— Что вы желаете на завтрак, мадам? — спросила служанка.
— Ничего, благодарю вас.
Пернелль встревожилась. Поднялась на господский этаж, навострила уши. Фредерик храпел в своей спальне. Она вошла в комнату Клер, разгребла простыни и увидела кровь.
«Бедняжка! — сказала себе пожилая прислуга. — Мсье не хватило деликатности… Ох уж эти мужчины!»
Клер вошла в конюшню. Два конюха были заняты чисткой денников. Она надела сбрую на Сириуса — белого жеребца, подаренного ей Фредериком. Дамское седло приятно пахло новой кожей.
— Скажете господину, что я уехала прогуляться, — распорядилась молодая женщина.
— Да, мадам! — отвечал Луи, племянник Пернелль. — Но только мы еще не успели дать Сириусу овса!
— Ничего, поест, когда вернемся.
Ее тон был сух и авторитарен. Слуги переглянулись: хозяин нашел супругу себе под стать. Клер попросила их помочь ей сесть в седло, форма которого была ей в новинку. Ей предстояло закинуть правую ногу на верхнюю луку, формой напоминавшую рог, а левой упереться в нижнюю. Стремя было только одно.
— Тише, Сириус! — шепнула она коню, который был довольно нервным.
Рокетта не шла ни в какое сравнение с этим великолепным скакуном, настоящим великаном. Но молодая женщина больше ничего не страшилась. По аллее, ведущей к главному въезду в усадьбу, она понеслась галопом. За воротами простирались поля, пересекаемые проселочной дорогой, а за ними — рукой подать до леса. Клер чуть ослабила уздечку, заговорила с конем ласково, наглаживая по шее. Сириус быстро проникся к ней доверием. Около часа они скакали по тропинкам и вдоль живых изгородей с белыми вкраплениями цветущего боярышника, пока не оказались на возвышении, с которого долина была видна как на ладони. Солнце освещало серые стены скал по ту сторону речки. Вербы украсились цветами-«котиками», желтыми и пушистыми, ярко-зеленые луга были усеяны золотыми одуванчиками.
Пахло весной, медом и разогретой на солнце землей.
Такой знакомый пейзаж, увиденный в новом ракурсе, вывел Клер из полузабытья. Вот старый мост, а чуть дальше, справа, — крыши фермы семьи Лавалетт… Она повернулась и посмотрела на группу строений, составлявших Пастушью мельницу. Там, под рыжей черепицей, ее родной дом! Клер прошептала, словно повторяя урок:
— Перетирочный цех, овчарня, жилой дом, сарай, сушильни…
В этот утренний час отец наверняка следит за процессом формовки бумажных листов. На специальные сетчатые листы набирается бумажная масса, жидковатая и липкая, потом работник распределяет ее по форме, и лишняя жидкость стекает… Этьенетта разжигает огонь в печке, и ее круглый живот туго обтянут грязным передником. Бертий валяется на кровати, спокойная и счастливая, потому что теперь никакое банкротство ее Гийому не грозит. Вой, перемежающийся лаем, достиг ее ушей.
«Соважон до сих пор на цепи! Вечером съезжу заберу его!»
Ни на мгновение Клер не захотелось поехать поздороваться с родными. Она чувствовала себя ненужной, отвергнутой. Отныне ее единственным занятием будет пользоваться деньгами мужа. Сириусу надоело стоять на месте. Клер снова пустила его галопом, в направлении дубовой рощи. Ветки росли так низко, что ей приходилось пригибаться. В голову пришла идея. Она потрогала длинный атласный белый шарф у себя на шее.
«Это было бы так просто! — подумала молодая женщина. — Я умею делать скользящую петлю… Привязываю шарф одним концом к ветке, другой — на шею, при этом оставаясь в седле. Говорю Сириусу «Н-но!» или даже ударяю его хлыстом. И всё — свободна, никому ничего не должна! И не пришлось бы возвращаться в Понриан. Люди говорили бы: «Какое несчастье! На следующий день после свадьбы! Такая красивая, добродетельная!» И наверняка обвиняли бы Фредерика, что это он довел меня до греха, — хотя он-то как раз и ни при чем. Он любил меня и теперь считает себя обманутым. Мы могли бы жить счастливо, если бы я не встретила Жана. Два года назад все мои мечты были только о Фредерике Жиро!
Абсурдность собственной судьбы вызвала у нее ироническую улыбку.
«Видимо, я не создана для счастья!»
Клер выехала из-под зеленого полога. Она не опустится до самоубийства! Крошечное существо привязывало ее к жизни — младший брат Матье. Она прищелкнула языком, пуская коня рысью. Полчаса спустя молодая женщина въехала в Пюимуайен. Узкая улочка привела ее к дому мадам Колетт.
Фредерик сказал, что не хочет разводиться, но не переменятся ли его планы насчет сына Колена Руа? Клер решила, задержавшись возле своего коня, что в худшем случае оставит малыша на попечение Бертий. Той есть за что быть ей благодарной…
Фредерик дремал до десяти утра. Пернелль постучала в дверь. Он ощутил аромат горячего кофе.
— Мсье, я позволила себе принести ваш завтрак, — послышался приглушенный толстой дверью голос служанки.
Внезапно ему вспомнились события минувшей ночи. И как он огорчился, как испугался… Клер — недвижимая, избитая, ноги в крови… Невзирая на острое разочарование, толкнувшее его на крайность, чувства Фредерика к ней, в общем-то, не изменились.
