Они даже не останавливаются, чтобы подобрать своего дружка.
Я смотрю вперед, но по-прежнему не вижу полицейских мигалок, не слышу успокаивающего звука сирены. «Пикап может повернуть обратно. Они могут вернуться». Однако не думаю, что они это сделают. Они потеряли по дороге ружье, пистолет и одного из своих приятелей, и они не знают даже, ранили ли кого-то из нас, однако знают, что мы можем удирать и дальше.
Я сбрасываю газ, настороженно всматриваясь, не мелькнут ли снова сзади огни фар. Ничего. Непроницаемая, давящая темнота. И я знаю, что нужно продолжать ехать дальше. Там, позади, ублюдок, который стрелял в нас. И возможно, пистолет все еще при нем.
Но он может и лежать у дороги, истекая кровью и умоляя о помощи. Я – параноидальная сволочь, когда речь идет о выживании моей семьи, но я также и человек. Я не могу оставить кого-то умирать в одиночестве. Даже того, кто пытался убить нас.
Особенно если он мог бы ответить на вопрос, почему делал это.
– Мама?
Я смотрю на дочь сверху вниз.
– Они уехали? – Голос ее звучит твердо и спокойно. Но в отблесках приборов на панели я вижу дорожки от слез, блестящие на ее щеках.
– Да, милая, они удрали. Всё хорошо. Коннор, солнышко, ты в порядке?
Он уже взбирается обратно на заднее сиденье и смотрит в разбитое заднее окно. Я гляжу в боковое зеркало. Никакого движения.
– Да, – отвечает Коннор. И ни слова больше. Наверное, чтобы я не слышала, насколько он испуган. Сегодня в моего сына уже стреляли. Сочувствие, временно охватившее меня, отступает бесследно, и я хочу убить этих негодяев, включая того, который лежит на дороге.
– Пристегнитесь оба. – Я проверяю скорость. Всё еще в полтора раза выше разрешенной, но мне плевать. Мне нужна полиция. Наконец я вижу красно-синий проблесковый маячок, мигающий в просветах между деревьями. Должно быть, впереди дорога снова поворачивает.
Я вспоминаю, что разговаривала по телефону с Фэйруэзером, но когда ищу свой смартфон, его нигде не видно. Скорее всего, провалился в зазор между пассажирским сиденьем и дверцей, но до него мне сейчас не дотянуться.
Притормаживаю и останавливаю машину у обочины. После того как я выключаю двигатель, мне требуется выждать несколько секунд, чтобы обрести контроль над собой. Руки у меня трясутся так сильно, что я едва не роняю ключи, когда передаю их Ланни.
– Найди мой телефон, он должен быть где-то за креслом с твоей стороны. Надеюсь, детектив Фэйруэзер все еще на линии. Если нет, перезвони ему. Расскажи, что случилось и что происходит сейчас. Заприте дверцы и будьте внимательны. Если меня арестуют или со мной случится еще что-нибудь, немедленно увози Коннора отсюда; просто садись за руль и гони. Понимаешь? Позвонишь Хавьеру и Кеции, попросишь помощи и направишься куда-нибудь в безопасное место. Не останавливайся, пока не убедишься, что ты в безопасности, на остальное плевать.
Она кивает. Я прошу от нее многого, но я знаю Ланни. Знаю, что она может это сделать – и сделает.
– Мама… – говорит дочь, когда я начинаю закрывать дверь. Наши взгляды встречаются. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Вас обоих, очень сильно. Коннор, пожалуйста, слушайся сестру, пока я не вернусь.
– Буду, – обещает он, что весьма редко. – Я тоже люблю тебя, мама.
Я закрываю дверь и слышу, как защелкивается замок. Потом прислоняюсь к внедорожнику и поднимаю руку. Шерифская патрульная машина выныривает из-за поворота, сбрасывает скорость, сворачивает к обочине и тормозит. Потом следует короткая пауза – я полагаю, они сообщают свои координаты и номер моей машины, – а затем одинокий помощник шерифа вылезает наружу и медленно идет ко мне, окидывая взглядом внедорожник, двух детей, сидящих в машине, мои поднятые руки. Сам он держит в руке пистолет.
– Как ваше имя, мэм? – спрашивает он. Не «это вы вызывали подмогу?». И на самом деле это умный ход.
– Гвен Проктор, – отвечаю я и вижу, как он заметно расслабляется. Но документы у меня все же требует. Я предъявляю водительское удостоверение. Помощник шерифа – полноватый мужчина средних лет, афроамериканец, с бритой головой и коротко подстриженной бородой. – Не знаю, что произошло, но нас преследовали и стреляли в нас из ружья, а потом из пистолета.
– Кто-нибудь ранен?
– Нет, мы все целы.
– Вы можете попросить детей выйти из автомобиля? Будьте добры.
Я не хочу, чтобы они выходили. Пока нет.
– Я предпочту оставить их там, пока вы не убедитесь в безопасности этого места.
Он хмурится:
– Мэм…
– Человек, который стрелял в нас, в конце этой погони оказался выброшен из кузова пикапа, но я не знаю, способен ли он еще открыть огонь. Пока я не буду знать, что он обезоружен, им лучше оставаться в безопасности.
Он принимает это объяснение и спрашивает:
– Где его выбросило?
– Вот там, на повороте, – указываю назад. – Я пойду с вами. Похоже, его отшвырнуло к северной обочине.
