелось отхлестать этого господина с испытующим взглядом по щекам — за то, что преследовал Жана. При воспоминании об утраченном любимом, более мучительном, чем обычно, у нее закружилась голова.
Бертий расцеловалась с кузиной, бросая завистливые взгляды на предметы роскоши, коих в гостиной было множество.
— Тебе повезло, — шепнула она Клер на ухо. — Прошу, зови меня почаще в гости!
Наконец Фредерик и Клер остались одни, если не считать снующих по комнате Пернелль и ее племянников, помогающих убирать со стола.
— Мне бы хотелось немного отдохнуть, — почти робко проговорила новобрачная.
Клер знала, что ужинать им предстоит тет-а-тет. Она будет в другом платье и наденет нитку жемчуга — еще один подарок мужа. По дубовой обшивке стен танцевали тени. Фредерик ответил, пожимая ей руку:
— Ваша спальня готова, идите и прилягте! А я пока наведаюсь в конюшни. Мне сказали, у одной кобылы колики.
Хозяин Понриана поклонился. Клер воскликнула совершенно по-детски:
— Тогда и я с вами! На воздухе мне полегчает. Я так люблю лошадей! А колики пройдут, если напоить лошадь теплой водой с отрубями, а потом пусть она хорошенько пройдется!
Фредерик вскинул брови. Он и сам все это знал, но энтузиазм Клер его позабавил. С крыльца они спустились, держась за руки. Тем вечером прислуга с изумлением созерцала в конюшнях Понриана новобрачную в белом платье, волочащемся по соломе и плиточному полу, которая гладила захворавшую лошадь, даже не сняв своих шелковых перчаток. То была новая хозяйка поместья.
Волею судеб Аристид Дюбрёй оказался в тильбюри доктора Мерсье. Того пригласили на партию бриджа в Ангулем, и он предложил полицейскому место в своей коляске. Мужчины были едва знакомы, однако между ними прослеживалась некая общность: оба защищали своих сограждан, один — арестовывая лиходеев, другой — излечивая различные телесные недуги. Разговор, естественно, скоро свернул на молодоженов.
— У Фредерика Жиро хороший вкус, — сказал доктор. — Клер Руа — очаровательная девушка и очень привязана к родным. Лучше уж пусть она будет замужем за этим богатым помещиком, нежели подвергнется соблазнам, которые не столь богоугодны!
Полицейский поморщился. Он заметил холодность, с какой отнеслась к нему новобрачная.
— Очаровательная, как же… — язвительно отозвался он. — Для кого как! Если бы она могла испепелить меня своими черными глазищами, я бы умер на месте! Вспоминаю, как за ужином, год назад, покойный Эдуар Жиро хвастался, что держит в руках одного мануфактурщика, на чьей дочке женит своего Фредерика, хочет того девица или нет. Мое мнение: ее «цветок», как бы он ни был красив, давно сорвали. Вы, наверное, слышали, что мои ребята застали ее голой на берегу ручья прошлым летом? Посреди ночи, заметьте!
Доктор скабрёзно хохотнул:
— Черт, хотел бы и я там быть! Но что искали ваши жандармы в долине ночью?
Аристид Дюбрёй не любил вспоминать о своих провалах, поэтому ответил сухо:
— Я шел по следу молодого узника колонии в Ла-Куронн, некоего Жана Дюмона, который уже дважды сбегал. И дважды я его ловил и передавал органам правосудия. Хитрый парень! Я подозревал, что в третий раз он сменит тактику. Направится не к порту, как остальные беглецы, в надежде уплыть морем, а останется в регионе и будет искать надежное убежище. Кто-то в городе рассказал, что в вашей долине, в скалах, полно пещер.
Мерсье задумчиво прикусил нижнюю губу. Потом глянул на полицейского.
— Жан Дюмон? Кажется, я уже слышал это имя…
— Высокий тощий парень с небесно-голубыми глазами, благодаря которым он легко очаровывает дам, и те его прячут и кормят. А ведь он — убийца! Я собирался лично проследить за его отправкой в Кайенну. И вздохну спокойно только тогда, когда все мерзавцы, как он, будут в кандалах!
