Сэм хрипло выдыхает, словно я ударила его ножом в живот. Несколько мгновений он не шевелится, только склоняет голову и пытается дышать. Я жду. Если он протянет руку ко мне или к любому из моих детей, я сломаю эту руку. Я буду выкручивать ее, пока он не согнется, и тогда я перебью ему гортань прямым, сильным ударом кулака. Я отчетливо представляю себе эту последовательность действий, но не вижу его лица на этой картинке. Просто пустое место. Потому что в этот момент я не могу осознать, кто же на самом деле тот человек, который сидит напротив меня.
Сэм распахивает дверцу машины и выскакивает наружу, словно ему не терпится убраться от меня подальше. Но, не успев сделать и шага, он шатается и прислоняется к машине с той стороны, где сидит Ланни. Согнувшись пополам, упирается руками в колени и хватает воздух широко открытым ртом.
– Поехали, – говорит Ланни. – Просто уезжаем отсюда, мама. – По лицу моей дочери струятся слезы. – Я хочу домой!
Я подвела их. Снова. И даже не знаю, как теперь исправить это.
– Хорошо, – отвечаю я ей. – Сейчас поедем.
Но прежде чем я успеваю переключить передачу, Коннор распахивает свою дверь и выходит наружу. Я замираю, потому что не знаю, что он собирается делать, пока он не обходит машину и, встав перед Сэмом, не спрашивает:
– А теперь ты говоришь нам правду? Всю правду? Точно?
Сэм кивает. Он все еще дрожит и пытается дышать. Я представить себе не могу, что чувствует сейчас мой сын, но я не хочу останавливать его. Не могу.
– Мама! – Ланни изо всех сил бьет кулаком по спинке моего кресла. – Сделай что-нибудь! Усади его обратно в машину, и поедем!
– Коннор! – Он не слушает меня. Я распахиваю свою дверцу и ступаю наружу. – Коннор, вернись в машину!
Но мой сын игнорирует меня – и Ланни, которая мечется внутри. Он сосредоточенно смотрит на Сэма.
А потом говорит:
– Я понимаю. – Он обращается не ко мне. Он обращается к Сэму. – Они злы на тебя. Я тоже зол. Но кто-то запросто может сбить человека с толку, сказав ему то, что он хочет услышать. Я слушал моего… моего отца, даже когда знал, что не надо этого делать. – Коннор сглатывает, и я вижу, как он нервничает. И насколько ему трудно говорить все это. – Мы и раньше знали, кем ты был. Это не другое. Это просто… больше, чем было.
– Малыш… – Сэм опускает голову. – Ты должен вернуться в машину. Твои мать и сестра хотят ехать домой.
Я хочу сказать что-нибудь, но не могу. Здесь и сейчас что-то происходит, и это что-то очень важное.
Коннор говорит:
– Когда-то ты нас ненавидел. Но потом ты исправился. И я всё еще тебе верю.
Это больно. Внутри у меня царит полный хаос, кружащийся стальной вихрь, который режет, режет и режет. «Коннор – ребенок, он всего лишь ребенок, он не может понять». Но в некоторых вещах мой сын понимает больше, чем я когда-либо смогу осмыслить.
Сэм мучительно-хрипло выдыхает, а потом сгребает моего сына в такие неистовые объятия, что мне становится больно. Коннор обнимает его в ответ. И я знаю этот взгляд. Я прочувствовала его от начала до конца. Мне знакомо это чувство потери, этот страх и, самое главное, эта любовь.
Сэм любит моего сына.
Действительно любит.
– Мама! – Ланни тоже вылезает из машины. Она бледна, испугана и не совсем понимает, что происходит. Я обнимаю ее одной рукой и привлекаю к себе. – Мама, Коннор не может просто… не может просто взять и простить его!
Но она ошибается, и я вижу это, словно неожиданный отблеск солнечного света. У нас на глазах происходит нечто прекрасное. Нечто драгоценное. Никто не заслуживает этого. Но Сэм этого достоин.
– Ланни, – тихо говорю я, – Коннор прав.
– Мама, мы не можем доверять ему!
Я это знаю. Нет ни единой причины доверять ему, не считая… не считая всего, что Сэм сделал с тех пор, как пришел к нам. Он ни разу не причинил нам боли – не считая тех моментов, когда его прошлое открывалось нам. Он ни разу не сделал нам ничего плохого, но всегда был моим партнером, моим защитником, моим поборником. Это не игра. Это не может быть игрой, потому что прямо сейчас, в настоящий момент, я вижу последствия его откровенности. Он знал, что так будет. И все равно сказал нам.
Это отважный поступок. Это поступок того Сэма, которого я знаю.
Он целует моего сына в макушку и говорит:
– Я люблю тебя, Коннор. Помни это, хорошо?
Тот делает шаг назад.
– Ты не можешь уйти.
– Но я должен, – возражает Сэм. – Верно?
Мы с ним смотрим друг на друга с разных сторон машины. У меня перехватывает дыхание от нового приступа острой боли; я вижу рану в его сердце. Урон уже нанесен.
– Сэм, – говорю я ему, – садись в эту чертову машину.
Он моргает. Я вижу проблеск надежды, которая тут же угасает.
– Миранда…
– Ты говорил, что она уничтожит нас. Не позволяй ей этого.
– Слишком поздно. Так?
Я искренне не знаю этого.
– Ты не можешь просто… уйти. У тебя нет денег, нет никакого способа выбраться из города. Если только Майк…
– Нет, – прерывает он меня. – Майк на ее стороне.
Я не знаю, что сказать. Я не единственная, кого сегодня предали. Ему уже было больно, а теперь стало еще хуже. Он одинок, как никогда раньше.
