– Я хотел бы пообещать это, – говорю я ему. – И это было действительно легко, потому что я люблю твою маму, люблю тебя и твою сестру.
– Но ты не станешь обещать, – заключает Коннор и пинает камешек.
– Пока еще нет, – подтверждаю я. – Спроси меня снова в конце недели.
Он бросает на меня странный взгляд:
– Почему? Что будет в конце этой недели?
– Просто так, – отвечаю я. – Черт меня побери, если я знаю. В этом-то все и дело.
Коннор слегка подталкивает меня локтем, я подталкиваю его в ответ. Он смеется ясным смехом, какой от него редко можно услышать.
– Ты иногда бываешь тупым, ты это знаешь?
– Только иногда? – Я принимаю неожиданное решение: – Иди за мной.
– Но… – Он указывает прямо вперед, в то время как я сворачиваю вбок. – Тропа идет туда.
– Ага, – подтверждаю я. – Пойдем, заблудимся ненадолго.
Мы идем через лес минут примерно пять, а потом Коннор замечает оленя и собирается что-то сказать, но я прикладываю палец к губам и плавно присаживаюсь на корточки за кустом. Коннор старательно повторяет за мной. Я остаюсь совершенно неподвижным, глядя, как олень подходит ближе. Ближе. Я гадаю, брал ли кто-нибудь когда-нибудь Коннора на охоту; когда я был подростком, именно это помогло мне и моему приемному отцу сдружиться. Но потом мне приходит в голову, что задавать такие вопросы не следует, учитывая неизбежную ассоциацию с той «охотой», которой занимался его отец. Учитывая то, как Мэлвин убивал своих жертв.
В жизни этого мальчика и так уже было достаточно смертей.
Мы сидим в кустах, пригнувшись, и наблюдаем за оленем, который жует траву, а потом наклоняется и тянется за новым пучком. Точнее говоря, это самка, красивая лань, и мы некоторое время просто любуемся ею. Когда она убредает прочь, мы встаем, и я понимаю, что перед нами новая тропа, едва заметная, ведущая в другом направлении. Эта тропа не отмечена на официальных картах – скорее всего, она не туристическая, а охотничья.
– Можно? – спрашивает Коннор, указывая на нее.
– Конечно, – отвечаю я. – А если мы заблудимся, что ты будешь делать?
Он достает из кармана компас, прикрепленный к цепочке с карабином на конце, и застегивает карабин на поясной петле своих штанов.
– Пойду на юго-восток, – отвечает он.
– Почему?
– Это проверка?
– Да. Итак?
– Потому что ближайшее жилье – это коттедж, а коттедж сейчас к юго-востоку от нас. Правильно?
У этого парня хорошее чувство направления и ориентации в пространстве. Отлично.
– А что у тебя в рюкзаке?
– Питательные батончики, фонарик, вода, аптечка и книга. Я знаю, ты не говорил мне брать книгу…
– Молодец. И нет ничего неправильного в том, чтобы взять с собой книгу. Можно найти хорошее место, чтобы сесть и почитать.
У меня с собой тоже облегченное туристическое снаряжение: компас, еда, вода, карта района. И тонкий томик Гаррисона Кейллора, но Коннору я этого пока не говорю. А еще девятимиллиметровый «Глок» и охотничий нож, карманный рыболовный набор и теплоизолирующие одеяла – на тот случай, если мы застрянем здесь на ночь. Пребывание в Афганистане научило меня одному: никуда не ходи, если не готов столкнуться с тем, что тебя там ждет.
И хотя, по идее, это дружественная территория, никогда нельзя загадывать наперед. В этом мы с Гвен похожи.
Мы идем по охотничьей тропе примерно полчаса, когда я улавливаю запах какой-то мертвечины. Это сильная, кисло-сладкая вонь, от которой к горлу подкатывает ком. Коннор тоже чует его и зажимает нос.
– Что это? – спрашивает он. – Скунс?
– Надеюсь, что да, – отвечаю я. Но это не так.
Ветер меняется, и запах исчезает. Я проверяю, в каком направлении склоняются листья, потом схожу с тропы, чтобы снова найти запах. Он обрушивается на меня, точно порция жира со сковороды: горячий, жирный, тошнотворный. Это не скунс, живой или мертвый. Это что-то побольше.
Мы делаем несколько шагов в сторону, и я останавливаюсь.
– Коннор, сверься с картой, – говорю. Он послушно достает карту из рюкзака. – Отметь то место, где мы сейчас находимся.
Он отмечает, и я проверяю. Мы недалеко от Вулфхантер-ривер, бокового русла более крупной реки. Сейчас это скорее широкий ручей, но во время разлива он, скорее всего, опасен. Мы проезжали его по пути в коттедж. Небо синее и ясное, но дожди, вызывающие разлив, могут пройти в десятках миль выше по течению, и шутить с этим не следует.
– Мы собираемся найти его? – спрашивает Коннор. – Ну это, мертвое?
– А ты хочешь найти его?
Некоторое время он размышляет, потом кивает:
– Да.
– Ты же понимаешь, что оно может выглядеть ужасно, верно?
– Понимаю, – отвечает Коннор. И он, конечно, понимает. Он достаточно взрослый, чтобы пользоваться «Гуглом» и отключать «родительский контроль» так, чтобы Гвен не заметила. Парень смотрит на меня снизу вверх. – Но, я думаю, это будет правильно. Я имею в виду, что это может оказаться какое-нибудь животное – а если нет? В этих местах пропадали люди.
Гвен возненавидит меня за это, но я не собираюсь обращаться с этим отважным мальчиком так, словно он сделан из стекла.
– Хорошо, – говорю. – Отмечай наш путь на карте.
