Клер отодвинула от себя блюдце с творогом и несколькими видами варенья и встала со словами:
— Вам это наверняка не понравится, но я все же скажу! За конюшней у вас растет полынь и чистотел, который в народе называют бородавником. Вашей служанке Пернелль он пошел бы на пользу: у нее заметный нарост на правой руке!
Фредерик закатил глаза и пренебрежительно отвечал:
— Не хватало, чтобы вы рвали траву на глазах у конюхов! Вы — хозяйка Понриана, мадам! Ведите себя соответственно. И я не желаю, чтобы впредь вы разгуливали в таком виде!
Наверх Клер почти бежала, задыхаясь от обиды.
«Я не собираюсь переодеваться по пять раз на дню!»
Нахлынула ностальгия. Ей захотелось снова оказаться дома — препираться с Бертий, смотреть, как вращаются лопастные мельничные колеса… Фредерик вошел без стука. Впрочем, стучать не было смысла: замок и сама дверь все равно сломаны. Клер, в розовом атласном корсете и кружевном подъюбнике, возмущенно вскрикнула. Она чувствовала себя голой и уязвимой, выставленной на всеобщее обозрение.
— Что вам угодно? — с упреком спросила она. — Но раз уж вы тут, будьте так добры и посоветуйте, что мне надеть! Я не часто бываю в городе.
Мужчина окинул ее насмешливым взглядом. И тогда она поняла… Фредерик подошел, уложил ее поперек кровати. Клер зажмурилась. Он накрыл ладонями ее нежные белые груди, стиснул раз-другой, потом вошел в нее одним энергичным толчком. Пришел черед поцелуев, жадных и глубоких, которыми он долго не мог насытиться. Сегодня он был не так груб, и когда с его губ сорвался стон наслаждения, Клер ощутила знакомую дрожь внизу живота. Вспомнила Жана и разрыдалась: ей казалось, она его предает, испытывая удовольствие с другим.
— Почему вы плачете? — спросил, тяжело дыша, Фредерик.
— Боялась, что вы меня ударите, как вчера, — солгала Клер. — Но вы меня пощадили. У меня до сих пор все болит…
Жестом она указала на свои бедра. Несколько смутившись, он извлек свое орудие. Их близость его и смущала, и обнадеживала. Клер держалась с простотой, граничащей с бесстыдством.
— Собирайтесь! — сказал он. — Я подожду вас в гостиной. Наденьте что-нибудь элегантное и при этом скромное. Волосы распустите и уложите заново, в шиньон. Еще я был бы вам признателен, если бы вы надели кольцо — подарок тети Аделаиды…
— Непременно! — тихо отвечала молодая женщина.
Так началась супружеская жизнь Фредерика и Клер.
Нижняя Нормандия, ферма «Семь ветров», 12 июня 1898 года
Норбер Шабен доедал суп. Его дочь Жермен налила ему сидра, после чего прошла потихоньку к очагу, подбросила поленце — кусок корня яблони, искореженный временем, — и села.
— Что-то Жан сегодня припозднился. Это не в его привычке, — сказала она с беспокойством.
— Ба! Наверное, корова от стада отбилась. Он парень хороший, пока не найдет, домой не явится!
Жермен покосилась на стоявший в углу старинный нормандский шкаф-кровать с двумя резными дверцами, которые на ночь закрывались. Жан спал на этой кровати вот уже месяц и неделю. Ах, если б было можно проскользнуть ночью к нему, лечь рядом!
— Я все-таки волнуюсь, — проговорила молодая женщина.
— Вот уж зря! — бросил Жермен насмешливо. — В море он больше не сунется, а в наших местах заблудиться трудно. Пойду-ка я спать. Ты тоже долго не сиди!
Жермен кивнула, снова берясь за рукоделие. Она стала искусной вышивальщицей, ей это занятие нравилось: руки заняты, и можно мечтать сколько душе угодно. К двадцати пяти годам ее ни разу не позвали замуж, и даже ухажеров не нашлось.
Девичье тело томилось смутными желаниями — узнать счастье любви, иметь детей… Женщины в местечке судачили, что Норбер Шабен — домашний тиран и держит дочь при себе, чтобы готовила и вела хозяйство. Жена его умерла десять лет назад. Дни и месяцы одиночества тянулись для его дочери тем мучительнее, что она знала, что нехороша собой. Но однажды утром на ферму пришел незнакомец. Он искал работу. За него ручался дальний кузен Норбера, рыбак из Пор-ан-Бессена. Жермен пригласила юношу в дом. Отец был тогда в поле.
Кровь приливала к ее щекам каждый раз, когда она вспоминала, как Жан впервые поднял на нее свои синие глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Неожиданный гость был худ, плохо выбрит и плохо одет.
История парня тронула сердце Шабенов, и отца и дочки. Матрос на сейнере «Бесстрашный», он выжил в кораблекрушении у берегов Ньюфаундленда.
«Уцепился за доску! Думал, умру от голода и жажды, но мне повезло: канадское рыболовное судно меня подобрало. Они возвращались в порт. Я долго валялся в местной больнице в бреду. Позже, в апреле, смог вернуться во Францию — спасибо хозяину одной судоходной компании. На обратном пути я работал безвылазно в котельной. Денег у меня ни гроша, и я хочу поработать пару-тройку месяцев… тут, в Нормандии. Мне сказали, вы ищете батрака, присматривать за коровами».