– Нет, мэм, я прошу вас остаться здесь, у вашей машины, и не двигаться с места. Я вернусь как можно скорее. Через пару минут должна прибыть вторая патрульная машина, подождите их. – С этими словами он скрывается в темноте, и его местонахождение выдает лишь подрагивающий луч фонарика.
Стучу в окно. Ланни, сидящая теперь на месте водителя, опускает стекло.
– Телефон, – говорю я ей. Она протягивает его мне. – Спасибо, солнышко. А теперь закрой окно.
Проверяю сигнал и обнаруживаю две «палочки». Слава богу. И что еще лучше, Фэйруэзер каким-то образом все еще на связи.
– Гвен? Боже всемогущий, вы меня напугали.
– Да, извини, – говорю я на чистом рефлексе. Я не сожалею – напротив, довольна, как слон, что по счастливой случайности он оказался свидетелем всего этого. – Я предприняла кое-какие защитные действия. Пикап уехал прочь, в сторону Вулфхантера. С нами всё в порядке, первая патрульная машина уже здесь. Помощник шерифа ищет стрелка, которого выбросило из кузова.
– Вы смогли как следует разглядеть цвет и модель пикапа?
– Да, когда его занесло. Красный «Форд F-150», я совершенно уверена. Думаю, его не сложно будет найти, выглядит он новым.
– Как дети?
– Испуганы до смерти. Они и так уже испытали достаточно, без таких вот сюрпризов. Если нужны улики, то мой внедорожник продырявлен несколько раз, а может быть, они смогут найти для сверки и сами пули. Это было не случайное сельское развлечение. Эти люди хотели моей смерти, детектив. И я хочу знать, почему именно и кто они такие.
Мне кажется, что я уже знаю это, но я не совсем уверена в Фэйруэзере. По крайней мере, не настолько, чтобы делиться с ним такими соображениями.
Я понимаю, что голос мой звучит слишком высоко и что меня бьет крупная дрожь. Адреналин постепенно выходит из организма, поскольку обстановка сделалась менее опасной. В моем воображении проносятся жуткие картины – дети ранены, истекают кровью, умирают… И насколько спокойной я была прежде, настолько же не могу сейчас сдержать подступающий гнев. Я хочу убить этих людей за то, что они угрожали моим детям.
Детектив Фэйруэзер что-то говорит, и я пытаюсь разобрать его слова:
– …номер пикапа?
– Нет, – отвечаю я ему. – Как я уже говорила вам… здесь на дорогах очень темно. И почти все время в мое зеркало заднего вида светили их фары.
– Грузовик не опрокинулся? Повреждений на нем нет?
– Нет. Его просто закрутило, но он выровнялся. И уехал обратно в сторону Вулфхантера.
Детектив прикрывает телефон ладонью и с кем-то разговаривает – наверное, снова с диспетчером. Я слышу голоса, но не разбираю слов.
– Хорошо, – произносит он. – По этому пикапу будет объявлен всеобщий розыск. Вы не заметили никаких отличительных особенностей? Наклейки на бампер, вмятины, ржавчина?
– Он был довольно грязный, но в хорошем состоянии, – говорю я. – Кажется, на заднем стекле была наклейка в виде американского флага. Но у меня не было времени на то, чтобы разглядывать его, – я пыталась остаться в живых.
Между деревьями мелькают красно-синие огни второй патрульной машины, поэтому я заканчиваю разговор с Фэйруэзером и откладываю телефон. Когда из машины выходит второй помощник шерифа, я повторяю ритуал поднятия рук. Этот человек выглядит куда более агрессивным, чем первый.
– Держите руки выше! – кричит он. Свет галогенового фонарика резко освещает меня, мою машину, дорогу. – Выше!
– Если я подниму их выше, то вывихну плечо, но я попытаюсь. – Я стою совершенно неподвижно, потому что он, похоже, из тех, кто способен убить даже за подергивание века. Полицейский разворачивает меня лицом к капоту моего внедорожника.
Я мгновенно оказываюсь в прошлом. Мои руки лежат на раскаленном металле старой машины, принадлежащей Джине Ройял, мои маленькие беззащитные дети смотрят на происходящее через лобовое стекло, широко раскрыв глаза. Разрушенная стена гаража в нашем прежнем доме. В проломе, в проволочной петле лебедки, покачивается мертвая девушка.
Это картины прошлого. Жуткие картины. Желание дернуться назад, ударить этого помощника шерифа по бесцеремонным рукам почти непреодолимо. «Дыши, – говорю я себе. – Это другое. Это не прошлое. Ты в безопасности. Ты в безопасности».
Но разницы совершенно не чувствуется.
Наконец полицейский делает шаг назад, но продолжает давить одной рукой мне на спину.
– Не двигаться, – приказывает он. – Скажите этим детям…
«…выйти из машины», – намеревается произнести он, но не успевает. Его коллега зовет его, и помощник шерифа в последний раз толкает меня в спину, подтверждая приказ оставаться на месте. Потом я слышу его тяжелые шаги, удаляющиеся прочь. Смотрю и вижу, как он включает фонарик и направляет луч на своего темнокожего коллегу.
Я понимаю, что оба они стоят над человеком, лежащим у обочины дороги; верхняя половина его тела свесилась в кювет. Должно быть, он мертв или без сознания – не шевелится, даже не пытается изменить свою неестественную позу. Помощники шерифа молча смотрят на тело сверху вниз. Наконец один из них садится на корточки и наклоняется над кюветом, в то время как второй придерживает его за ремень, не давая упасть. Я предполагаю, что они проверяют признаки жизни у стрелка. Очевидно, впустую – судя по тому, как первый выпрямляется и качает головой.