«Господи, что, если я ее убил?»
— Мсье! — упорствовала Пернелль. — Вам нездоровится?
— Минуту! — крикнул он.
Постепенно Фредерик пришел в себя. Во рту страшно пересохло, и он проклял те моменты, когда опустошал бутылку коньяку. И все же ему снова хотелось спиртного. Хватит ли у него выдержки войти к Клер и застать ее в той же позе — бледную, умолкнувшую навсегда, покинувшую мир живых? Он спросил срывающимся голосом:
— Пернелль! Ты стучала в комнату мадам?
— Госпожа ранним утром уехала верхом, мсье! Сказала, что не голодна.
Фредерик испытал огромное облегчение. Буркнул: «Входи!» и с удовольствием взял с подноса и выпил чашку черного кофе. Пернелль смотрела на него озадаченно.
— У вас странный вид, мсье!
— Ступай, Пернелль! У меня такой вид, как мне нравится! Приготовь синюю спальню, с окнами в парк!
— Вы поселите там мадемуазель Дениз? Но что скажет мсье Бертран?
Пожилая служанка прищурилась, удрученно покачала головой. Фредерик не сказал Клер, что, кроме него и тетки Аделаиды, о существовании малышки знала еще и Пернелль.
— Скажу ему правду, когда сочту нужным, — отрезал он. — Хватит с меня лжи и секретов, отравляющих жизнь. Отцу больше нечего опасаться, он гниет на кладбище! Маму — да упокоится она с миром! — тоже уже ничто не расстроит. Ступай, говорю тебе!
Он вдруг осознал, что не только Клер пережила эту ночь, но и его гнев. Умершая от его руки, молодая женщина получила бы право быть оплаканной, а сам он терзался бы муками совести. Но, оказывается, она прогуливается верхом — дрянная девчонка, упорствующая во грехе, которая так дерзко посмела ему перечить, а позже, ночью, встретила такой обезоруживающей покорностью! Вспомнив, как он взял ее силой, подчинил себе, Фредерик испытал вожделение. Упрекнул себя в том, что напился, что был слишком нетерпелив.
«Я не ласкал ее грудь, ни разу не поцеловал ее в губы! Ничего, она дорого мне заплатит за предательство. Распутничала? Значит, буду обращаться с нею соответственно! Каждый вечер…»
Со злости он стукнул кулаком по деревянному изголовью кровати. Боль его несколько утихомирила. Объявляя супруге войну, Фредерик Жиро не собирался отказываться от своих планов. Дениз переедет жить в поместье, и он займется воспитанием Матье Руа. Будет устраивать в Понриане праздники, псовую охоту, и Клер придется играть роль примерной жены. Он хотел, чтобы она была элегантной и ослепительно красивой, сопровождала бы его повсюду. Как бы его не злили признания молодой женщины, он не перестал ценить ее образованность, ум и любовь к чтению.
— Вот ведь дрянь! — процедил он сквозь зубы.
Клер вернулась в полдень, как раз к обеду. Фредерик разбирал у себя в кабинете счета. Она переоделась, выбрав очень простое платье из светло-зеленого атласа. В таком наряде, с косой, она выглядела пятнадцатилетним подростком.
— Про таких, как вы, говорят: «Она живой в рай попадет!» — заявил он, когда они сели за стол.
Молодая женщина не ответила. Она едва прикоснулась к жареной курице, поданной с гарниром из жареного картофеля.
— Сириус соответствует вашим ожиданиям? — спросил он, даже не взглянув на нее.
— Да, благодарю вас. Это надежный конь и бесстрашный к тому же!
Фредерик разглядел сиреневый кровоподтек у нее на шее, под платком, и устыдился. Пернелль с племянницей принялись убирать со стола. Как только они вышли из столовой, он стал извиняться:
— Вчера я разозлился, и то, что случилось ночью… Больше всего меня огорчает утрата той почтительной любви, которую я к вам питал. Я надеялся, что смогу нежно заботиться о вас, беречь, баловать! И я до сих пор вас люблю, но по-иному.
Вы принадлежите мне, и я собираюсь располагать вами, как мне вздумается.
Она ответила прямым взглядом, уязвленная в своей гордости. Однако эти его слова, это чванство и невнятные угрозы, как ничто другое, вернули Клер силы и желание жить.
— Это мы еще посмотрим, — отвечала она едва слышно. — Но знайте, что не обязательно напиваться и душить меня, чтобы добиться исполнения супружеского долга. Я не буду противиться, ведь мы женаты.
Фредерик опустил глаза, не зная, злиться ему или восхищаться. Прежде все его зазнобы либо молча подчинялись, либо вздыхали по нему. Клер же была из другого теста. Более спокойным тоном он сказал:
— Половина этажа в вашем распоряжении. Дениз я отвел голубую комнату, в конце коридора. Вы можете устроить Матье в смежной комнате, желтой с голубым. Я уже купил для него детскую кроватку.
— А Соважон? Вы позволите ему жить во дворе? — тихо спросила Клер.
— Я не изменяю своему слову, в отличие от некоторых… Если ваш полуволк не польстится на моих овец и жеребят и не порвет мне глотку, когда вы ночью случайно вскрикнете, пусть себе живет. Распорядитесь, чтобы Луи смастерил для него будку с крепкой цепью. Сегодня днем мы с вами едем в Ангулем! Коляску подадут ровно в три. Остановимся в доме тети Аделаиды. Прошу вас одеться соответственно. Со своей косой и в полосатой юбке вы похожи на крестьянку!