Доктор порылся в памяти. Вспомнилась некая деталь, которую он, однако, не решился бросить на потраву Дюбрёю.
— Убийца, говорите вы? — переспросил он. — И кого же он лишил жизни?
— На Йерских островах, что в Средиземном море, он убил лопатой надзирателя. Дюмону тогда было пятнадцать. Прирожденный преступник!
— Ну конечно! — воскликнул Мерсье. — Ярко-голубые глаза, густые черные ресницы… Жан Дюмон! Я осматривал его как-то в Ла-Куронн. Парень сильно кашлял. Скорее всего, это была попытка попасть в больницу. Директор колонии меня еще предостерегал… И знаете что? Мне кажется, я видел его не так давно возле мельницы мэтра Руа. Руку на отсечение не дам, потому что Дюмон-колонист был обрит налысо, а у этого парня, жившего в доме старика Дрюжона, волосы черные и довольно густые.
— Волосы отрастают! — отрезал Аристид Дюбрёй. — Проклятье, Дюмон ускользнул у меня из-под носа! А ведь я заезжал к Базилю Дрюжону, признанному анархисту и бывшему коммунару, я его расспрашивал!
Глава ангумуазской полиции даже переменился в лице. Поджав губы и глядя невидящими глазами прямо перед собой, он долго молчал. Смущенный доктор Мерсье сказал:
— Но я ведь могу и ошибаться! В местечке говорили, что этот парень — племянник Дрюжона. Сходство могло быть случайным. Если он и вправду преступник, то почему жил открыто? Я даже видел его на балу 14 июля и в тот вечер, когда несчастная Ортанс Руа скончалась, купаясь в собственной крови. А потом этот парень уехал.
Дюбрёй посмотрел на доктора с презрением. Они уже выехали на широкий белесый тракт, ведущий к предместью Ангулема, именуемому Ла-Гатин. Отсюда открывался прекрасный вид на город. Расположенный на возвышенности, он был залит закатным солнцем, со своими каскадами крыш охряного цвета, высокими колокольнями и дозорной вышкой над городской ратушей.
— Благодарю за ценные сведения, доктор, — сказал полицейский. — Вы с ними несколько припозднились, но лучше поздно, чем никогда! Я не стану досаждать юной мадам Жиро, что было бы ошибкой, но к Дрюжону съезжу. Не люблю, когда меня водят за нос!
На площади Шам-де-Марс они распрощались. На город опускалась ночь.
Глава 12. Угасшие сердца
Они едва прикоснулись к спаржевому супу-пюре и яйцам «в мешочек», поданным со сливками. С начала ужина молодожены говорили о лошадях. Фредерик, который гордился своими успехами в коневодстве, нахваливал красоту поголовья: он скрещивал кобыл легкой тягловой породы с жеребцом испанских кровей. Потомство получалось крепким и резвым, годилось в упряжку и для верховой езды.
Клер слушала, а иногда, набравшись храбрости, даже высказывала собственные идеи на этот счет. Она переоделась в шелковое темно-красное платье, сильно декольтированное. Темные волосы, гладкие после сотни касаний щетки, блестели в мягком свете свечей. Фредерик любовался ею, все еще не веря, что она будет ему принадлежать.
Пернелль принесла травяной чай и удалилась, улыбаясь до ушей: новая хозяйка ей понравилась.
— Идемте к камину, дорогая, — предложил Фредерик. — Вы продрогли. Вы должны быть в форме для нашей завтрашней верховой прогулки!
Клер мечтательно улыбнулась. Фредерик преподнес ей полный костюм наездницы — так называемую амазонку. Сшитая из коричневого бархата, она была великолепна. К костюму прилагались аксессуары, необходимые даме из общества, выезжающей верхом: шляпа с высокой тульей, белый шелковый шарф, который полагалось завязывать под подбородком, ботинки, гетры. Великолепное дамское седло дополняло этот необыкновенный подарок.
Клер позволила проводить себя к глубокому кожаному креслу.