Открываю дверь в полицейский участок и вхожу внутрь. Приемная маленькая, величиной едва-едва с мою гостиную. У стены стоят старые деревянные стулья и скамья, явно начинавшая свою жизнь в качестве церковной скамейки. Еще здесь наличествует деревянная конторка, за которой сидит женщина, печатая что-то на компьютере, выпущенном еще в доинтернетную эпоху. Ей лет пятьдесят с небольшим, европеоидного типа, седеющие волосы собраны в строгую прическу, идеальный макияж, очки с линзами в форме кошачьего глаза.
– Вам помочь? – спрашивает она, не прекращая печатать.
– Я здесь как свидетель, – говорю я. – По делу Марлин Крокетт.
Щелканье клавиш прекращается. Она разворачивает свое кресло так, чтобы оказаться ко мне лицом, тщательно изучает меня, потом проезжает на кресле немного вперед, чтобы дотянуться до телефона.
– И как же вас зовут, милая?
Я подавляю желание сказать ей, что не следует давать мне вот так, с порога, нежные прозвища.
– Гвен Проктор.
Женщина узнаёт это имя. Я вижу, как она медленно моргает, и лицо ее резко застывает – словно опускается решетка ворот в средневековом за́мке.
– Присядьте, – говорит она. – Я сообщу детективу.
Занимаю один из деревянных стульев, который выглядит немногим удобнее скамьи. Женщина бормочет в телефон что-то, чего я не слышу, потом кладет трубку и совершенно неискренне улыбается мне.
– Подождите минутку, – говорит она и возвращается к своему компьютеру. Если на этом антиквариате есть электронная почта, то, несомненно, сейчас женщина повсеместно разошлет новость о моем приезде.
Я рада, что у меня на руке записаны номера адвокатов. Понятия не имею, что может случиться здесь; вероятно, обвинить меня в преступлении не смогут. Но я на собственном горьком опыте поняла, что быть невиновной – не значит избежать ареста.
Проходит даже меньше минуты; потом прочная деревянная дверь в задней стене отворяется, и из нее выходит человек, которому приходится пригнуться, чтобы пройти под притолокой. Я смотрю на него во все глаза; полагаю, ему это уже привычно, потому что с таким ростом он мог бы играть в национальной баскетбольной сборной… шесть футов семь дюймов, а может быть, даже девять или больше [10]. Тощий, с длинными ногами; костюм, вероятно, сшит на заказ, потому что сидит хорошо; сам костюм светло-серого цвета – уступка давящей жаре.
– Мисс Проктор? Я детектив Фэйруэзер из Теннессийского бюро расследований. – Я встаю, он протягивает мне руку, и, пожимая эту руку, я чувствую себя карлицей. Ведет он себя с профессиональной сдержанностью. Кожа у него бледно-розовая, на нее явно не ложится летний загар; светлые волосы подстрижены по-военному коротко. – Как у вас дела, мэм? Надеюсь, поездка была не слишком трудной.
Надо отдать ему должное: он назвал меня «мисс», а не «миссис»; обычно мне приходится поправлять людей на этот счет. У него явный южный акцент, однако не совсем теннессийский. Вирджиния? Трудно сказать.
Он придерживает передо мной дверь и жестом приглашает меня войти. Я подчиняюсь не сразу.
– Вы ведь на самом деле не из вулфхантерской полиции? – спрашиваю я его.
– Мы вместе работаем над этим делом, – отвечает он. – Я – ведущий следователь. Прошу вас, мэм, проходите.
Он невероятно вежлив. Полагаю, это должно меня успокаивать, но, напротив, настораживает. Однако у меня нет особого выбора. Он не позволит мне уйти отсюда, пока не побеседует со мной. Я прохожу мимо него в узкий, тускло освещенный коридор. Как и ожидалось, коридор такой же ободранный и облупившийся, как и все остальное здесь. Следователь проводит меня по коридору в один из кабинетов и закрывает за мной дверь.
Типичная допросная. Я устраиваюсь на том месте, которое мне положено занимать: там, где меня удобнее всего запечатлевать на видео. Может быть, такая моя готовность к сотрудничеству будет оценена следствием.
Детектив Фэйруэзер опускается в кресло по другую сторону маленького стола – так осторожно, словно боится, что оно развалится под его весом.
– Мэм, вы не будете против того, чтобы наш разговор записывался? Это нужно для следствия. – Он кладет на стол свой смартфон. В этом нет никакой необходимости – разве что камера в допросной плохо работает… или детектив не вполне доверяет местной полиции. В ответ я киваю, и он нажимает красную кнопку на сенсорном экране.
– Хорошо. Для протокола: назовите, пожалуйста, ваше имя, мэм.
– Гвен Проктор.
– Изначально вы были Джиной Ройял, верно? Женой Мэлвина Ройяла?
Дешевый приемчик, детектив.
– Да, это мое прежнее имя в замужестве.
– Для общих сведений, мэм: где вы проживаете в настоящее время?
– В поселении Стиллхауз-Лейк поблизости от Нортона.
– В штате Теннесси?
– Да.
– Вы проживаете там одна?
– Нет, – отвечаю я. – У меня двое детей, Ланни и Коннор. Также в нашем доме проживает Сэм Кейд.
– Сэм Кейд. – Детектив подается вперед, опирается локтями на стол и сплетает длинные пальцы. – И в качестве кого именно он там проживает?