Норбер нанял его, дал жилье и стол. Жермен с утра до вечера благодарила за это Господа. По вечерам она садилась за вышивание, а Жан заводил рассказ о Клер, своей невесте. Сначала старая дева огорчалась, а потом свыклась с этой мыслью. Этот пригожий парень уедет рано или поздно, зато она хоть немного поживет рядом с ним… Она готовила Жану фруктовые пироги под шапкой взбитых сливок и суп на сале. Он благодарил улыбкой, от которой у нее замирало сердце. Жермен не питала иллюзий: красавец-брюнет думал только о своей Клер.
«Видела бы ты ее, Жермен! Красивая — глаз не оторвать! Волосы темно-каштановые, смуглая. Добрая, ласковая, щедрая! А еще у нее есть пес. Только представь: помесь волка с собакой! Он лижет Клер в подбородок и только ее слушается!»
Когда у Жана завелись хоть какие-то деньги, он послал своей нареченной письмо. Жермен видела, как он пишет, — при свече, склонившись над столом. Жан очень старался, объяснив, что читать его научил один старый школьный учитель.
«Я уже рассказывал тебе, Жермен, что Клер должна была в мае приехать ко мне в Ла-Рошель. Надеюсь, она получит письмо до отъезда. Она меня дождется, я знаю!»
Жермен отдала конверт почтальону, регулярно проезжавшему мимо фермы на новеньком велосипеде, а потом выплакала все слезы, запершись в сеннике.
Жермен так задумалась, что стук башмаков на деревянной подошве по полу заставил ее вздрогнуть.
Вошел Жан. Лицо у него было мрачное. Сняв соломенную шляпу, которую она ему подарила, он присел на приступку у самого очага.
— Суп еще теплый, — тихо проговорила она. — Проголодался? Я волновалась. Отец решил, что телка потерялась и ты ее ищешь.
— Нет, — отвечал парень. — Я шел, не разбирая дороги, пока не понял, что уже и до Бени-Бокажа рукой подать.
— Далеко тебя занесло! — удивилась Жермен.
— Нужно было успокоиться. По пути домой я встретил почтальона. Он дал мне письмо.
Молодая женщина затаила дыхание. Жан посмотрел на нее. Прежде он как-то не замечал, какой у бедняжки длинный нос, впалые щеки и маленькие глаза. Белый чепец покрывал ее похожие на паклю волосы. И все же этим вечером во взгляде этих бледно-голубых, очень добрых и грустных глаз ясно читалось сочувствие.
— Клер прислала ответ? Не слишком же она торопилась! — тихо проговорила Жермен.
— Вот, прочти! Клер не решилась написать сама. Новости о ней мне сообщает Бертий, ее кузина. И какие новости!
У молодой женщины вдруг защипало в носу, на глаза навернулись слезы. Тихо, чтобы не потревожить отца, она, запинаясь, стала читать:
Милый Жан!
Неприятно сообщать тебе о событии, которое тебя, конечно же, огорчит. Узнав, что ты умер при крушении «Бесстрашного», Клер, обремененная финансовыми проблемами (отец ее в то время совсем забросил дела), по прошествии двух месяцев решила выйти за Фредерика Жиро, который, по своей доброте, принял на себя все расходы на воспитание малыша Матье. Они редко наведываются на мельницу, так что я передала твое письмо с запозданием. Для Клер это стало потрясением, но она уже поклялась в верности другому. Ты знаешь ее честность. Так что оставь всякую надежду, для нее ваша мимолетная любовь — в прошлом.
Господь сохранил тебе жизнь, и я, как друг, советую тебе остаться жить в Нормандии, подальше от тех мест, где тебе лучше не появляться по известным причинам. Уверяю тебя, Клер счастлива. Видел бы ты, как она царит в Понриане, меняя наряды и драгоценности! У нее есть даже породистый белый жеребец, о котором она с большим восторгом рассказывает.
Да, ей было приятно узнать, что ты жив, однако снова встречаться с тобой или писать тебе она желания не проявила. Я сама взялась за перо, хоть и знала, что ничего утешительного не скажу. Ты свободен, Жан. Ты — живешь. Не упусти второго шанса, который посылает тебе Господь!
Бертий Данкур
Жан тихо застонал. Сжал кулаки, встал и отвернулся. Жермен ему искренне сопереживала, но при этом сердце у нее — пусть и без причины — пело.
— Бедный мой Жан! — едва слышно проговорила она. — А она, наверное, настоящая дама, эта Бертий… пишет не хуже нашего кюре.
— Мерзавка она! — вспылил Жан. — Наверняка на свадьбе радовалась больше всех! Считала, что для Клер я недостаточно хорош!
— Значит, ты несколько часов бродил по полям, один как сыч, чтобы успокоиться? Понимаю, для тебя это горе.
Юноша совсем повесил нос. Жермен с отцом ничего не знали о его прошлом каторжника.
— По-другому и быть не могло! Жив бы я был или нет, они бы все равно поженились. Этот Жиро, богатый, как набоб, давно положил на нее глаз. Что ж, он свое получил и пусть радуется! Недолго Клер по мне плакала. Я думал, она любит меня сильнее.
Они немного помолчали. Жермен отложила вышивку. Повторно звать его ужинать она не решилась, понимала, что ему не до того.
— Налей себе кальвадоса, — сказала она вполголоса. — Отец не узнает. Бутылка в том сундуке, что справа!
Она была уверена, что стаканчик яблочной водки его взбодрит. Жан покачал головой. Молодая женщина вернула ему письмо.