– Ты права. Она действительно заплатила за меня залог, – говорит он. – Они с Майком предоставили мне выбор. Я выбрал вас. Я выбрал это.
Если он говорит правду, то это самое важное, что кто-либо когда-либо делал для нас. И несмотря на пропасть между нами, несмотря на то что боль от сделанного им до сих пор ощущается остро и сильно, несмотря на все прошедшие годы… я не могу игнорировать этот поступок.
Ланни шепчет:
– Мама? Мама, но… то, что он сделал…
– Считается только то, что он делает сейчас, – отвечаю я ей и поворачиваюсь, чтобы взглянуть прямо на нее: – Ты веришь мне?
Ланни неохотно кивает. В ее глазах блестят слезы. Она испытывает боль и замешательство. Я понимаю это.
Снова поворачиваюсь к Сэму и повторяю уже сказанное, но немного мягче:
– Пожалуйста, полезай в эту богом проклятую машину.
Секунду Сэм смотрит на меня, застыв на месте. Потом втягивает воздух и вытирает лицо ладонью.
– Мне жаль, – произносит он.
– Знаю.
Я жду, пока он снова не сядет в машину, потом присоединяюсь к нему. Коннор залезает на заднее сиденье. Снаружи остается только моя дочь. Она медлит, бросает на меня сердитый взгляд, а потом проскальзывает на свое место.
– Спасибо, – говорю я ей. Ланни скрещивает руки на груди и смотрит в сторону. Она еще не готова, но это пройдет. По крайней мере, я на это надеюсь.
Мы – не семья. Но мы вместе, и это шанс начать все сначала.
– Пожалуйста, скажи мне, что мы уезжаем из этого чертова места, – просит Ланни.
– Тебе можно уехать? – спрашиваю я Сэма. Он пожимает плечами, застегивая ремень безопасности. – А залог…
– Это деньги Миранды.
Этого мне достаточно, чтобы нажать на газ.
Мы в пути уже пятнадцать минут, когда мой телефон звонит.
Смотрю на имя на экране. Я намеревалась сбросить звонок, но это Гектор Спаркс, и я чувствую себя обязанной ответить. Ставлю звонок на громкую связь.
– Гвен Проктор слушает.
– Мисс Проктор, мне немедленно нужна ваша помощь. Вы должны найти ее! – Голос у него встревоженный.
– Найти кого?
– Веру Крокетт, – объясняет он. – Она сбежала. И мне кажется, она в огромной опасности.
– Что? Как, черт побери, она…
– Полицейские утверждают, что были просто беспечны, – отвечает адвокат. Он явно нервничает и, судя по звукам, расхаживает туда-сюда по комнате. – Но я считаю, что они нарочно позволили ей удрать: ее оставили без присмотра в фургоне, стоящем перед зданием суда. Думаю, что это заговор, призванный заставить ее замолчать. Теперь, когда она в бегах, ее легко могут убить.
– Из-за того, что ей известно? – Мой тон становится резким. – После того как мы поговорили с ней, вся моя семья в том же самом списке, вы это понимаете? Вы знаете, что тот, кто убил Марлин, вероятно, охотится и за нами? Вы же не настолько глупы, верно?
Несколько секунд Спаркс молчит. Потом произносит:
– Я больше ни к кому в этом городе не могу обратиться за помощью. Ни к единому человеку. Если вы найдете Ви и приведете ее ко мне домой, то обещаю, что смогу обеспечить вам всем безопасность, – и сделаю это. Но ее нужно найти. Немедленно. Мисс Проктор, я не преувеличиваю, когда говорю, что без вашей помощи у нее нет ни единого шанса.
«Черт бы тебя побрал!»
Нужно ехать дальше. Я ничего не должна этой девушке. Ничего.
Смотрю на свою дочь в зеркало заднего вида. Губы ее приоткрыты. Вся отгороженность исчезла. Она смотрит на меня так, будто ожидает, что я что-то сделаю.
И сейчас я не могу подвести ее.
Разворачиваю машину.
– Я знаю, куда она пошла, – говорит Ланни.
– Но откуда ты можешь…
– Она пошла в дом своей мамы. Она испугана и знает, что ее хотят убить. Так куда ей еще идти, верно?
Моя дочь умна. Умнее меня, потому что это рассуждение совершенно логично, и это заставляет меня гадать, думала ли Ланни когда-нибудь о том, чтобы совершить суицид. Была ли она когда-нибудь настолько одинокой и отчаявшейся. А потом я понимаю по ее взгляду – да, была. И, конечно, думала об этом, учитывая то, какой жизнью она вынуждена жить. Это рана, которую мы с Сэмом нанесли ей вместе, хотя и по совершенно разным причинам.
Я должна сделать все, чтобы не подвести ее снова.
Полиция ведет поиск по квадратам, начиная от здания суда, и у них уйдет не так уж много времени на то, чтобы добраться до обнесенного заградительной лентой дома Крокеттов. Я направляюсь прямо туда и останавливаю машину у тротуара. Пока что патрульных машин не видно. Замечаю, что лента, прежде запечатывавшая входную дверь – ту самую, с дырой от выстрела из дробовика, – сорвана и трепещет на ветру, прилипнув в углу.
– Оставайтесь здесь, – приказываю я, обращаясь ко всем, но никто меня не слушает. Бегом приближаясь к двери, оглядываюсь. Сэм идет за мной. И, что еще хуже, моя дочь тоже идет. Всходя на крыльцо, я замедляю шаг. Последнего человека, заставшего ее врасплох, Вера пыталась убить. Я жестом велю своим спутникам держаться позади и подкрепляю это яростным взглядом.