– Я не уверена, что понимаю этот вопрос. – На самом деле отлично понимаю. Но я хочу, чтобы он задал его прямо.
– Он снимает у вас комнату или…
– У меня с ним общая спальня, – говорю я. Полагаю, более обычной формулировкой было бы «мы любовники» или «мы партнеры», но даже сейчас мне не хочется заходить так далеко. Полагаю, это глупо.
Впрочем, не важно, насколько тщательно я подбираю слова, потому что детектив сразу же осознаёт их смысл.
– Что ж, это несколько необычно, не так ли? Учитывая, что ваш бывший муж жестоко убил его сестру…
Я позволяю этим словам на несколько секунд повиснуть в воздухе. Мое молчание подобно острым иглам. Когда я отвечаю, мои слова звучат резко, словно я – сама того не замечая – обороняюсь от нападок:
– Каким образом все это относится к тому, что я слышала по телефону?
Фэйруэзер вскидывает ладони, то ли сдаваясь, то ли извиняясь.
– Прошу прощения. Это просто общие вопросы о вашем прошлом.
Нет. Это был тщательно разработанный план, предназначенный для того, чтобы вывести меня из равновесия, и мы оба это знаем.
– Хорошо, давайте продолжим и двинемся дальше. Мне нужно задать вам кое-какие вопросы относительно Марлин и Ви Крокеттов.
– Я их не знала, – отвечаю я. Абсолютно честно. Заставляю себя расслабиться. Язык тела говорит не менее отчетливо, чем слова. Особенно на камеру.
«Камеры!»
Я невольно бросаю взгляд на камеру, закрепленную в углу. Она замаскирована, но не очень тщательно: покрашена так, чтобы сливаться со стенами. На ней нет светового индикатора, указывающего на то, работает она или нет, но я все равно чувствую ее пустой, безличностный взгляд.
Моргаю, гоня прочь кошмарные воспоминания, и пытаюсь снова сосредоточиться на лице Фэйруэзера. Он задал мне какой-то вопрос, который я пропустила.
– Прошу прощения?
– Вы разговаривали с миссис Крокетт, мы это знаем. Ее звонок вам длился значительное время. Непохоже, чтобы она просто ошиблась номером.
– Я не сказала, что она не звонила мне. Я сказала, что не знала ее.
Его соломенного цвета брови изгибаются дугой.
– Вы часто разговариваете с посторонними людьми, которых даже не знаете?
Несмотря на эту фразу, построенную со старомодной сельской вежливостью, я распознаю́ акул, таящихся под этой гладкой поверхностью.
– Иногда, – отвечаю я, стараясь сохранять спокойствие. – Когда у них проблемы.
– И какую же именно помощь вы можете предложить им?
– Советы. – Меня подмывает остановиться на этом и предоставить ему думать над тем, что же это значит, но я этого не делаю. – Послушайте, вы знаете, кто я и кем был мой бывший муж. Люди – в основном женщины – иногда ищут помощи на стороне, чтобы справиться с трудной ситуацией.
– Например?
– Мужа одной из таких женщин должны были арестовать за насилие над детьми. Она не знала, как пережить это – и последствия этого. Другая хотела сделать то же самое, что и я: сменить имя, чтобы защитить своих детей от преследования. Иногда я могу помочь им. Чаще всего – нет. Время от времени мне звонят те, кому нужно просто выговориться.
– А миссис Крокетт?
– Она не указала, в чем именно заключалась ее проблема. Она явно чувствовала какую-то беду, хотя мне не показалось, будто она ощущала угрозу конкретно для себя. Она хотела, чтобы я приехала в Вулфхантер. Сказала, что обсудит всё лично со мной. – Я делаю вдох, потом выдыхаю. – Честно говоря, я думала, что она, возможно, подозревает кого-то из своих знакомых в преступлении. Обычно именно в этом бывает дело.
– Вы приезжали сюда? Встречались с ней?
Я вижу, как в его глазах проскакивает искра – словно включилось зажигание. Какой карьерный рост его ожидает, если он каким-то образом сможет повесить убийство женщины на бывшую жену Мэлвина Ройяла?
– Нет, не приезжала и не встречалась, – отвечаю я с прежним спокойствием. – Я с радостью предоставлю вам возможность проверить геолокацию моего сотового телефона, которая точно покажет вам, где я находилась с тех пор; могу также предоставить вас полный ответ о своем местопребывании в эти дни – в письменном виде. Я никогда не бывала в Вулфхантере, пока мы не приехали сюда вчера вечером.
Если следователь и разочарован, то никак не показывает этого.
– Если сможете записать всё это для меня, вы окажете большую помощь следствию, – говорит он. Открыв боковой ящик своего стола, достает оттуда стопку разлинованных желтых листов и фломастер. – Мне нужно будет также расспросить мистера Кейда о том, что он делал с тех пор, как Марлин позвонила вам в первый раз, и до тех пор, пока вам не поступил второй звонок.
– Конечно. Он с радостью сделает это и тоже даст вам доступ к данным о локации своего сотового телефона. – Обычно я не стала бы давать таких обещаний от имени Сэма, но этот детектив явно не глуп; он так или иначе собирается добыть судебные постановления на этот счет и предъявить их нам. Если мы пойдем ему навстречу, может быть, это повысит кредит доверия к нам?