Достаю маркер и делаю пометки на стволах деревьев, проходя мимо них. Здесь они растут густо, но подлесок достаточно редкий, и нам удается пробираться сквозь него. Мы спугиваем птиц, которые взлетают, крича и трепеща крыльями, но эти звуки почти теряются в шелесте листьев на ветру. Под покровом леса темнеет, и я на всякий случай останавливаю Коннора и говорю ему достать фонарик, а сам добываю свой. Галогеновые лучи рассекают сумрак, точно скальпели. Я делаю луч своего фонаря шире. Теперь он не бьет так далеко, но зато я лучше вижу, что происходит по сторонам.
Кругом спокойно и тихо, не считая шелеста деревьев и отдаленных птичьих криков. Ни шума автомобильных моторов, ни гула самолетов над головой. Чем дальше мы забираемся, тем более глухими становятся места, и я начинаю беспокоиться насчет диких зверей. Трупы часто привлекают пожирателей падали, в частности медведей.
Но мы зашли не так уж далеко, чтобы наткнуться на медведя. Видим лишь мелкую пятнистую рысь, которая беззвучно ускользает прочь, едва я успеваю ее заметить.
Запах становится всё сильнее, но я не сразу вижу тело – или, по крайней мере, не сразу понимаю, что это оно. Тело лежит на берегу Вулфхантер-ривер, и зеленая вода плещет о его бок. На секунду мне кажется, что это олень, потому что оно какой-то неестественной, перекошенной формы, темное даже в свете наших двух фонариков.
Но олени не носят сандалий. И уж точно у них не бывает скобок на обнаженных белых зубах.
– Отойди назад, – говорю я Коннору и становлюсь впереди него. – На десять футов назад, немедленно.
– Это… – Голос у него дрожит. – Это не… это же не труп, верно?
– Коннор, делай, как я сказал. Отойди назад на десять футов. И не смотри.
Утыкаюсь носом и ртом в сгиб своей руки и подхожу чуть-чуть ближе. На ней нет ничего, кроме сандалий. «Он заставил ее прийти сюда», – думаю я. Может быть, она умоляла оставить ей обувь, и он оказал эту маленькую милость. Я не вижу поблизости даже обрывков одежды. Не могу сказать, как она умерла, как могла выглядеть при жизни и даже к какой расе принадлежала: тело настолько раздуто и искажено, что напоминает голливудскую куклу-монстра. Но у нее светлые волосы – были. Их выдранные клочья застряли в ближних кустах, пряди мягко покачиваются на речных волнах. Здесь побывали животные, и я резко выпрямляюсь, осознав, как много опарышей кишит вокруг тела – целая армия. И повсюду мухи.
Ее пустые глазницы смотрят прямо вверх, на темные кроны деревьев, словно она надеялась увидеть что-то в небе.
– Сэм? – Голос Коннора дрожит еще сильнее. – Сэм!
Я возвращаюсь к нему. Он выключает свой фонарик, его частое дыхание сбивается. Я разворачиваю его к себе.
– Коннор, прошу, послушай меня. Дыши глубже, ладно? Это хорошо. Хорошо, что мы пришли сюда и нашли ее. Теперь нам нужно вернуться и позвонить в полицию.
– Ее кто-то убил? – Парня бьет дрожь. Я кладу руку ему на лоб, покрытый холодным липким по́том. Достав из рюкзака одно из теплоизолирующих одеял с фольговым покрытием, заворачиваю в него Коннора. – Кто-то оставил ее здесь? Так же, как мой отец…
– Это может быть совсем другое, – лгу я ему, потому что мне кажется, что он нуждается в таком утешении. – Может быть, она просто туристка, которая заблудилась и умерла от сердечного приступа – что-то вроде этого… Но хорошо, что она больше не будет лежать здесь совсем одна, брошенная, верно?
Это заставляет его собраться. Он кивает и плотнее заворачивается в одеяло.
– Ладно, давай пойдем обратно к нашей тропе, – говорю я ему. Достаю свой телефон и проверяю связь. Сигнал есть, но слабый и медленный. Тем не менее, пока мы идем, я набираю 911. Коннор смотрит на карту, словно это GPS-устройство; сейчас он не особо соображает. Я при помощи встроенной в телефон ультрафиолетовой подсветки проверяю метки, оставленные маркером на деревьях. Достаточно хорошо видно, куда нам нужно идти.
– Полицейское управление Вулфхантера. Что случилось? – спрашивает меня женский голос в трубке. Он слабый и призрачный – связи почти нет.
– Мне нужно сообщить об обнаружении трупа, – говорю я ей. – На южном берегу Вулфхантер-ривер, примерно в двух милях от «Вулфхантер-ривер-лодж».
– Я не расслышала, сэр. Не могли бы вы повторить…
Звонок обрывается. Черт! Я пробую снова; мне отвечает тот же самый голос.
– Я звоню, чтобы сообщить о найденном трупе. Южный берег Вулфхантер-ривер, примерно две мили от…
– Сэр, пожалуйста, назовите свое имя.
– Сэм Кейд. Примерно две мили от «Вулфхантер-ривер-лодж».
– Этот человек дышит, сэр?
Я думаю о раздутом, почерневшем трупе.
– Нет.
– Вы пробовали применить искусственное дыхание?
– Нет. Она разлагается. – Знаю, что они обязаны задавать эти вопросы, но сейчас это бесит. Как и Коннор, я все еще пытаюсь справиться с увиденным, но, в отличие от мальчика, я видел и худшие вещи, причем лично, а не на экране. – Мы направляемся обратно к коттеджу. Вышлите полицию, я проведу их к телу. Мы оставили метки на тропе.